Глядя на памятник люди думают, что здесь похоронен экипаж танка и уже мало кто помнит о трагедии произошедшей осенью 1945 года.
В конце лета 1945 года руководство Горьковского завода «Красное Сормово» готовилось к совещанию у Сталина, чтобы утвердить послевоенную производственную программу. Всю войну это известное судостроительное предприятие выпускало танки, но за Уралом для этих целей построили новые заводы с мощными конвейерами. Надо было возвращаться кораблестроению, и основной продукцией должны были стать подводные лодки. Субмарины в Сормове стали строить еще с 1930 года, и успели изготовить до войны более 60-ти штук.
Директор завода Ефим Эммануилович Рубинчик корабелом не был, и представлять в Москве планы и идеи заводчан поручили главному инженеру Григорию Ивановичу Кузмину, главному конструктору Владимиру Владимировичу Крылову и начальнику кораблестроительного отдела Михаилу Исаковичу Лернеру, который до войны был начальником Кронштадтской сдаточной базы. Под управлением Лернера судостроительное подразделение завода с 1942 по 1945 год достроило и отремонтировало 27 лодок.
Вызов пришел внезапно, в начале сентября, а опаздывать на такие совещания было не только не принято, но и грозило арестом. Пассажирское железнодорожное сообщение еще работало плохо, поэтому поезд даже не рассматривали. У «Красного Сормова» был собственный самолет Ли-2, который стоял недалеко на аэродроме 21-го авиастроительного завода им. Серго Орджоникидзе. Кроме троих главных членов делегации, в Москву для поддержки летели еще несколько руководящих сотрудников. Среди пассажиров были и женщины: члены семей делегатов-сормовичей, отправившиеся в столицу с оказией.
Погода в тот день, седьмого сентября была нелетная, командир авиаотряда вылет не разрешил. Но лететь было нужно, и пассажиры на аэродроме с тревогой глядели на заполнившие небо низкие черные тучи. Лернер спросил у командира самолёта старшего лейтенанта гражданского флота Коваленко, есть ли добро на вылет, и летчик показал ему запрет диспетчера. Но командир спокойно пояснил, что он- миллионщик (так называли тех, кто налетал более миллиона километров), и имеет право на ночные полеты по приборам. Действительно, экипаж самолета был опытный. Машина всю войну, с самого ее начала, обеспечивала доставку важнейших грузов и людей по всем предприятиям, связанным с производством танков. На ней сотрудники «Красного Сормова» вывозили документацию по Т-34 из осажденного Харькова.
Метеоусловия не улучшались, а ждать больше было нельзя. Кузьмин, как старший по должности и званию, дал приказ на старт. Оторвавшись от земли, борт скрылся в вихре туч и пелене дождя.
Как потом было изложено в материалах расследования катастрофы, в сорока пяти километрах за городом Вязники самолет попал в неотмеченный на метеосводке фронт окклюзии: холодный фронт циклона сомкнулся с теплым.
Условия полета в месте окклюзии всегда очень сложны, там сильные вертикальные потоки воздуха и многослойная плотная облачность. Борт попал в сильную «болтанку», при этом вышел из строя авиагоризонт. Ли-2 стал резко снижаться в нисходящем потоке, а пилот, не имея видимости, временно потерял пространственную ориентацию. Как говорили выжившие, машина падала с высоты почти в километр, и вышла из облаков на боку, с правым креном в 70-80 градусов.
Высота была не больше 30 метров, Летчики боролись до конца, но времени не хватило. От первого удара правое крыло разрушилось, а потом разломился фюзеляж. Лернер, который сидел в хвосте, рассказывал, что часть пассажиров через дыру выбросило наружу. Окончательно рухнувший самолет загорелся. Обломки раскидало больше, чем на полкилометра. Комиссия пришла к выводу, что причиной трагедии было сочетание плохих погодных условий, неточности в метеосводке, выхода из строя оборудования. Был отмечен также приказ на вылет при отсутствии разрешения.
Сормово накрыла волна печали. Руководители в самом расцвете своего таланта, всем известные и любимые люди, пережившие и репрессии, и войну, погибли нелепой и страшной смертью. В скорбном списке оказались:
Главный инженер, инженер-полковник, кавалер ордена Ленина, ордена Отечественной войны, ордена Трудового Красного знамени Г.И. Кузьмин;
Главный конструктор, инженер-полковник, кавалер ордена Ленина и ордена «Знак Почета» В.В. Крылов;
И.о. главного энергетика завода В.Т. Гуреев;
Начальник паросилового цеха К.В. Морозов;
Начальник заводского гаража Рысаков;
Сотрудник завода Филлипов;
Бортинженер самолета И.М. Мучник;
Радист самолета Элеонский,
Члены семей: К.Я. Кузьмина, Желтова, Ханина.
Михаилу Исаковичу Лернеру раздробило ноги, но он выжил. Также получили тяжелые травмы, но остались в живых зам. директора по кадрам Желтов и пилот самолета Коваленко.
Тот, кто был свидетелем последующих событий единодушно рассказывают, что проводить погибших в последний путь пришли все жители Сормова. В большом зале Дворца Культуры были установлены гробы с телами, обитые красной материей. Рядом стоял почетный караул, и туда текла народная река. По улицам шла небывалая скорбная демонстрация, многие плакали от общего горя. Над колоннами заводчан колыхались знамена, оркестр играл траурные мелодии. На митинге выступил директор завода Рубинчик и другие
руководители. При огромном стечении людей тела были под воинский салют захоронены в общей ограде.
В течение многих лет привлекал внимание прохожих чугунный монумент за оградой из корпусов снарядов для «Катюши» недалеко от входа на Старосормовское кладбище. На высоте двух метров на верхушке тумбы встал на дыбы Т-34. Танк был не настоящий, но модель была сделана хорошо. Катки танка блестели полированной нержавейкой, и весь он рвался в небо, как самолет, идущий на взлет.
Правда, разлом, который произошел в обществе в девяностые, отразился в человеческом сознании. И то, что раньше было свято, превратилось просто в источник металлолома. Могилы стали разорять. В начале двухтысячных какие-то нелюди захоронение руководства «Красного Сормова» разгромили окончательно. Была снесена полностью и вывезена ограда из снарядов, пропала модель танка, был изувечен и постамент. Упыри отломали и утащили все, что можно. Сейчас силами сормовичей некрополь отремонтирован, и более-менее приведен в порядок. Но он уже не будет прежним, хранящим прикосновения рук, переживших военные годы.
