Наверное, больше всего параллелей между двумя героями можно провести в «Княжне Мери»: здесь и встреча «необычного» героя с девушкой, и её первое признание, и дуэль… Как же проявляются их характеры? В чём сходство и различие?
И в одном, и в другом случае герой выделяется из массы окружающих его людей. Онегин упорно уклоняется от встреч с соседями:
…с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги.
И в результате ему выносится приговор:
«Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьёт одно
Стаканом красное вино;
Он дамам к ручке не подходит…»
О Печорине тоже судачат те, кто знаком с ним, скорее, понаслышке.
«Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете... я сказал ваше имя... Оно было ей известно», «Она объявила мне, что знала мою мать и была дружна с полдюжиной моих тетушек».
Встреча с героиней… Вот тут разница большая, и для читателей того времена она была видна сразу.
Татьяна – деревенская девушка. Нам непонятно, почему Пушкин посвящает целую строфу её имени, да ещё и снабжает примечанием «Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например: Агафон, Филат, Федора, Фёкла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами». А для первых читателей романа всё стоит на своих местах: назвать героиню Татьяной – всё равно что сейчас дать героине имя Аграфены, к примеру (это благодаря Пушкину имя войдёт в обиход). Она воспитана в духе «милой старины» и представляет себе жизнь, в основном, по сентиментальным романам.
Сразу оговорюсь: я уже писала о безумном «открытии», что Татьяне 13 лет (читайте здесь), в числе отзывов получила и указание, что это «версия сексолога Александра Котровского, основанная на ТЕКСТЕ романа "Евгений Онегин"» (при этом совершенно не учитывается, что оный сексолог, озабоченный своими проблемами, даже не удосужился внимательно прочитать роман, а просто вырвал из контекста цитату), поэтому о возрасте писать не буду: видимо, героини примерно одних лет.
Мери – девушка светская, и это подчёркивается тоже её именем: не Маша, и даже не Мари́, а Мери – на совсем уж новомодный английский лад. То, что Печорин слышит о ней до знакомства, заставляет его считать её заурядной барышней, интересующейся только «существами, не созданными для мира, обречёнными каким-то тайным страданиям», как Грушницкий, который с первой встречи уже, кажется, достиг своей цели «сделаться героем романа».
Поведение героев поначалу… Вот тут, пожалуй, достойнее выглядит Онегин: отметив необычность Татьяны
(«Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт»),
он не делает никаких попыток увлечь девушку, в то время как Печорин так или иначе постоянно пытается привлечь к себе внимание княжны. Он сам не совсем понимает, зачем это делает: «Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?..» Объясняет это эгоистически, страшно для нас и беспощадно по отношению к себе: «А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы», «Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость».
Но вот дальше всё меняется. Татьяна пишет письмо Онегину. Поступок, по тем временам, неприличный (не случайно Пушкин будет горячо защищать свою героиню). Мери признаётся Печорину сама, причём сначала спросит: «Вы, может быть, хотите, чтоб я первая вам сказала, что я вас люблю?..» Потом будет практически умолять: «Но объяснитесь, я могу вам простить всё... только говорите правду... только скорее... Видите ли, я много думала, старалась объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных... это ничего; когда они узнают... (её голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение... но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю... О, отвечайте скорее, сжальтесь... Вы меня не презираете, не правда ли?» Ответ будет жесток. «Я вам скажу всю истину, — отвечал я княжне, — не буду оправдываться, ни объяснять своих поступков; я вас не люблю...»
Но вот меня постоянно преследует мысль: что честнее? Вспомним «проповедь» Онегина, хоть он и «живо тронут был» письмом Татьяны:
Когда бы жизнь домашним кругом
Я ограничить захотел;
Когда б мне быть отцом, супругом
Приятный жребий повелел…
То, верно б, кроме вас одной
Невесты не искал иной.
И дальше, расписав её «прелести» жизни с таким, как он, добавит:
Мечтам и годам нет возврата;
Не обновлю души моей…
Я вас люблю любовью брата
И, может быть, ещё нежней.
Что приносит это Татьяне?
Любви безумные страданья
Не перестали волновать
Младой души, печали жадной;
Нет, пуще страстью безотрадной
Татьяна бедная горит…
И Онегин будет возмущён смятением Татьяны на её именинах:
Траги-нервических явлений,
Девичьих обмороков, слёз
Давно терпеть не мог Евгений:
Довольно их он перенёс.
И, нимало не стесняясь, примется, дабы «Ленского взбесить и уж порядком отомстить», на её глазах кокетничать с Ольгой, что и приведёт к роковой дуэли
Печорин не оставляет Мери никаких надежд, не кокетничает с ней. Тронут ли он её признанием? Вероятно, да. Посмотрите, как нежно он будет её описывать: «Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки; её густые волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами; большой пунцовый платок покрывал её белые плечики, её маленькие ножки прятались в пестрых персидских туфлях. Она сидела неподвижно, опустив голову на грудь; пред нею на столике была раскрыта книга, но глаза её, неподвижные и полные неизъяснимой грусти, казалось, в сотый раз пробегали одну и ту же страницу, тогда как мысли её были далеко...»
И последняя встреча… Я сейчас не буду анализировать финал «Онегина»: вероятно, Евгений действительно полюбил.
А Печорину вновь предстоит объяснение с Мери. Ведь уже и княгиня готова, ради счастья дочери, благословить их союз, но… «Как я ни искал в груди моей хоть искры любви к милой Мери, но старания мои были напрасны». Печорину тяжело видеть, до чего он довёл княжну: «Ещё минута, и я бы упал к ногам её». Он уже понял, что она не светская пустышка, как казалось ему сначала, но любви нет…
Что же он говорит ей? «Княжна, вы знаете, что я над вами смеялся?.. Вы должны презирать меня… Следственно, вы меня любить не можете... Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь; вот всё, что я могу для вас сделать. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь... Видите ли, я перед вами низок. Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете».
Правду ли говорит он? Конечно, нет: он никогда над ней не смеялся. Зачем ему это нужно? Я думаю, всё просто: он хочет вырвать из сердца Мери любовь к себе. Чем хуже он будет выглядеть в её глазах, тем легче ей будет это сделать. Жестоко? Несомненно. Но ведь только эта «хирургическая операция» поможет…
Он добивается признания:
«Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали.
— Я вас ненавижу... — сказала она.
Я поблагодарил, поклонился почтительно и вышел».
Выводы каждый сделает свои. Кто из героев ведёт себя достойнее, Онегин или Печорин?
Но есть ещё история с дуэлью. И она заслуживает более пристального внимания.
Иллюстрации к статье взяты из интернета
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь
Навигатор по всему каналу здесь