Командир танка Т-238 капитан Бобряков тронул подпухшую щеку и продолжил изучение карты. Боевая машина уже почти целую неделю находилась в режиме укрепленной огневой точки, охраняя перекресток. Но противник, похоже, переиграл земных стратегов и отходил другими путями, оставив без дела экипаж Т-238. Нельзя сказать, что мехвод Колыменко или борт-инженер Евсеев очень расстроились из-за отсутствия вражеских колонн. Погода стояла прекрасная, и ребята дни на пролет загорали, валясь в высокой траве. "Крыся" Чернова, единственный член экипажа, который не покидал боевой пост, весьма критично относилась к нарушению дисциплины. Киборги вообще странные существа с человеческой точки зрения, а "Крыся" была еще наделена женской психологией и внешностью. Поэтому мужчины за глаза шутили о "критических днях" и "приливах", стараясь как-то объяснить постную физиономию зам.командира танка.
И вот, Бобряков получил приказ закончить наблюдение и выдвинутся в расположение батальона. Механик и бортинженер приуныли, а зам.ком. "Крыся" наконец-то выглядела довольной. Она даже вылезла из танка, чтобы понаблюдать за тем, как Колыменко приводит в действие самооткапывающий механизм.
Бобряков в душе был рад перемене, но внезапно вылезший и воспалившийся зуб мудрости портил всё настроение. Морщась от ноющей боли, он разглядывал карту, удивляясь, как далеко продвинулась часть. Всего пять дней, а умотали за добрых две сотни километров! Чего, спрашивается, держали их тут, в глубоком тылу?
Впрочем, капитан был не из тех, кто приказы обсуждает. Велено занимать точку — экипаж занял и вел наблюдение. Противника замечено не было, и хорошо! Вот только зуб… Бобряков сморщился и потрогал щеку.
— Что со щекой, Сергеич? — поинтересовался борт-инженер.
Пока танк выкапывался из-под земли и переползал на ровный грунт, заняться ему было нечем. Вот и слонялся Евсеев кругами, уворачиваясь от струй перемолотой глины, выбрасываемых экстракторами.
— Ничего, — буркнул Бобряков.
"Распустил я вас, — зло подумал командир, стараясь не морщиться от зубной боли, — права "Крыся", ой, права!"
— Если зуб, давай выдернем? — не понял приближающегося начальственного гнева Евсеев. — Сейчас ниткой суровой обмотаем и — дерг!
— Отставить! — скомандовал Бобряков. — Как его обмотать, если он — мудрости? Глубоко во рту.
— Э-э-э… Дай, посмотрю, — наивно улыбнулся инженер, — я многим зубы рвал...
— Ну, посмотри, хирург, — проворчал Бобряков и раскрыл рот.
Евсеев достал из кармана гимнастерки миниатюрный фонарик. Подсвечивая, заглянул в командирское нутро.
— Ого, — пробормотал он, — ничего у тебя тут...
— Эво? — насторожился Бобряков.
— Да, зубов дофига, рви — не хочу! — счастливо выпалил Евсеев.
— Так, отставить, товарищ сержант! — рявкнул Бобряков. — Смирно!
Борт-инженер выронил фонарик и вытянулся, опустив руки по швам.
— Приступить к выполнению должностных обязанностей! — скомандовал капитан. — Бегом, марш!
Евсеев козырнул и трусцой заскакал к танку, который уже выкопался и переместился на дорогу. Вскарабкавшись на корму, борт-инженер перебежал к башне и скрылся в люке.
Зуб у Бобрякова заныл с новой силой, и он с трудом подавил желание заскулить. Послышались шаги, подошла "Крыся". Киборг одобрительно улыбалась. Капитан с ненавистью уставился на её довольное лицо:
— А у тебя что?! — по инерции продолжил разнос капитан и, не сдержавшись, брякнул:
— "ПМС" закончился?!
Улыбка бабочкой спорхнула с лица "Крыси". Карие глаза сфокусировались на переносице Бобрякова. Он сглотнул и вытаращил глаза, от неловкости и, одновременно, для устрашения.
— Диагностирую острый периостит*(флюс) — монотонно произнесла Кристина, сверля взглядом лицо капитана, — применяю метод народной медицины...
Боковым зрением Бобряков заметил какое-то движение, и в тот же миг из глаз сыпанули искры вперемешку со слезами, а мир устремился вверх, решительно поворачиваясь по часовой стрелки.
— Ссука, мля! — донеслось откуда-то голосом Колыменко. — На кого руку подняла?!
Бобряков буквально упал на пятую точку и прислонился щекой к борту танка. "Нокаут", — признался себе он и сомкнул веки. Казалось, глаза были закрыты всего одно мгновение, но когда Бобряков их открыл, увидел следующее. "Крыся" переместилась от танка на полянку, стояла и разглядывая приближающихся механика и инженера. Колыменко держал в руках лом, а Евсеев бряцал метром стальной цепи от трансмиссии. Двигались они упруго и осторожно, обходя киборга с двух сторон.
— О… отсв… — попробовал скомандовать Бобряков, но не смог — рот был полон. Выплюнув на землю кроваво-гнойный ошметок, он обнаружил в десне вместо зуба кровоточащую дыру. Щека и челюсть ныли, словно по лицу с размаху приложились утюгом. Капитан стиснул оставшиеся зубы и поднялся на нетвердые ноги. Его пошатывало.
"Хреновый я командир", — отстраненно подумал он, наблюдая за мощными спинами своих бойцов и маячившую перед ними фигурку "Крыси"
— Объявляю десятиминутную тренировку рукопашного боя, — вдруг отчетливо объявила она надвигающимся сержантам.
— Молись, жестянка, — грозно прорычал Колыменко, помахивая полутораметровым ломом, — ща за командира ответишь!
"Крыся" демонстративно заложила правую руку за спину и, вытянув левую, поманила ладонью нападающих:
— Смелее, мальчики, — пригласила она, — левой я бью слабее… Начали!
Бобряков потряс головой и поспешил на поле боя. Ребята вступились за него, теперь его долг не остаться в стороне...