...И снова – утомляющее непонимание, холодное, упорное, когда абсолютно ничего даже не обещает что-то прояснить, пролить хоть самый тусклый свет на их отношения с Лилей. Лиля замирала под его ласками, казалось, чуть дышала – словно боялась пропустить, не почувствовать хоть один миг... Казалось, она бережёт каждый глоток счастья, которое давали ей ласки Прохора. От Лилиного тихого стона накатывали волны, Прохор поднимался над землёй, над всей реальностью в какой-то совершенно немыслимый полёт. И Лиля – он остро чувствовал! – в этом полёте была вместе с ним. Тем более изнурительным становилось непонимание происходящего, когда всего через минуту-две Лиля собирала разметавшиеся волосы, насмехалась над только что испытанным, иронизировала над самым сокровенным – тем, что лишь мгновенье назад очевидно было счастьем... Прохор понимал, что для Лили не существовало будущего в их отношениях. Однажды ему показалось – вернее, он так хотел, чтобы это ему показалось, а потом оказалось правдой – что Лиля беременна. А она удивлённо вскинула ресницы и очень серьёзно сказала, чтобы он никогда – Лиля помолчала, затем твёрдо повторила: никогда – не беспокоился по этому поводу...
А начиналось всё...уже почти десять лет назад. Ему и шестнадцати не было. Лилечка постарше, ей исполнилось семнадцать. Они – чемпионы, лучшая пара не только в городе – в регионе. И впервые случилось всё после очередной яркой победы на межобластных соревнованиях по фигурному катанию. Они с Лилей были удивительно близки – это замечали и тренер, и хореограф, были одним дыханием, одним сердцебиением, они просто жить не могли друг без друга – стоило кому-то из них ненадолго выйти, другой тут же начинал беспокоиться – из-за сразу возникавшего чувства одиночества. Радость после победы была уже привычной, поэтому – недолгой. Они оба страшно устали после тренировок, ещё больше – от оваций, шума, поздравлений... И ещё была тайна: они оба устали…от ежедневных, ежеминутных, но таких ничего не значащих прикосновений друг к другу…После выступления поторопились исчезнуть. Остаться вдвоём. Им так нужен был всплеск новой радости, совершенно новой...не испытанной...Хотелось прикосновений – не таких, как на тренировках и во время выступлений. Хотелось...смелых, откровенных прикосновений. Которые бы вдруг перестали быть обыденными и привычными. А стали бы медленно приоткрывающейся тайной... Ещё перед выступлением они поняли друг друга – по мимолётным взглядам... согласились, что это случится...
Когда остались одни, Лилечка тихо взяла его ладони и прижала их к своей груди. Прохор – пацан, пацан!.. – растерялся от неизбежности того, что должно произойти прямо сейчас… Притихшие, лежали рядом в полутёмной комнате. Он по-мальчишески робко ласкал её маленькую грудь. А Лилечка была смелой и очень нежной. Потом Прохор видел, чувствовал, что ей очень больно, она в кровь искусала губы, чтобы не закричать, и всё же вскрикнула, крепко прижавшись к нему...
Сейчас Прохор смутно понимал, что его мальчишеская растерянность...а больше – Лилино осознание своей смелой настойчивости...задали тон их отношениям. С годами Лиля словно бы начала чувствовать вину за тот холодный вечер, когда всё произошло. Словно не могла простить себя...и его...за то, что именно её смелость и настойчивость, а не...сила и уверенность Прохора стали началом. Наверное, надо было подождать...подождать, пока его сила возьмёт верх над разумом и ответственностью воспитанного мальчика...И время это, несомненно, пришло бы... И сделало бы Лилечку покорной мальчишеской силе...Ей так хотелось чувствовать эту силу. А получилось так, что она не почувствовала его силу, а проявила свою...
- Ну, что, Курганов... прощаться прямо сейчас будем? – Лиля помешала ложечкой горячий ароматный чай, придвинула Прохору чашку. – Когда уезжаешь? Билет уже взял?
Прохор молчал. Лилино равнодушие удивляло, обижало. Страшно горько было убеждаться, что ей безразличен его скорый отъезд. Безразличие это подтверждало, что будущего нет...
- Может, зайдёшь напоследок? – Лиля взглянула на часы. – У меня сейчас тренировка.
Прохора Курганова пригласили завершить учёбу в аспирантуре в столице. Лиля оставалась в родном городе. Она уже много лет работала тренером. Курганов даже изучал и обобщал её опыт – для своей диссертации. Да и просто внимательно следил за её работой, радовался успехам, даже завидовал немного: наука наукой, а растить чемпионов... Он понимал, что Лилино дело более настоящее, неизмеримо значительнее, чем его кандидатская и будущая докторская диссертация. Лиля любила своих воспитанников. Их жизнь была её жизнью. А он, Прохор...их отношения...как бы между прочим...ну, заполнить пустоту, когда нет тренировок, соревнований, выступлений... Так сложилось, и по-другому уже не будет – горько давали почувствовать Лилины насмешки и ирония после всех их полётов и волн...
На льду Лиля сразу забыла о присутствии Прохора. В каждом своём воспитаннике она видела то, что для него, Прохора, оставалось незримым. Фигуристы, Лилины девчонки и мальчишки, удивительно чувствуют её взгляды, понимают краткость её слов. Прохор любовался парой Лилиных воспитанников, восхищался точностью их движений. И вдруг увидел её. Невероятно тоненькая большеглазая девочка кружилась на льду, совершенно не претендуя на головокружительные успехи, просто чисто, искренне радовалась звонкому льду, своей потрясающей лёгкости, коротенькому светло-голубенькому платьишку, стройным ножкам, бесподобно, очаровательно и смело скользящим по льду.
Прохор ошеломлённо, не отрываясь, смотрел на эту малышку. Лиля заметила его взгляд, подъехала, помахала рукой перед его глазами:
- Прохор Степанович, ауу! Что, хороша? Вижу, засмотрелся. Анфиса Василькова, – представила девчонку. – Безусловно, талантлива. Но всерьёз с ней никто не занимался, тренеры менялись. Теперь вот опять без тренера...
Лиля вызывающе посмотрела на Прохора:
- Не хочешь... практики?.. Вместо столицы. Для диссертации – оно полезнее, – Лиля улыбалась.
- Хочу, - серьёзно сказал Прохор Степанович. – Я остаюсь.
Лиля внимательно посмотрела на Прохора. В глазах её плеснулась радость – такая неподдельная, что Прохор опять почувствовал, как накатывают волны...Но Лилия Васильевна уже опять насмешливо смотрела на него, говорила:
- А как же столица?.. Билет? И вообще...слава...карьера...
А Прохор уже надел коньки, вышел на лёд, галантно подъехал к малышке, подал ей руку – пригласил на танец. Девчонка засияла от счастья: она танцевала с таким взрослым, уверенным, красивым партнёром! Она не старалась показать своё умение, она просто очень любила танцевать, любила лёд, и сейчас легко кружилась, поразительно чувствуя, что и как надо делать, подчинялась его уверенности и силе. И это было так красиво! И звучала любимая – их с Лилей – мелодия... Это была песня болгарской певицы, Лили Ивановой, «Хризантемы». Когда отзвучали последние аккорды, Прохор поблагодарил девчушку, наклонился и поцеловал её крошечную ладошку. Девчонка, видно было, страшно стеснялась. А Прохор взял её за руку, и они вместе подъехали к Лилии Васильевне, которая серьёзно и внимательно следила за их танцем.
Продолжение следует…