«Из меня не получился Антон Палч. И уже, наверное, не получится. Я — многословна. И не способна ужимать текст. Всё кажется важным и к месту. Леплю строчки плотно, не втиснешь резак. А уж, как сдабриваю эмоциями — не передать! Женщина, одно слово…
И ехидна — не по-детски. Не по-классикам. «Добрее надо быть, добрее…» Не получается. Вроде, и начинаю с лаской. К третьей строфе принимаюсь капать ядом, в пятой сжижаюсь до ироний, ближе к концу журю и ёрничаю. Но дотянуть до приятного и паточного. Отпустив стёб и резкость — не могёт. Врождённый аристократизм, воспитанный на опарах интеллигентности. Да, вкупе с пролетарскими реалиями. Даёт странный, до изжог, эффект. Пока сама читаю — довольна, визжу поросём. А смотрю на лица читающих — тускнею и стыжусь. «Как так, Аня?! Как ты могла?..» Корчусь в муках совести, спешно выбираюсь на улицы. Кормить бесхозных уток и голубей. Расплатившись с миром батоном, возвращаюсь успокоенной. И наглой.
Сажусь за ноут. И строчу гадости снова. Кажется, есть какой-то медицинский термин. Об этом.
Взирая на портреты «отцов основателей». Реализма, классицизма, романтизма… Ох, много-то их как! Снимаю ночной колпак, клоню покаянную главу и ищу себе местечко. В современном словокропании. «Рифмы, ритмы. Рифмы, ритмы. Рифмы, ри…» Что-то, внутри меня, диктует — метрономом — заданный давно темп. И пойди — выйди. Из него. Значит, не мой раздвоенный язык мечет «правды». А начинка облекает в слова и предложения истины. Неустанно твердимые, до рождения усталой, дряхлой, многознающей душой. И от неё уже и не спрячешься. Не скомпромиссничаешь. Не сошлёшься. На «трудности перевода».
А, стало быть. И далее, буду цедить сквозь зубы. Отстаивать своё. И ваше, кстати. Без предварительных, бить в лоб. Не задабривая, обличать. Не шкурничая, тянуть одеяло на всех.
«Глаголом жги!» Это. Про меня. Прозит!..»