Найти тему

Среди однообразия и суеты, ч.12

Днепр. Чудной туманный дикий год.
Днепр. Чудной туманный дикий год.

Если задуматься, то 50...60 лет, это уже окончание всего. Так ли это или нет, каждый судит по своим ощущениям. Но иногда бывает, словно просыпаешься в это время. Для того, чтобы начинать "процедуру ухода". Или нет? В 30-40 не задумываешься о конечности. Потому что, впереди... больше половины. А в 50... приходит понимание другой половины. Половина жизни прожита и, более того, ты понимаешь, что эта вторая половина может прекратиться в любой момент. Гениальный диалог Воланда на Патриарших прудах...

- Кто управляет жизнью человеческой?

- Сам человек и управляет...

- Виноват... Чтобы управлять, нужно иметь точный план на некотоый более-менее приличный срок, хотя бы лет на тысячу. Позвольте вас спросить, как может управлять человек, если он не может ручаться за свой завтрашний день?

- Да, человек смертен. С этим трудно спорить... Но дело в том, что...

- Человек смертен, но это еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен.

Спасают от диких мыслей три вещи: дом, любовь или влюбленность и... творчество. При всем богатстве, казалось бы, вариантов, путь один. Свернуть или пройти мимо - выбор, но путешествие идет только в одну сторону. Иногда ты свободен в выборе, но принципиальное направление давно прочерчено. Управляемость процессом условна. Если она и возможна, то с чудовищными тратами, уступками и жертвами. Давно замечено, что лучше не высовываться и не претендовать на что-то большее, чем то, что уже есть, что дано по умолчанию. Позиция суслика. Или суриката. Столбик зверька виден издалека, но ты его не поймаешь, быстро нырнет в норку. В тепле, в сытости, и без угроз собственной безопасности. А главное, незаметно.

Когда пишешь, перестаешь обращать внимание на окружающее. Живешь в образах, в выстроенной вселенной, с придуманными персонажами, соизмеряешь придуманное с прошлым, пытаешься натянуть матрицу на текущее сегодня, делаешь выводы. Своеобразна терапия. Живешь-живешь, мироздание по шапке дало - бежишь к буковкам. Раскладываешь из них стройные ряды, как пасьянс. Выговорился, успокоился - живешь дальше.

С рассказами получилось все хорошо. Практически готовы. А вот с романом... беда. Дедлайн - 1 марта. Бессистемность утомляет. Пишешь какие-то обрывки, разбрасываешься. Стройной фабулы пока нет. Вернее, она постоянно меняется. Подстраивается под ситуативное настроение. Глобально путь прочерчен, как ствол у дерева. Ветки растут вразнобой, кто где хочет, когда и как хочет. Нужно пообрубать половину и от паразитов избавиться. А жалко... Но день придет. Одно ясно - в сроки по роману для издательства не успеваю. Сильно не успеваю. Редактору К. уже пора сказать. Она молодец - на новогодние дважды свалила на море. Египет и Бали. Где она так успела заработать? Однозначно, не одна. Осеннее знакомство с принцем из сказки о "дураке и рыбке" продолжается? Если так, то это серьезно. Кто-то посягнул на святое, на работу. Заберут у меня Редактора К., и слова не скажешь. Все к тому идет. Звонил ей. В столицу она уже вернулась, но еще очень расслабленная, растеклась по восстановлению. "Холодно здесь, - говорит". Вот так вот. Обещала в понедельник, только в какой?, встретиться. Один уже прошел. Прошлый. В четверг напомнил ей через viber: "Понедельник через три дня..." Получил ответ: "Я знаю. И считать умею. Не волнуйся. В 10.00 на старом..." Что значит, на старом, не понятно. У нас "старого..." не было. Места менялись под встречу, что удобнее и ближе. Было "очень старое". Давным-давно, несколько лет назад, мы постоянно встречались "на балкончике", высоко, на открытой веранде бизнес-центра, где я тогда работал. Но я там уже не работаю. Задачка. Или намек?

Днепр. Лови мгновение!
Днепр. Лови мгновение!

Позвонил Виктор С. Странно, но до звонка... я о нем не вспоминал. Вообще. А раньше... целый, какой-то, прошлый год ближе него у меня никого не было. Год сплошного загула. Спиртного, на удивление, было мало и только хорошее. Но вот ощущение этого круглосуточного отрыва... Раньше думал, что этого не забыть. Помню отрывочно. И больше по людям, которые нам встречались. Решения принимались по щелчку пальцев. Могли до 2 ночи зажигать в каком-то средненьком баре на Подоле, а в полпятого уже лететь в Хорватию на виллу какого-то невъездного еврея. Но и писалось! Причем не по графику, а по желанию изнутри. Цикл этих туманных рассказов так и не вышел - показался мелким и по сути, и по чувству, - а память зазубринку сделала. Было такое время: вперемешку банальность, страсть, боль, искренность, полеты, причем и в ощущениях и на самом деле, физически, образы людские и зверинные. Так вот Виктор из тех, нулевых, и он позвонил....

Просидели всю ночь, сначала в баре на том же Подоле, потом на лавочке в Мариинском парке ближе к трем... кофе пили в доме на берегу Днепра в районе метро Славутич. Виктор С. снял его на несколько дней. Спросил его: "Зачем целый дом? Гостиниц куча..." Ответил: "Захотелось вспомнить..."

Тогда, после того туманного (плохо помнится) залетного года, Виктор С. почти сразу же эмигрировал в США, в Лос-Анджелес. Искать свою удачу в Голливуде. По щелчку не получилось. Его несколько сценариев, написанных со скоростью курьерского поезда, не спорю, возможно, талантливо, мировой киноиндустрии не пригодились. Но Виктор С. все-таки пробился. Начинал с мойщика окон, потом - курьером, строителем. Сейчас стал агентом в одном крупном агентском бюро, которое, в свою очередь, сотрудничает практически со всеми киностудиями Голливуда. Бюро занимается, как актерами, так и литературой: сценариями, книгами, проектами. Такая у него получилась доля: больше он ничего не написал... теперь он мстит за свой загубленный талант, "отметает напрочь всякую белиберду стучащихся к нему недоучек". Это его слова. Вроде на вид все тот же Виктор С., а в глазах тоска. Поменял полет на приземление. Никто не скажет точно, что лучше. А Виктор С., когда напьется, теперь замолкает. Вроде, все на своих местах: дом, работа, жена, трое ребят... Друзей нет рядом. А у кого они сейчас есть? Те, настоящие, школьные, институтские. И все равно, смотришь на него, а в душе "кошки скребут". И помочь ему не можешь. Да и не понятно от чего и как помогать.

Когда я его провожал в Борисполе, он почти до самого погранконтроля молчал - мы совсем не пили до этого, только кофе после регистрации. В очереди на контроле он повернулся ко мне, положил руку на плечо и сказал хрипло, словно выталкивая из себя слова: "Так получается... я понял это... недавно... у меня был только один друг. Ты..." Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к окошку пограничника. И только тут я заметил, как Виктор С. постарел. Не так много времени прошло, а... Обреченность была в нем, какая-то. Сутулая спина, опущенные руки, ненужна суетливость, когда он подавал документы погранцу. Он ни разу не оглянулся и не посмотрел на меня.

Только тут я понял, зачем Виктор С. прилетал. И звонил мне. Все это время он жил там, в благополучном и чужом Голливуде, памятью о том нашем чудном загульном годе, вспоминая о нем в самые безысходные часы своего пути в борьбе за что-то, кроме куска хлеба с маслом, надеясь на то, что все будет, что все еще повторится...

А я его, и год тот наш... забыл. Потому что, у меня дальше возникало что-то еще, перекрывающее воспоминания о том времени. Другие времена - другие люди. Дальше была и еще она любовь, и одно предательство, успехи и провалы в бизнесе, периодические литературные проекты. И творчество! Желая оставаться легким и восприимчивым к новым ощущениям и переживаниям, многое отволакивалось в кладовку: стопками, перевязанными бечевкой, ящичками с замочками на ключик, а иногда и сундучками, и сейфами с кодировкой и электронными системами защиты. Так работает наша память. Очищать место для нового - ее основная функция. А наша - не забывать. Даже если новое лучше, жестче, важнее и глубже. Се ля ви.

А Виктору С. спасибо. Наверное, стоит почаще заглядывать в темную кладовку. Сам удивляешься, сколько там всего пылится.