Когда Ганс немного утихомирился, он спросил проводника.
- Сегодня я бы хотел лично разложить конфеты в лесу. В качестве, так сказать, научного эксперимента.
- Но герр Щербет...
- Нет, нет и ещё раз нет, - упрямо замотал головой Ганс. – Я знаю, что это опасно, и вы, благородная душа, хотите уберечь меня, но право, я могу за себя постоять! Я... Я... я занимался лыжами в школе! Одним словом, я пойду и точка. И к тому же, не забывайте, что для чистоты эксперимента, приманку должны раскладывать разные люди. В противном случае, эти бумажные черви, эти кабинетные бездельники, эти бумагомаратели учёные обвинят нас в мошенничестве! Да, да, друг мой, я вижу, как вы побледнели. Я полагаю, что это от гнева. Я сам был в гневе, поверьте, но что поделаешь, не мы устанавливаем правила в научном мире. Пока...
Сказав это, Ганс оделся, взял кулёк конфет и вышел из хижины. Его не было около часа, после чего, замёрзший и улыбающийся, он ввалился обратно и сел к огню.
- Ну и стужа за окном, - сказал он,. – И как йети не холодно босиком? Просто поразительно...
Ганс долго разглагольствовал на тему йети тем вечером, а Кхура сидел как на иголках. Ему непременно нужно было под каким-либо предлогом выбраться наружу, но герр Шуберт и не думал засыпать. Он пил кофе кружку за кружкой и к полуночи так взбодрился, что вовсе решил не ложиться спать.
- Я буду писать всю ночь, - сообщил он Кхура. – У меня уйма материала. Мне нужно всё записать сейчас же, пока все события свежи в моей памяти.
- Но герр Щербет, – умолял его проводник, - вам непременно нужно отдохнуть.
- И слышать не желаю, - смеялся Ганс. – Я буду работать, а вы спите.
Кхуре ничего не оставалось делать, как лечь и уснуть, а утром, наблюдать угрюмое выражение на лице невыспанного Ганса.
- Ни одного следа... – бормотал тот. – Ни единого, вы представляете? Что-то случилось... Я чувствую, что что-то случилось... Мы чем-то обидели их или они просто ушли в другое место... Мы были так близко и вот... Что же теперь делать, что же делать?..
- Такое бывает, - пытался успокоить его Кхура. – Иногда их нет несколько дней кряду, а затем – раз, и целая стая прыгает вокруг вас. Не стоит так переживать...
- Нет, не успокаивайте меня, - стонал Ганс. – Они ушли. Они бросили нас! Боже, как я несчастен... Но знаете что, мы их отыщем!
Глаза Ганса внезапно загорелись фанатичным огнём, и он принялся собирать вещи.
- Одевайтесь, Кхуру, – воскликнул он. – Они не могли далеко уйти. Мы отыщем их и вновь приманим! Скорее, они не могли далеко уйти!
Проводнику вовсе не хотелось покидать уютную хижину, и он спешно пытался придумать нечто, позволяющее им остаться.
- Постойте, герр Щербет, - сказал он, когда Ганс уже пристёгивал лыжи. – Постойте... Я, кажется, понял, в чём причина их отсутствия...
- И в чём же, – спросил Ганс.
- Скажите, перед тем, как разложить конфеты, вы мыли руки?..
- Э-э-э, - почесал затылок Ганс, – не думаю... А что, это так важно?
Кхура рассмеялся сухим смехом и принялся распаковывать свой рюкзак.
- Раздевайтесь, герр Щербет, - сказал он. – Мы остаёмся. Йети никуда не уходили. Они тут.
- Ничего не понимаю, - удивился Ганс. – Вы можете толком объяснить, что происходит?
- Это моя вина, герр Щербет. Я забыл вас предупредить.
- Предупредить о чём?
- О том, что йети необычайно чистоплотны, - ответил Кхуру. – Они умываются по сорок раз на дню и никогда не возьмут конфет у человека, если он перед этим тщательно не вымыл руки.
- Вот оно что... – выдохнул Ганс. – Такая мелочь, подумать только...
- Такая мелочь может стоить нам обоим жизни, герр Щербет, - продолжил Ганс. – Грязные руки оскорбление для снежного человека. Это как... это как грязные руки! Нет ничего противнее.
- А вы мыли руки, перед тем как раскладывали конфеты в прошлый? – уточнил Ганс.
- Конечно, а потом ещё четырежды протёр их чистым снегом, - с достоинством ответил Кхура. – И результат вы видели.
- Да, - покачал головой Ганс. – Но они же вернутся, да?
- Несомненно, - ответил Кхура, - но отныне конфеты буду раскладывать только я, и это не обсуждается! У йети превосходный нюх. Если они вновь почуют на угощении ваш запах – жди беды. Они соберутся в стаю, придут сюда ночью, окружат нашу хижину и заметут её снегом, так что мы окажемся в ней замурованы навечно... Я уже видел такие ледяные склепы. Ужасное зрелище, герр Щербет, просто ужасное...
Ганс поёжился и отважился на последнюю попытку.
- Но научное сообщество...
- Плевать на научное сообщество, - грозно прикрикнул Кхура. – Не им замерзать в плену у йети. Короче, либо вы подчиняетесь моим правилам, либо всё, я разрываю наш контракт и ухожу...
Кхура встал и начал рыться в рюкзаке в поисках контракта. Видя его решимость, Ганс покорно повесил голову и кивнул.
- Хорошо. Будь по вашему.
- Вот и славно, - расцвёл улыбкой Кхура. – Будьте паинькой, герр Щербет и можете снова смело готовить ваш фотоаппарат к завтрашнему утру.
- Вы думаете, они придут?.. – жалобно пропищал Ганс.
- Без сомнения. Они спят и видят наши карамельки, герр Щербет, - ответил Кхура. – Сами убедитесь.
Понятное дело, что следов следующим утром было в избытке. Ганс благодарил небеса и Кхура, и не расставался со своим фотоаппаратом. Вдобавок, проводник развесил на сучьях куски пакли и герр Шуберт, приняв её за шерсть снежного человека, заботливо переложил её в специальный конверт.
- Я отправлю эту шерсть в Британский музей, – гордо сообщил он. – Британские учёные вечно задирают нос. Это собьёт с них спесь...
Тем же вечером, Кхура, которому стало лень забираться далеко в лес, сказал:
– Сегодня я положу приманку совсем рядом с домом. Думаю, они достаточно осмелели.
- А что если я попробую сделать несколько фотографий, когда они придут? – поинтересовался Ганс. – У меня на фотоаппарате есть отличная вспышка.
- Слишком опасно, - покачал головой Кхура. – Йети боятся молний. Если они внезапно увидят яркий свет, то побегут как зайцы, куда глаза глядят и что ещё хуже, расскажут всем своим знакомым, что к этой хижине лучше не приближаться. Тут даже тонна конфет не поможет...
- Ах, как жаль, - расстроился Ганс. – Мне бы так хотелось увидеть хоть одного снежного человека. Хоть краешком глаза!
- Краешком глаза... – задумался Кхура. – Есть у меня одна идея, но это очень опасно.
- Я заплачу любую сумму! – сказал Ганс. – Всё что у меня осталось, ваше! Пожалуйста, Кхура, помогите мне!
- Хорошо, - хмуро кивнул проводник. – Но вы должны беспрекословно меня слушаться иначе нам не вернутся живыми...
- Я на всё согласен, - воскликнул Ганс. – Что я должен делать?
- Ничего, – ответил Кхура. – Просто сидеть в хижине совершенно неподвижно, с головой укутавшись в одеяло и ждать.
- Ждать чего?
- Ждать, когда один из йети зайдет внутрь... – ответил Кхура, переходя на шёпот.
- Боже, неужели он осмелится войти внутрь?!
- Если всё будет тихо, то да, - сказал Кхура. - Главное, ни в коем случае не вылезайте из-под одеял, а не то ваш запах его вспугнёт.
- Но как же я его увижу? – спросил Ганс.
- Я оставлю вам малюсенькую дырочку, сквозь которую вы его увидите.
- А где будете вы в этот момент? – захотел узнать Ганс.
- Снаружи, - сказал проводник.
- Почему?
- Во-первых, наша лачуга слишком мала, чтобы тут уместилось трое, - объяснил Кхура. - А во-вторых, должен же кто-то остаться снаружи и привести помощь, на тот случай, если йети разозлятся и засыплют хижину снегом.
- Но как я увижу йети в темноте? – спросил Ганс.
- Я разожгу небольшой костёр напротив открытой двери хижины, а потом спрячусь на дереве, - сказал Кхура. - Огня они не боятся.
Ганс одобрил план проводника, и они приступили к его реализации. Первым делом, Кхура заставил герра Шуберта раздеться догола и хорошенько растереться снегом, чтобы отбить запах.
- Ради науки я готов на всё! – сказал Ганс и начал стаскивать штаны.
С криками и охами он долго натирал себя снегом, пока не сделался малиновым и только после этого Кхура позволил ему вновь одеться.
- А вы знаете, - сказал Ганс, когда немного согрелся, - мне даже понравилось. Есть в этом что-то волшебное, голым скакать по снегу у подножия Гималаев...
Когда стало темнеть, Ганс лёг на пол, а Кхура тщательно завалил его сверху снаряжением и свежим лапником, оставив только маленькую дырочку для дыхания и наблюдения.
- Наберитесь терпения, лежите тихо и не ворочайтесь, - приказал Гасну проводник. – Йети долго будет ходить вокруг лачуги, принюхиваясь и присматриваясь, и только потом, заглянет внутрь. Не упустите этот момент.
- Я буду начеку! – донеслось из-под груды вещей. – Я так счастлив!
Кхура прыснул в кулак и вышел наружу. Там он разжёг костёр, сделал себе ужин и неспешно поел. Затем он просто лежал у огня и ел карамель и только около двенадцати, встал, надел свои «волшебные» снегоступы и стал ходить кругами вокруг хижины, кашляя в воротник и шумно сморкаясь. Герр Шуберт, всё это время тревожно вслушивающийся в ночную тишину, вздрогнул:
- Так вот они какие, эти йети, - прошептал он. – Совсем как люди. Хорошо бы один из них заглянул сюда и полакомился бы конфетами... Уж я разгляжу его как следует...
Однако йети не спешил показываться. Он бродил вокруг хижины ещё почти час, пока у Кхура не закружилась голова, а Ганс не начал задыхаться под грудой вещей. Только тогда, проводник снял свою куртку, вывернул её мехом наружу, вновь надел на себя, повалялся немного в снегу и в таком виде протиснулся в хижину. Он хрипел и рычал, колотил руками по стенам и даже уселся на кучу вещей, под которой прятался не живой ни мёртвый Ганс. В крохотную щелку он видел только большую тень, покрытую густым мехом, и от восторга грыз ногти, чего не делал с 5 летнего возраста. Кхура ещё раз потряс хлипкие стены лачуги , доел оставшиеся конфеты, громко рыгнул, и вышел наружу. Там он вывернул куртку обратно, подбросил в огонь поленья и улёгся спать, оставив Ганса ворочаться в своём тесном укрытии.
Утром разговорам не было конца. Ганс с упоением рассказывал о гиганте, что вломился в хижину и весьма убедительно имитировал звуки, которые тот издавал. Он сфотографировал следы вокруг лачуги и расспросил Кхура, что тот видел.
- Он был только один, насколько я смог заметить со своего дерева, - сказал проводник. – Но он был очень большим. Он долго ходил вокруг лачуги, а потом ворвался внутрь и стал так страшно рычать, что я едва не скатился вниз. О, герр Щербет, вы необычайно храбрый человек. Остаться с глазу на глаз с рассерженным йети, это подвиг.
Ганс покраснел от удовольствия.
- Ну, что вы, что вы... – забормотал он. – Я же был в укрытии... Право, не стоит говорить о моей храбрости...
- Но есть одно но, герр Щербет... - грустным голосом сказал Кхура.
- Какое?
- Мои... то есть наши конфеты закончились.
- Совсем?!
- Полностью, – сокрушённо покачал головой Кхура. – Этот громадный йети вчера доел последние остатки. Нам больше нечем их подманивать. Пора возвращаться, герр Щербет...
- А нельзя ли их ещё как-то заманить к нам, - расстроился Ганс. – Может они любят кофе или рыбные консервы?..
- Нет, - ответил Кхура, уставший от подобных приключения и желавший скорее попасть домой. – Либо конфеты либо... свежие ананасы. У вас случайно нет с собой свежих ананасов?
- Нет...
- И у меня нет. Укладывайте ваши вещи, герр Щербет. У вас и так вдоволь материала.
– Да, вы правы, - согласился Ганс. – Да и деньги совершенно закончились...
- Тем более, - ответил Кхура. – Собирайтесь.
Ганс принялся складывать вещи, всё ещё думая о той удивительной ночной встрече с йети, когда случайно, раскрыл рюкзак Кхура и оттуда, прямо ему под ноги вывалились странные снегоступы... В немом изумлении, герр Шуберт поднял их и покрутил перед глазами. Затем приложил к снегу и увидел отпечаток босой ноги.
- Но... – пробормотал он. – Конфеты... йети... Британский музей... как...
Его глаза наполнились слезами негодования, а затем, он издал леденящий душу вопль и, схватив горящее полено, бросился на своего проводника.
- Подождите, герр Щербет, - завопил Кхура, бегая вокруг лачуги на одной лыже. – Не всё так просто, герр Щербет! Дайте я вам всё объясню!
- Я тебе покажу конфеты! – не слушал его Ганс. – Я тебе покажу паклю! Я тебе покажу следы снежного человека! Стой, а не то хуже будет!
Видя, что Ганса не остановить, Кхура схватил вторую лыжу, кое-как нацепил её на ногу и помчался в лес. Ганс бросился за ним, но вскоре потерял беглеца из вида и остановился, чтобы перевести дух. Ярость пополам с обидой душила его.
- Каким же я был идиотом, - бормотал он. – Каким дураком...
Ганс отбросил дымящееся полено, сорвал с шеи и зашвырнул в сугроб свой фотоаппарат, и понуро побрёл обратно, к своей хижине. Он шёл, не разбирая дороги, проваливаясь в сугробы и не замечая ничего на своём пути и внезапно, почувствовал, что земля уходит у него из под ног, и он падает в яму. Герр Щербет испуганно пискнул, а мгновеньем позже оказался в большой берлоге. Близоруко щурясь, он попытался встать на ноги, когда услышал грозное рычание.
«Медведь! – пронеслось в голове бедняги. – Вот и всё...»
Он зажмурился, но, к его удивлению, рычание превратилось в ... смех. Он открыл глаза и увидел перед собой огромного покрытого рыжеватой шерстью человека. Тот смеялся лежа на спине и дрыгал в воздухе босыми волосатыми ногами.
- Ты и есть тот исследователь йети? – хохотал он. – Ой, не могу, не могу! Это тебя дурил Кхура, ходя в своих снегоступах вокруг избушки? Это тебе он подсунул паклю, вместо шерсти? Это ты всю дорогу нёс конфеты, которые он сам и ел? Ха-ха-ха! хи-хи-хи! Га-га-га!
Ганс замотал головой, думая, что ему снится сон, но видение не пропадало.
- Думаешь, это сон? – ещё пуще развеселился йети. – Тогда дайка я тебя ущипну, герр Щербет!
Снежный человек протянул громадную ладонь и больно ущипнул Ганса за бок. Тот взвизгнул и разинул рот.
- Так вы существуете?!
- Как видишь, - весело отозвался йети. – Но как ты нашёл мою берлогу?
- Я гнался за Кхура и провалился сюда, - ответил Ганс. – Но откуда вы всё знаете? Я не понимаю!
Снежный человек потянулся, зевнул и сел удобно уселся на подстилку из сухих листьев.
- Всё просто, - ответил он. – Кхура, мой двоюродный брат.
- Ваш брат? – изумился Ганс.
- А что тут особенного, - насупился йети. – Я хоть и снежный, но человек...
- Но зачем тогда весь этот маскарад? – окончательно перестал что-либо понимать Ганс. – Не проще ли было...
- Показать меня? – завершил его мысль йети. – Мы тоже так думали сначала, но это оказалось плохая идея. Люди вечно всё портят... Они стали приезжать целыми толпами, делать фотографии, вытаптывать лес и мусорить в горах... Мне стало трудно жить той жизнью, к которой я привык. Я даже не мог спокойно прогуляться по лесу, чтобы кто-нибудь не начинал преследовать меня с криками и фотокамерами. Сначала я только смеялся, тому, что про меня писали в газетах, но потом, мне стало обидно. Тогда то мы с братом и решили выставить всё это как розыгрыш. Фальшивку. Кхура сделал свои всемирно известные снегоступы, придумал дурацкую историю про конфеты и всё прочее. Он зарабатывает неплохие деньги на туристах и покупает мне на них орехи и ананасы, которые я очень люблю. В горах теперь стало трудно добывать еду...
- Так значит, все те фотографии из газет, фальшивка?
- Почти все, - криво усмехнулся йети. – Хотя иногда, когда люди окончательно перестают в меня верить и туристы не хотят больше сюда ехать, я вылезаю из берлоги и прогуливаюсь перед какими-нибудь зеваками, чтобы подогреть интерес.
- В жизни бы не поверил! – воскликнул поражённый Ганс.
- Иногда я сам в это с трудом верю, - признался йети и снова засмеялся.
Они долго просидели в берлоге, болтая на разные темы, и расстались как добрые друзья. На прощанье, Ганс подарил снежному человеку свои часы, которые светились в темноте.
- Спасибо, - улыбнулся йети. – Теперь я всегда буду точно знать, когда нужно выходить, чтобы встретиться с братом. Он вечно ругается, если опаздываю...
В свою очередь, йети подарил Гансу амулет, который он смастерил собственными руками из своих волос.
- Вы можете отправить его в Британский музей, если хотите, - сказал он. – Только вам всё равно не поверят.
- Нет уж, - ответил Ганс. – Никаких больше музеев и учёных. Хватит. Мне это надоело. Мне понравилось путешествовать.
- И куда же ты теперь направишься?
- В Африку, - сказал герр Шуберт. – Хочу посмотреть, так ли страшны эти страусы, про которых мне в детстве рассказывала моя бабушка...
Папа хмыкнул и начал протирать очки.
- И они больше не виделись? – спросила Варя.
- Ну почему же, - ответил папа. – Герр Шуберт регулярно навещал своего знакомого, а если у него не было времени, то он просто отправлял посылку с консервированными ананасами и орехами на имя Кхура, на которого он больше не сердился.
- А страусы? Они ему понравились? – спросил Серёжа.
- Сказать по правде, нет, - усмехнулся папа. – Он их по-прежнему не любит. Как впрочем и лыжи.
Конец.