Лера снова кашляла, и Саша вздохнул — сестру было жалко. Раздались шаги: в комнату тихонько зашла мама. Поправила Лере одеяло, оглянулась на сына — тот притворился, что спит.
— Саш, Саша!.. — затормошила его мама. — Иди на кухню спать, а то заразишься.
— Да не-е-е, — зевнул тот.
— Иди-иди, давай. Хватит с меня Леры.
Обняв одеяло с подушкой, Саша потащился на кухню. Разложил старенькое протертое кресло и улегся, слушая, как мама возится с сестрой. Вот говорит ей что-то вполголоса. Вот открывает бутылек с сиропом от кашля. Все эти звуки стали привычны — Лера болела часто и подолгу. Мама была измучена вечной тревогой и недосыпом, и Саша старался ей помогать — носил покупки из магазина, наводил порядок, готовил что-то несложное. Мог бы, наверное, делать и больше, но мама боялась, что он, одинадцатилетний, не справится. Мама вообще много чего боялась.
— Вы — все, что у меня есть, — вздыхала она. — Если с вами что-то случится… — слова таяли, мама замолкала и долго глядела в одну точку.
***
Назавтра Лере стало хуже: кашель не останавливался, лекарства не работали. Скорая примчалась быстро, врачи кивнули — увозим.
— Не знаю, сколько мы там будем, — нервничала мама, торопливо собирая вещи в больницу. — Вечером к тебе тетя Марина зайдет, проведает.
— Ладно, — протянул Саша. — Ты мне только позвони.
Прихожая опустела. У вешалки остались Лерины тапочки — Саша наклонился и убрал их в обувницу. Сходил за веником и подмел у входной двери. Задернул занавески.
Непривычная тишина сбивала с толку, делать совершенно ничего не хотелось. Кажется, он сам не заметил, как уснул.
***
Разбудил его дверной звонок. Точно, тетя Марина!
Саша вскочил и, босой, побежал к двери. Посмотрел в глазок и повернул ключ.
— Ну, как ты тут, дорогуша? — стряхнула она снег с меховой шапки. — Мама не звонила?
— Нет.
— Тогда сами сейчас позвоним, раз она такая-сякая!..
Саша заставил себя улыбнуться.
— Ну что?... Да?... Ладно… Передать ему трубку?
В ответ он помотал головой — разговаривать с мамой не хотелось. Вдруг не выдержит. Расплачется, как маленький.
— Хорошо, конечно! Не волнуйся! Лечитесь там!
Тетя приобняла Сашу за плечи:
— Сейчас поедѝм — и ко мне. Ребята тебе рады будут. Что ты тут один делать будешь?
***
К вечеру следующего дня мама сообщила, что с Лерой все сложно и лечиться придется долго. Во время разговора Саша мужественно держался и не жаловался: не хотелось, чтобы мама знала, как он скучает.
— А к папе мне поехать нельзя? — в конце-концов спросил он, затаив дыхание.
— Санечка… — вздохнули на том конце трубки. Его всегда так называли, когда жалели. — Я ему звонила, он сказал, что занят. Пришлет денег.
В тот вечер за окном впервые появились «Они».
Читайте также: Тот, кого не вернуть
***
Спустя три дня после разговора с мамой, Саша, как обычно, сидел на кухне с чашкой чая. Время от времени к нему забегали Маринины детишки — то Аня, то Антон, то младшая Ксюша (она вручала ему конфеты из личных запасов). Когда все успокоились и оставили его одного, Саша оглянулся в сторону окна.
Там, в темноте, замерли «Они». Вытянутые, чуть заостренные кверху, мерцающие золотые фигуры казались совершенно безобидными и были отличными собеседниками — молчаливыми, внимательными.
— Папа ушел два года назад, — сказал им Саша. — К какой-то Свете. Говорил, что устал от нас, и хочет пожить по-человечески.
Фигуры сочувственно дрогнули, но не ушли.
— Он приезжал к нам пару раз, и все. Мама сказала, что мы ему «нафиг не сдались». А я все равно скучаю.
— С кем болтаешь? — окликнул его Антон, старший.
— Скороговорки повторяю. Для школы.
— Пошли в гонки сыграем?
— Ага…
Интересно, а чем сейчас занят папа?
***
Ночью не спалось. В комнате было душно, раскладушка казалась жесткой и неудобной. Саша повертелся-повертелся, да и встал. Тихо-тихо прошлепал на кухню. За окном все еще светились «Они». Имена им, что ли, дать?
Пускай будут «А» и «Б». Почти как те, что сидели на трубе.
— Кто вы такие?
Фигуры дрогнули и застыли. Что это означало, Саша понятия не имел.
— Зайдете?
«А» и «Б» просочились через форточку и проплыли к столу. Стали немного ниже, будто сели.
— Чаю? — обрадовался Саша. Вытащил три чашки и поставил на стол.
В соседней комнате скрипнула дверь, и «гости» испуганно метнулись на улицу.
— Ты чего, Сашок? — прищурилась на свету тетя. — Зачем тебе чашки?
— Так, рассматривал.
Кутаясь в халат, она уселась на место «А».
— Да понимаю я, трудно это все, — вздохнула она. — Но ты потерпи, все образуется… Мама вот завтра домой хочет съездить. Повидаетесь.
— Угу.
— А потом, глядишь, и каникулы кончатся. В школе-то повеселее будет, да?
— Наверное.
Саша почти не слушал, рассматривая узор на чашке. Фонарь за окном неожиданно замигал и погас. В кухне стало на порядок темнее.
— Иди спать, ладно?
***
Марина отвезла Сашу домой рано утром, еще в темноте, и уехала в больницу. Он побродил немного по квартире, погладил довольного кота. Проверил кормушку — там оставалось еще больше половины.
Позвонил маме, но та не ответила — наверное, не слышала телефон. Или была занята. В списке номеров следующим шел папин, но Саша набирать не стал. Не хотелось выслушивать очередную серию гудков.
За окном показалось свечение. О, они и досюда добрались!
Распахнув балконную дверь, Саша пригласил их домой и на кухню, но там не включился свет. Видимо, перегорела лампа.
«Гости» отказались сидеть в темноте и устремились обратно, в светлую комнату. Удлинились и окружили люстру.
— Вам нужен свет? — догадался Саша. — Вы темноты боитесь?
Фигуры закружились у ламп и задрожали, словно языки пламени. Одна из них — кажется, «Б» — обернулась к нему.
— Костер? Вы показываете костер?
«А» и «Б» довольно закачались. Саша с удивлением отметил, что понимает их.
— Вы ищете тепло, да?
Фигуры счастливо вспыхнули и окружили Сашу. «Ты понимаешь нас. Наш. С нами» — прозвучало у того в голове. — «Ты как мы».
— Как вы?
— «Пойдем с нами! Нам — нужен. У нас — не лишний. С нами — тепло. Хорошо».
Саше в самом деле было тепло и хорошо... До горечи. До комка в горле. Ощущение счастья стало почти осязаемым, большим-большим, тягуче-медовым. На мгновение забылось все — и папино равнодушие, и вечное мамино отсутствие, и дружная Маринина семья... Как же он завидовал им, этим счастливым Марининым детям! Фигуры продолжали наворачивать круги, да так, что закружилась голова.
В коридоре щелкнул замок.
— Сашуль? Ты дома?
***
— Ужас там, Саш. Кровать — одна на двоих, спи как хочешь. Я на полу кое-как устроилась, в Маринкином спальнике, но в палате еще двое детей. Лера только уснет, остальные шумят… Одиночные палаты все заняты…
— Скоро вас выпишут?
— Пока не знаю. Как ты? С Мариной не ссорился?
— Нет.
Собравшись «полчасика полежать», мама вырубилась до самого вечера. За это время успело рассвести и снова стемнеть. Саша маму не будил и большую часть времени просидел на полу, рядом. Как только наступил вечер, за окном снова замаячили золотые фигуры. В комнату Саша их не позвал — и без них было хорошо.
***
У Марины пришлось пробыть еще полторы недели до того дня, как сестру выписали. Вечерние чаепития с «А» и «Б» стали обычным делом, тем более, что с кухни его никто не гнал.
Фигуры общались с Сашей, но больше к себе не звали. Решили, видимо, что ему это больше не надо. Тот не спрашивал. «Не ходи. Сам. Сам найдешь тепло. Мы не нужны», — подтвердили они его догадку.
Лера с мамой вернулись под вечер, уставшие и довольные. Сестра прямо с порога кинулась к Саше.
— Я скучала! Скучала! Рисовала тебе рисунок! Мама, где он? Здесь? В мешке? — затараторила она.
— Ты раздевайся давай, найдем сейчас…
Весь вечер Лера не отходила от Саши, в подробностях описывая жизнь в больнице, привычки соседей по палате, врачей, медсестер, уборщиц. Разложила на столе стопку листков — каждый «шедевр» предназначался лично Саше — и принялась объяснять, что и где нарисовано.
Наконец-то все закончилось! Саша улыбнулся маме и обнял сестру. Только бы она снова не заболела!
За окном горел фонарь, в рыжем свете медленно кружил снег. Ни одной золотой фигуры видно не было.
