Я остался с бабушкой один дома в первый раз. Недавно мама научила меня пользоваться домашним телефоном. Каждый раз, когда мне хотелось услышать маму, я звонил ей на работу, дышал в трубку и проговаривал:
— А Анастасию Сергеевну можно?
На другом конце доброжелательно отвечали, что, да, можно, только надо подождать. И я ждал. Приходилось, правда, сидеть на телефоне по пять-десять минут, слушать треск и чьи-то глухие голоса в трубке, но мне нравилось. Я маме звоню, она где-то там далеко, а всё-таки близко. Чувствовал себя важным и серьёзным: я же у телефона. Мама приходила, и я ей рассказывал всё, что со мной приключалось в школе, на улице, дома — везде:
— А нас с Виталиком учительница назвала лучшими друзьями. А сегодня Денис на улице подобрал буханку хлеба. И съел и начал всем показывать, что он пьяный теперь. Мам, я игру до пятидесятого уровня прошёл, представляешь!
Мама выслушивала терпеливо, а затем говорила «Ну хорошо!» и шла работать дальше. Она работала медсестрой в реанимации инфекционной больницы, рядом с нашим домом.
Я сидел дома, играл в Dendy, никого не трогал, а тут из кухни жуткий грохот. На четвереньках я прокрался в коридор и увидел бабушку на полу. Она лежала и не двигалась. Я забоялся: а вдруг умерла, вдруг сейчас в квартире труп — и что же мне делать с трупом? Где моя бабушка? А вдруг она оживёт или её дух, приведение поселится теперь в квартире и будет меня пугать по ночам… Бабушка пошевелила головой, издала неприятный звук и перевалилась на бок.
Я позвонил маме на работу:
— Здрасьте, а Анастасию Сергеевну можно?
— Сейчас…
Мама только сняла трубку:
— Бабушка лежит на кухне.
— Как лежит?
— Я не знаю.
— Она шевелится, дышит?
— Да, она упала, но сейчас лежит на боку и спит.
Мама выругалась:
— Пьяная…
Неужели все люди, когда пьяные, такие? Но вот дед, когда приходит из гаража, он же не такой. Он всё равно сильный, могучий. Он не упадёт, его не повалишь тем более. Но то дед…
— Ты иди в свою комнату, ладно? — попросила мама. — Закройся и сиди, поиграй, хорошо? Я скоро буду.
Сел играть в Dendy, а через какое-то время позвонили в дверь. Я не вышел, побоялся. Вдруг это бабушка уже встала, пошла куда-то, а теперь вернулась и опять упасть хочет. Или она там по квартире ходит, вдруг бабушка меня теперь совсем не любит, как деда или дядьку моего родного, её сына, ведь она на них постоянно кричит. «Чтоб ты сдох!» — надолго её голос отпечатался в памяти. А потом наутро выходила, как ни в чём не бывало. Это ведь из-за неё мой лучший друг, Рома, со своими родителями к нам не приходит. Потому что Роминой маме, тёте Свете, бабушка сказала, что она «шалава». «И что это такое? Не знаю, но в голове сразу появляется шалаш или забор», — рассуждал я, играя в приставку.
В детстве я узнавал слова и сразу их пробовал на взрослых, чтобы они рассказали всё, как есть. На шестилетие получил игрушку: солдатик на мотоцикле, — и назвал его «педерастом». Мама удивлённо посмотрела на меня и сказала, что это плохое слово и говорить его нельзя. «Кто тебя научил? Откуда ты узнал?» — спросила она. «В садике», — ответил я простодушно. Та же история повторилась и с «козлом». Так я, когда играл у Ромы дома, назвал ещё одну игрушку, и пришла его мама, и как наругала меня так, что раскраснелся я. А потом Рома рассказывал про «фалымитатыр», и я повторил восторженно за ним это слово, а он: «Тихо ты! Ты чего! Это нельзя говорить, слово-то!»
В доме зазвонил телефон. Я прокрался в коридор снова, снял трубку, голос мужской, басистый, как у попа: «Ты чего, Дим, дверь не открываешь?» Оказывается, крёстный, брат бабушки, хотел зайти. Через пару минут пришёл снова. Не разуваясь, с порога:
— Привет, Дим! Где бабушка?
— Там, — показываю на кухню.
Крёстный выглянул из-за угла коридора, увидел тело, распластанное по полу, и попросил меня уйти в комнату.
Я ушёл, закрыл за собой дверь, но притаился, стал подслушивать. Издалека — ругань, хлопки какие-то, дверью, что ли, хлопали, крики опять. Кажется, я слышал не только басистый дядин голос, но ещё и дедов.
Спустя несколько лет, когда я уже начал понимать слово «пьяный» слишком даже хорошо и распознавать пьяность в голосе, движениях, лице, случай был, и мрачный. Дед с бабушкой хотели ехать на дачу, но бабушка выпила много с утра, опять превратилась в злую, нехорошую, которая всех ругает и всем говорит сдохнуть. Спускаясь по лестнице после ругани, долгой и страшной, бабушка вышла из квартиры, споткнулась о ступеньку и полетела вниз. Она разбила голову, по кафелю разлилась бурая лужа крови. Я в тот день шёл в школу и думал, как там бабушка, потому что никто ей не помог встать: ни дед, ни мать, ни дядя. Она просто лежала в крови, рядом валялась сумка с её вещами, косметика по лестничной клетке рассыпалась. А вдруг она умерла? Почему они ничего не сделали с ней? Может, всё-таки ей потом кто-то помог? Наверное, помог. Напротив нас живёт Слава, про него говорят, что он сумасшедший, но добрый и «к богу близок». Он ей помог: поднял её, довёл до квартиры, положил на кровать, поставил рядом с кроватью иконку, а потом на следующий день повёл гулять около монастыря. «Там такой воздух — сразу любой дурман исходит».
Я вцепился в приставку, сделал погромче звук на телевизоре и играл, чтобы не думать о том, что творится на кухне. Жаль, ещё громче не сделать телевизор, уж больно за дверью там громко.
— Дим, привет, — в мою комнату зашёл дед. — Ты чего так громко телевизор сделал?
— Привет, дед! Так шумно было, дед. Сейчас сделаю потише.
— А ты завтракал хоть, обедал что?
— Нет, бабушка делала еду, а потом упала.
— Ладно, я понял. Пойдём на кухню.
— Но, дед, там же бабушка.
— Нет её там уже.
Комната бабушки с дедушкой рядом с кухней, дверью, когда сильно выпьет, бабушка всегда хлопает. Хлопнет и заведёт своё: «Чтоб ты сдох!» А что такое «сдох»? Собаки сдыхают. Сын её, Митя, всё время дурной, но бесстрашный, говорил: «Я знаю, что подохну под забором». Потом я слушал песню группы «Гражданская оборона», там Летов рычал: «Кто сдохнет первым?» Первым убили Митю: его зарезали у метро или в квартире. Меня поставили перед фактом: дядя умер, его больше нет. Вот так просто: «Доброе утро, Дима, просыпайся, Митю убили». Это было в начале января, почти после самого Нового года. Мы с мамой снимали игрушки с ёлки, и мама плакала. Никогда потом больше не видел, чтобы она так сильно плакала. «Сдох»? Наверное, это и есть «сдох» — когда внезапно наутро все узнают — нет человека, где-то на полпути неизвестно откуда и неизвестно куда взял он — и кончился.
В комнате рядом с кухней собрались крёстный мой, Митя и дед. Они укрывали бабушку одеялом, а она вместо дежурного «чтоб ты сдох!» сказала вдруг «спасибо». И было почему-то радостно от того, что пришёл крёстный, что сегодня так рано вернулся домой дед с Митей, значит, скоро и мама придёт. Все живые и здоровые пока, все в доме. И не надо ничего бояться, не надо делать громче телевизор, чтобы не слышать страшных звуков. Всё так ясно и спокойно…
Уходя, крёстный подошёл к своему рюкзаку, вытащил алюминиевую банку вишнёвой колы и протянул её мне.
— Спасибо, дядь.
— Не грусти и не сердись на бабку.
Вечером по музыкальному каналу показывали клип группы Gorillaz. Я записал его на видеомагнитофон, переписал поверх кассеты с мультфильмом про кота Леопольда. На нужном кадре нажал на кнопку стоп. Шуршащая блеклая картинка остановилась, иногда слегка подёргиваясь. Я открыл альбом и стал перерисовывать «крутых» человечков. В это время бабушка, похоже, уже проснулась, но ещё не протрезвела, так что я слышал, как из-за стены она что-то нехорошее кричит деду.