Кеды вымокли, и ноги начинали неметь от холода. Ледяной мартовский снег больно колол щеки; Катя наклонила голову как можно ниже и торопливо зашагала к остановке. Замызганный автобус, набитый под завязку, подъехал почти сразу. Катя втиснулась внутрь, балансируя на крайней ступеньке и параллельно отыскивая в кармане мелочь.
Окатив стоящих на остановке каскадом талой воды, автобус тронулся с места. Катя прижалась носом к грязному стеклу и заплакала.
*Неделей раньше*
На шаткой скамейке, что располагалась прямо напротив подъезда, их было только двое. Третья, самая пожилая соседка, с утра отсутствовала.
— Танька? Из шестьдесят третьей? И чего она?
— Ну. Петровна говорит — Димка ейный уже три дня как не появлялся.
— Ой, да что ты…
В молчании переварив эту шокирующую новость, они прищурились, когда открылась подъездная дверь. На улицу вышла тонкая бледная женщина, одетая во все черное. Не глядя ни на что вокруг и ни с кем не здороваясь, зашагала в сторону дороги.
— Не, ну видала, а?
— Димка, говорят, наркоманом стал. Девку какую-то водил. Вот она-то, наверное, и свела его, это самое…
— Как пить дать. Она. Катя какая-то. Или Маша.
— Не та, которая с ним тут еще в школу бегала?
— Та, та.
*Два дня спустя*
Громкий назойливый стук продолжался четвертый час. Саша терпел-терпел, да и вскочил с места.
— Старая карга! — прорычал он, натягивая куртку. — Я сейчас ей по башке постучу!..
— Са-а-аш, да брось, больной человек, — вздохнула жена, выглянув с кухни.
— Так пускай в дурку забирают. Ну невозможно же!
— Сто раз уже жаловались. И в милицию звонили.
— Сам куда надо и позвоню, и сообщу! — бросил он напоследок и захлопнул дверь.
— Нет там никакой музыки, Зинаида Санна! Не-ту! — ругался Саша, глядя на низенькую старушку с поварешкой в руке. — В доме вообще тихо, не считая вас.
— Играет! Играет! Пускай выключат!
— Ну так и попросили бы их, чего по батареям стучать?
— Дык ходила, дверь не открывают!
Скрипнув зубами, Саша поглядел на поварешку, на часы и кивнул.
— Ладно. Пойдемте вместе, попросим выключить, — процедил он, протягивая руку старой маразматичке. Та радостно уцепилась за подставленный локоть и засеменила к лифту.
Дверь открылась на удивление быстро. Перед ними стояла бледная женщина, чуть выше Саши ростом. При виде знакомых лиц она отошла чуть в сторону. Саша поморщился — вряд ли он сам пустил бы посторонних дальше порога.
— Видите? Здесь тихо, — обратился он к Зинаиде, шагнувшей следом. — Вы — Татьяна, кажется? — повернулся он к женщине.
— Да, — тихо отозвалась та.
— Играет, играет! Оттуда! Выключайте! — забеспокоилась вдруг старушка. — Это ваш Димка, наверное, шумит!
Татьяна вздрогнула. Саша вдруг почувствовал, как холодеет затылок — в квартире было не просто тихо, а абсолютно тихо.
— Я выключу. А вы пока идите к себе, а то дверь не заперли.
Зинаида ушла, что-то ворча,
— Извините, что вломились вот так, — спохватился Саша. — Вы правда не шумели? А то, может, я не слышал, а соседям мешает.
— Нет.
— А Дима? Это… Ваш сын, кажется?
— Дима умер.
Сказано это было так буднично, что Саше поплохело.
— Как? — вырвалось у него прежде, чем он выказал сочувствие. — Когда?
— Два дня назад. Машина сбила, — ответила Татьяна.
Саша застыл, растеряв слова, и только глядел на пустой коридор, на тусклую ламопчку и моль, кружившую под потолком.
— Может, помочь чем? — очнулся он спустя полминуты.
— Нет. Спасибо вам.
***
— Да ла-а-адно! — вылупился Костя. — Как сбила?
— Ехал в больничку, с ногой своей, типа. И в аварию попал. Я его маму вчера встретил.
Они с Владом стояли перед объявлением, что висело на доске перед деканатом. С фотографии на них весело смотрел рыжий юноша. Мимо сновали студенты, то и дело хлопала дверь, у кого-то звонил мобильник. «В связи с гибелью учащегося третьего курса Дмитрия Савелова»…
— Поверить не могу, что он умер, — ошалело протянул Влад. — А Катька знает?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Надо ей сказать. А то она и не в курсе, со своими поездками-то…
— Ой, а вон она идет!
Влад с Костиком молча кивнули Кате и указали на объявление. Та, запыхавшись, не сразу поняла, что ей пытаются показать, а когда пригляделась — нахмурилась и прислонилась к стене. Длинный зеленый шарф размотался и свешивался до самого пола, волосы растрепались, но она даже не пыталась их поправить:
— Что с ним случилось?
Влад повторил все, что ему было известно, и затих. Не очень-то весело было в который раз сообщать такие новости.
— Кать?
Та развернулась и пошла к выходу. Собеседники поглядели ей вслед и не сдвинулись с места.
***
Часы показывали далеко за полночь, в кухне было душно и тесно, сказывалось отсутсвие окна. По стене у самого стола, ничуть не прячась, полз таракан — в общежитии он чувствовал себя как дома.
— Ты не понимаешь, Свет. Это я виновата, — в который раз вздохнула Катя. Отодвинув чашку с чаем и прикрыв глаза, она опустила голову на сложенные руки и застыла.
— Да с чего ты взяла-то?
— Если б я была с ним, и поехала с ним в ту поликлинику, то ничего бы…
— Сбили бы вас обоих, — махнула рукой Света. Поднявшись, включила чайник и открыла холодильник. — Есть будешь?
Катя не отвечала, продолжая что-то бормотать. На этот раз она уже выпрямилась, и, не моргая, смотрела, как в чашке тает сахар.
— Мы с Димой всегда вместе были. С детства. Я все про него знаю. И его жизнь, и его маму, — нескладно выдала она. — Все случилось из-за того, что я его предала.
— Глупости.
— Мы всегда вместе в горы ездили. А тут эта травма… Ногу он сломал. И я собралась в поход без него, он меня чуть ли не выгнал. Видел, что очень хотела. Давно планировали. Да и вообще, всю жизнь мечтали путешествовать.
— Ты все-таки любила его?
— Нет. И он знал, — грустно улыбнулась Катя. — Это он меня обожал. Мы договорились, что поженимся, если до тридцати никого не найдем, — спокойно призналась она.
— Нормально, — неопределенно отозвалась подруга.
— Он и ногу-то сломал, когда без меня шел на курсы записываться. Поскользнулся. Если б я пошла с ним…
— Кать, ну это бред! — не выдержала Света, отодвигаясь от стола. — Все это случайность, ты здесь не причем! Не выдумывай!
— Знаешь, сколько раз мы друг друга выручали? И в саду, и в школе… И сейчас, конспектами менялись. Не надо было мне уезжать.
— Катя!
— Он меня тоже всю жизнь оберегал — и от мальчишек во дворе, и от дразнилок в классе. Как… Как я могла взять и уехать?
— Взяла и уехала! Хватит! Заладила! — вскинулась Света, явно уставшая слушать этот бред. — Я тебе сочувствую, но это все выдумки! Чушь! Прости, Кать.
— Съезди, вон, к его маме. Поговорите. Ты ж не чужой им человек…
— Она тоже скажет, что это все из-за меня.
Света закатила глаза и покачала головой:
— Подумай, родная: тебе кого больше жаль сейчас — себя или маму Димкину? Ну?
Катя подняла на подругу пустой мутный взгляд и медленно встала из-за стола. Вышла в коридор, разыскала среди горы обуви свои кеды и взяла куртку.
— Не пропадай, — крепко обняла ее Света, вручая забытый шарф.
***
— Здравствуйте, — пробормотала Катя, как только открылась дверь. Застыла на пороге, не решаясь войти.
— Ну, чего ты?— вздохнула теть Таня.
Катя остановилась в коридоре, по-прежнему не зная, что говорить и делать.
— Это все из-за меня. Нельзя было уезжать, — пробормотала она и сама не поняла, как очутилась в крепких объятьях.
— Не придумывай, — прошептали ей на ухо.
Ночь казалась бесконечной, но Катя не ощущала ни усталости, ни желания уйти домой. Пустоту квартиры не могли заполнить ни разговоры, ни воспоминания. Стоило замолчать, и тишина давила стотонным грузом, накатывала тягучей приливной волной.
— Он очень любил тебя, Кать. Очень, — улыбнулась теть Таня. — Всегда говорил, что сделает для тебя все. Лишь бы тебе хорошо было. Такой вот. Однолюб, как и его папа.
— А я его — нет, — чуть виновато отозвалась Катя.
— Да брось. Так редко бывает, чтоб и тебя, и ты… Как в кино. Обычно один любит, другой ждет.
***
Автобус подъехал почти сразу. Натужно пыхтя, тяжело отворил двери и впустил еще одного пассажира. Катя остановилась на верхней ступеньке и потянулась в карман за мелочью.
Двери закрылись, и на удаляющейся остановке на секунду мелькнула рыжая шевелюра.
Катя прижалась носом к грязному стеклу и заплакала.
