Очень трудно в это поверить, но Евгений Оскарович Патон — основатель всемирно известного Института электросварки его имени — процесс горячего соединения металлов впервые увидел случайно уже в достаточно зрелом возрасте. Летом 1928 года ученый отправился в командировку на маленький полустанок в степи, где должен был принять мост после капитального ремонта.
Впрочем, и свое звание академика профессор Киевского политехнического института Патон получит отнюдь не за изобретение автоматической электросварки, а как выдающийся, признанный во всей Европе инженер-мостостроитель. Ему принадлежало множество научных работ, в том числе фундаментальный четырехтомный курс «Железные мосты» и более трех десятков реализованных проектов.
А тогда, на том «судьбоносном» мосту Патон, как глава комиссии, сделав замечания по части поручней, очень сердился, что их придется долго переклепывать. Однако прораб применил неожиданное ноу-хау — рабочий в робе, с фанерным щитком и темными стеклышками перед глазами начал короткими выстрелами с яркими вспышками сваривать недоделки на поручнях.
Профессор что-то читал о вольтовой дуге, а вот чтобы видеть... С тех пор началась у Евгения Оскаровича новая жизнь! И это в 58 лет, когда уже следовало бы подводить первые итоги, а не начинать что-то новое! Но плоды это новое направление принесет намного большие, чем вся предыдущая деятельность Патона.
ТАЙНЫ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОГО ДРЕВА
Об этом человеке рассказано немало, да и сам Евгений Оскарович Патон на склоне лет написал внушительных размеров (на три с половиной сотни страниц) книжку мемуаров. Однако и в них он написал не все…
А на тот момент, живя в СССР, Патону — известному ученому, Герою Социалистического Труда, лауреату Сталинской премии, депутату — было что утаивать! Ведь происходил Патон, согласно архивным документам Департамента Герольдии Правительствующего Сената, из старинного дворянского рода, а вдобавок ко всему, крестными родителями у него были… «Его Императорское Высочество великий князь Вячеслав Константинович и Ее Императорское Высочество княгиня Александра Иосифовна, место которой заступила фрейлина графиня Келлер»…
Род Патонов поселился в России на каком-то давнем перекрестке истории. Семейные пересказы объясняли редчайшую фамилию тем, что предков — корабельных мастеров — будто бы вывез из Голландии царь Петр I. Существовали, правда, и другие версии, где в качестве «исторической родины» назывались Франция или Шотландия. А в прочем, не исключали и Германию, потому что когда Евгений Оскарович учился там, то еще имел перед фамилией частицу «фон», указывающую на дворянское происхождение.
Но сами Патоны иностранцами себя не считали, давным-давно перемешавшись кровью с другими родами на земле, которая, Бог знает с каких пор, стала им новым отечеством.
Вот и мать будущего ученого — Екатерина Дмитриевна происходила из семьи штабс-ротмистра Шишкова.
О рождении ее сына, нареченного Евгением, имеется запись в метрических книгах православной церкви в Ницце (эту церковь у самого подножия Альп так и называли «русской») за 1870 год за №2:
«Свидетельство дано 1870 года февраля двадцатого дня (по новому стилю 5 марта) у российского консула отставного полковника гвардии Оскара Петровича Патона, лютеранского вероисповедания, и законной его жены Екатерины Дмитриевны, православного вероисповедания, — оба первым браком — родился сын Евгений, который того же года марта двадцать девятого дня был крещен священником Владимиром Левицким и псаломщиком Феодосием Гуляевым…».
Далее идут данные о его крестных родителях — представителях императорского дома Романовых, о которых мы уже упоминали выше…
К счастью, в годы массовых сталинских репрессий до этого документа не докопались! Ведь из него также явственно следовало, что и отец младенца — Оскар Петрович — был не просто, как написано в патоновских «Воспоминаниях», «бывшим гвардейским полковником», а полковником лейб-гвардии. То есть высоким чином из личной охраны государя! Ну, а дед будущего Сталинского лауреата, Петр Иванович, вообще являлся сенатором Российской империи, генералом от инфантерии. Еще шестнадцатилетним безусым мальчишкой в 1812 году он записался в армию Кутузова: «Вступил в июне в отряд генерал-майора князя Репнина. Был в боях супротив французских войск. В августе сражался под Плоцком, за что награжден орденом Св. Анны 4-й степени».
По семейной традиции всех мальчиков Патоны отдавали на военную службу, преимущественно в гвардейские части. Так и Оскара, рожденного в 1823 году, отвезли в Петербург, в главное (позднее Николаевское) инженерное училище, что со временем откликнется на судьбе его будущего внука Евгения.
Старый генерал ревностно и с любовью следил за успехами старшего сына. Не гусар, не моряк, а орден Святой Анны за Крымскую войну получил! Ждал Петр Иванович Патон, что Оскар, уже полковник, вот-вот потешит отца и генеральскими эполетами. Но тот неожиданно подал рапорт об отставке и поехал на Лазурный берег, в Ниццу, консулом.
Детство у Евгения Оскаровича было обычным для детей из аристократического круга: гувернеры и домашнее образование с учителями, приходившими на консульскую виллу...
Будущее сына Екатерина Дмитриевна представляла себе ясно: старшие ее мальчики учились в Петербурге в Пажеском корпусе, так и Евгению была приготовлена служба при дворе, или, в крайнем случае, занятия помещичьим хозяйством в родительском имении в Денисковичах под Новозыбковом.
Однако консул Оскар Петрович поддержал интерес сына к точным наукам. В Германии Евгения отдали прямо в седьмой класс реальной гимназии. Сперва была учеба в Штутгарте, потом в Бреслау, куда Оскара Петровича перевели из Ниццы также консулом. В выпускном классе и начались главные семейные баталии. Мать продолжала настаивать на Пажеском корпусе, а отец отрезал:
— Я Евгению поперек дороги не стану.
У сына-упрямца мечта уже вылилась в реальные формы: аристократический отпрыск более всего в жизни хотел… проектировать мосты!
НЕМЕЦКИЙ СЛЕД
Документы из германских архивов свидетельствуют: Евгений Паттон (именно так, с двумя „т”) был «внесен в список учеников и слушателей Королевской Саксонской технической высшей школы». Именно там существовала самая на то время серьезная мостостроительная школа. Оказывается, в начале студенческой жизни Евгения Оскаровича был совсем не Дрезденский политехнический институт, как указывал в мемуарах сам академик: в эту «альма-матер» он переедет гораздо позже!
На инженерном отделении Королевской Саксонской технической высшей школы, которое находилось на Линденауштрассе, с 1888 года он слушал лекции таких известных профессоров, как Цойнер, Моор, Френкель. И старался взять от них все, пренебрегая традиционными для немцев развлечениями в винных ресторанчиках, где в сигарном дыму составлялись пари, вызывали на дуэли, а из узкогорлых бутылок рекой лилось вино…
На выпускном курсе Патон пишет в Петербург: позвольте защищать диплом дома, в Императорском Институте путей сообщения. Но Петербург для получения серебряного значка русского инженера предложил Патону снова сесть на студенческую скамью. На целых три года!
В то же время Германия открывала перед талантливым студентом все двери — прославленный профессор Вильгельм Френкель, заведовавший в Королевской школе кафедрой мостостроения и статики строительных сооружений, пригласил Патона к себе ассистентом; одновременно в техническом бюро, занимавшемся перестройкой Гауптбангофа — главного дрезденского вокзала — г-ну инженеру Патону доверили самостоятельное проектирование металлических конструкций («в количестве 62 500 пудов» — уточняет один из архивных документов 1901 года).
А конверты с обратным адресом и печатью российского министерства путей сообщения талдычат все об одном: «Отказать. Поелику противу правил». Дома немецкий диплом не признают!
Прошение на имя царя Патону с унаследованной от отца гордостью стоило немалых усилий над собой. Император Александр ІІІ «милостиво» спустился до неспокойного подданного своей короны. Господину Патону разрешалось снова… стать студентом. И хоть вместо трех лет — один год, пятый курс со всеми надлежащими экзаменами!
В то время Евгений Патон решал дилемму: делать карьеру в Германии или вернуться в Россию, где его ждали лишь «медвежьи углы и ямщицкие тракты»?
АРМЕЙСКАЯ ЛЯМКА
На Рождество 1891 года в научных и душевных исканиях Евгения Патона случился перерыв: как подданному российской короны по закону ему надлежало отбыть военную повинность. Конечно, можно было «открутиться», воспользовавшись связями отца. Но тот, напротив, посоветовал: «Тебе полезнее подышать воздухом родины!» — консул больше всего боялся, чтобы дети не выросли иностранцами…
Так Патон оказался в Киеве, с которым будут связаны последующие пятьдесят лет его жизни.
В военном билете «младшего фейерверкера Евгения сына Оскара Патона» указано: «Билет сей выписан в г. Киеве 1892 года, декабря 22 №1307 (по исходящему журналу)». Номер 39-й — гренадерского роста юноша Евгений Патон — был приписан к 4-й батарее 33-й артиллерийской бригады. Ее зимние квартиры находились на улице Жилянской, а командовал бригадой полковник Ивановский.
Едва студент успел переобмундироваться («Магазин суконной фабрики Штиглица портного Я. Каплера, Крещатик, Пассаж, телефон №352»), как полковник Ивановский скомандовал:
– Завтра выступаем под Белгород. Курская губерния. Испытание батарейных прислуг в действии в зимних условиях. Ясно?
Кто-то из младших офицеров, предвкушавший уже известные рождественские балы, не удержался от вопроса:
– А бал?..
– Бал-с? На полигоне будет вам мазурка с выкрутасом!
«Пребывая на службе, — читаем в военном билете, — обучался: действиям при артиллерийских пушках и верховой езде».
Будущему академику эти умения в жизни не пригодятся. Но именно из Киева уволенный в запас младший фейерверкер привезет в Дрезден не только глубокое отвращение к муштре, но и очень важное для себя (и для отечественной науки) решение — как бы ни уговаривали родственники, знакомые, профессора, он должен вернуться на родину!
ТАЙНА МАТРИМОНИАЛЬНАЯ
В России на изломе столетий разворачивалось грандиозное железнодорожное строительство. В своих мемуарах решение вернуться «к отеческим гробам» Евгений Оскарович обосновывает патриотизмом и перспективами большой, интересной работы. Если это и правда, то не вся…
В «Воспоминаниях» Патона жена впервые упоминается в рассказе о событиях 1913 года: «Все реже и реже ходили мы с женой в гости», и еще через несколько страниц — в тот день, когда белополяки, отступая из Киева, подорвали Цепной мост через Днепр работы Чарльза Виньйоля: «На второй взрыв отозвалась посуда в буфете… Резко отбросив стул, я выбежал на балкон. Моя жена Наталья Викторовна бросилась вслед за мной».
Ну, тут все ясно: Наталья Викторовна — мать Бориса и Владимира, педагог, похоронена на Байковом кладбище рядом с Евгением Оскаровичем. Они поженились уже по возвращении из отставки в начале Первой мировой.
Однако в первый раз жена Евгения Патона упоминается до отставки?! И безымянно! Вот вам и загадка…
Разгадать ее помогли выцветшие от времени документы из Исторического архива (Санкт-Петербурга).
В «Свидетельстве о приписке к роду» Евгения Патона дописано, что в 1893 году января 8 дня младший фейерверкер… венчался!
Произошло это тайно, после демобилизации, перед его отъездом в Германию. В церкви Успения в Нежине под венец с ним пошла Киселевская Евгения Николаевна, вдова отставного капитана. Понятно, скрывать от отца с матерью было что. Ведь речь шла о явном мезальянсе, — невесте-вдовушке на то время был …сорок один год! А молодому лишь двадцать три…
Как жилось этой паре молодоженов, доподлинно не известно. Однако Евгений Оскарович до своего отъезда за границу не сидел сложа руки. Гуляя по киевским кручам вдоль Днепра и в Купеческом саду, он уже тогда мысленно представлял себе изящные ажурные мостики и мосты, которые было бы не худо здесь соорудить!
Впоследствии, уже в 1904 году, одна его мечта воплотится. Мостик, расположенный на головокружительной высоте над Парковой аллеей, был дипломной работой молодого инженера Евгения Патона. Утонченная дугообразная конструкция, соединившая две противоположные кручи парка, стала называться Мостом влюбленных; позже, когда отвергнутые молодые люди принялись сигать с моста вниз на узкую каменную дорогу, сводя счеты с жизнью (из-за неразделенной любви), в народе дали ему другое название — Чертов мостик.
Прочный мост «дожил» до наших дней со всем своим «багажом»: днем — это место прогулок и паломничества гостей Киева; влюбленные здесь назначают свидания и оставляют на перилах «свидетельства» своей юной страсти, а сумрачными ночами здесь порой происходят трагедии…
ЕЕ СИЯТЕЛЬСТВО ВОЛЬТОВАЯ ДУГА
Евгений Патон, без сомнения, жил своей работой и думал прежде всего о мостах. Как инженер, имевший безошибочную интуицию, он понимал: клепаные конструкции уже устарели. И как ученый искал в тупиковой ситуации новые, неординарные пути. Кто-то может сказать: почему же он сразу не взялся за сварку мостов? Очень просто — сварка еще не доросла до того! Необходимо было сначала ее усовершенствовать, из простого подручного средства превратить в механизированный процесс с солидной научной основой.
Так, шаг за шагом, трудами Патона был создан ставший впоследствии всемирно известным и получивший имя своего создателя Институт электросварки. Был сформирован выдающийся коллектив единомышленников, разработаны постулаты целой патоновской школы, затем пошло расширение жизненного пространства вольтовой дуги на судостроение, строительство домен, газопроводов и нефтехранилищ...
А в будущем, уже во времена директорства его сына - Бориса Евгеньевича Патона, наука пойдет еще дальше: будут разработаны высокие технологии получения сверхчистых металлов методом электрошокового переплава, сварка выйдет на космические орбиты и «нырнет» в глубины Мирового океана…
ПРЕМИЯ ПО-ПАТОНОВСКИ
Эту историю Евгений Оскарович также обошел в своих мемуарах.
За три месяца до начала Великой Отечественной войны ему была присуждена Сталинская премия первой степени. Но для новоиспеченного лауреата случившееся оказалось полнейшей неожиданностью, поскольку Академия наук Украины его кандидатуру… не выдвигала.
В институте все бурно поздравляли Патона. Радио без конца повторяло постановление: «За разработку метода и аппаратуры скоростной автоматической сварки». Автосварка под флюсом была революционным изобретением, поскольку открывала в сварочном производстве эру автоматизации. Однако сам именинник приветствия воспринимал мрачно, с оттенком недовольства. Разгадка проста: он считал несправедливым, что премией отмечен лишь он один, а не весь коллектив, участвовавший в разработке!
В 1941 году премию присуждали впервые, и поначалу ее считали такой же персональной наградой как орден. Евгений Патон не мог не понимать, где и как его имя могло попасть в список первых лауреатов. И все же в Москву от него полетело письмо Председателю Совнаркома СССР (им был Вячеслав Молотов) с настойчивым, как в ультиматуме, требованием: справедливость требует исправления ошибки! И приобщен список сотрудников, которые вместе с Патоном бились над созданием автосварки под флюсом…
С ТАКОЙ БИОГРАФИЕЙ ИЗБЕЖАЛ РЕПРЕССИЙ!
Удивительным фактом является тот, что академика Патона с «немного подпорченной» предками биографией «органы» не трогали. Как вспоминали потом его сыновья: «Отец политикой не интересовался, даже газет не читал! Он был весь в науке». Его соседей по ночам забирали «воронки», а он вроде бы и не замечал!
Еще до 1941 года успехи нового Института сделали пылким приверженцем автоматической сварки не кого-нибудь, а самого Хрущева. Тот убедил Сталина в большом значении работы Патона для ускорения социалистического строительства. А после того как Евгению Оскаровичу присвоили Звезду Героя социалистического труда (за сварку танков) власти придумали громкий пропагандистский ход, который должен был продемонстрировать силу коммунистических идей. В 1944 году престарелого академика-героя приняли в партию. Причем непосредственно на Политбюро ЦК ВКП (б), заочно и без прохождения кандидатского стажа. Через много лет такой же трюк проделает и Хрущев, когда после третьей подряд золотой медали на Олимпийских Играх Политбюро примет в члены КПСС конькобежку Лидию Скобликову…
Но Сталина Патон увидит лишь раз и то издали, когда в Большом театре с помпой отмечалось 70-летие великого Вождя и Учителя. Прославленного академика пригласили и на банкет в Кремль. А надо сказать, что спиртного он и в молодые годы не употреблял, но по такому случаю считал неудобным придерживаться своего правила. Или просто предпочел не выглядеть в царских хоромах белой вороной. Ну и пригубил немного вина.
Патону уже под восемьдесят (на девять лет больше чем сиятельному юбиляру). От торжеств он утомился, потихоньку вышел из зала, присел в кресло отдохнуть. И… задремал. Проснулся, когда над ним нависла парочка в гражданских костюмах, но с офицерской выправкой. С двух сторон они твердо взяли старика под руки и препроводили в гостиницу «Москва»...
ПОДВИГ ПАТОНОВЦЕВ
Когда началась Великая Отечественная, Евгению Оскаровичу было за 70 лет, уже «встали на ноги» оба его сына. Но великий ученый вместе со всем коллективом тогда еще очень небольшого Института электросварки АН УССР совершил подвиг! После эвакуации в Нижний Тагил институт разработал и внедрил технологию автоматизированной сварки броневых корпусов танков Т-34; благодаря патоновским автоматам производство бронемашин в Нижнем Тагиле удалось поставить на конвейер.
За годы войны общая длина «патоновского шва» составила 6 тысяч километров! На Курско-Орловской дуге, где в смертельном бою сталь сошлась со сталью, с двух сторон было брошено невиданное количество танков. И как раз накануне в Нижнем Тагиле удалось достичь пика их выпуска. Так что судите сами, что означал вклад Патона и патоновцев в Победу.
О том, какова была степень надежности патоновских бронированных богатырей, поведал директор эвакуированного в Нижний Тагил из Харькова танкового завода №183 (ныне покойный) Юрий Максарев: «Понадобилось расширить территорию «Уралвагонзавода» под цеха для новой, мирной продукции. А возле проходной стоял памятник — танк, «тридцатьчетверка» №35000. 26 мая победного 1945 года, именно в тот день, когда завод был награжден четвертым боевым орденом, она сошла с конвейера просто на пьедестал.
В 1975-м танк этот расконсервировали от заводского смазочного масла, заправили горючим. И своим ходом, будто только что, а не три десятилетия тому назад сошел он с конвейера, ветеран Т-34 поднялся на новый пьедестал возле новой проходной».