Возвращаюсь с работы: голодный, злой. Целый день работал — устал. А дома жена... Умница, красавица. Молча ужин ставит, а на лице кисляк такой. Но верная договору: пока не накормит — грузить не будет.
Готовит она божественно. К концу ужина злость заменяется сытой негой и уверенностью в завтряшнем дне. Дети убежали играть, и, пока мы пили чай, она рассказывала про свои расстройства.
Всё, что её расстраивало, было каким-то мелким, тягучим и не стоящим внимания. Она как будто говорила мне: "Милый, я просто устала, а ещё так долго до пятницы..."
Она начала убирать посуду со стола. Одетая в облегающее платьишко, курсировала от стола к раковине.
Не сдержал себя мой внутренний добрый молодец, и, влепив ей ладошкой по заднице, я рванул с пробуксовкой на лоджию. Через дверь там протиснулся в спальню, чтобы с тыла попасть снова в кухню мне...
Тут с воплем: "Агаааа! Попался!!!" — в дверях появляется жена.
Я разворачиваюсь и щемлюсь на лоджию, с надеждой на спасение. Но она проворнее оказывается, и мне прилетает нехилый подсрачник. Ага — теперь я вОда.
Следую за затихающим топотом. Она убегает по кругу кухня-лоджия-спальня-прихожая-кухня. Хохоча и топоча нарезаем круга три. Потом я её приёмом воспользовался и, в обратную сторону побежав, застал в расплох её:
— Ага, попалась!!!
Тут и дети из детской выбежали, услышали наконец, что что-то происходит...
— Мама — МАМОНТ!!!
— Урааа!!!
Бросок через бедро поверг "мамонта" на кровать: "Я держуу!!!"
Ещё 2 члена племени приступило к "разделке Мамонта". Вдвоём щекотим её бока, "сдираем шкуру", а 4-х летний соплеменник подносит страшнейшее оружие: тактическую подушку. По мамонту надо иногда, знаете ли, подушкой стукнуть, чтоб не визжал так сильно.
Мамонт ревёт, вырывается из последних сил встаёт на ноги, и теперь охотникам надо тикать, что есть силы! Мы через кухню ломимся, застревая в дверях замешкавшись. Мамонт ревёт!
Похоже нам несдобровать. И теряем мы младшего соплеменника.
Дальше хуже было! Малой соплеменник был принят мамонтёнком в отряд противника. После того, как он мамонтов вооружил подушками, они назвались охотниками: объявили мамонтами всех остальных, пошли на нас охотиться.
Долго ли, коротко ли, длилась эта битва — не засекал никто. Синяки и ссадины не запомнились.
А морщинки мимические добавились, и сердечные — поразгладились.
