Последний вагон радиалки в метро – самый суетный. Вечно кто-нибудь вскочит за секунду до старта, прищемит дверями портфель или пальто, поднимет шум на ровном месте, а то и полезет в драку. Этот вагон регулярно оккупировали влюбленные, не нашедшие лучшего места, чтобы проявить чувства, остроухие балагуры в странной одежде с деревянными палками за спиной, пестрые компании неформалов, любители флэшмобов без ботинок или штанов. Незлобивый метролль Уголькевич лишь вздыхал, глядя на чудаков – что поделаешь, работа есть работа. Могли б и бомжи быть и фанаты и призраки бедолаг, умерших прямо в метро. А к чудакам и привыкнуть можно. Благо и сам не ангел.
Из метроллей Уголькевич выделялся не только нравом – он уродился неприлично большим, твердым как сталь и черным как смоль, без единой пестрой прожилки. Избыток силы порой оказывался полезен, метролль мог и дверь придержать и колесо приподнять и хулигана наружу вытолкнуть. А вот габариты доставляли немалые неудобства – койку в общаге пришлось заказывать по отдельной мерке, башмаки тачать самому и форму перешивать. Мало того, в темную ночь Йоля метролли наряжали Уголькевича словно йолочку и водили вокруг него хороводы, напевая страшноватые древние песни. Зато в столовой большому черному троллю всегда давали двойную порцию и кокетливые метролльхен то и дело потчевали великана угольками и камушками. Другой бы и остепенился, поселился с почтенной супругой в персональной пещере или отнорке, но Уголькевича все устраивало и так.
Он любил свое место на последнем сиденье последнего вагона. Подремывать вполглаза, сонно провожать взглядом ленту рельсов, цыкать на туннельных драконов и мелкую шушеру, норовящую прокатиться на подножке – брысь, шантрапа! И читать, куда ж без печатного слова – Уголькевич с равным удовольствием перелистывал забытые книги, рекламные газетенки и студенческие рефераты. А потом (грешен, слаб) швырял добычу в пещерную печку, любуясь блеском огня и россыпью мелких искр.
Еще Уголькевич любил запах свежего снега, мокрого меха и лыжной мази. И утренние часы после больших праздников, когда в полупустом метро царит особенная, счастливая и сонная тишина. Кажется, будто что-то изменится к лучшему… Кажется, но можно же помечтать. И сюрпризы праздничным утром редки. До чего хороши пустые вагоны!
Бородатый мужичонка в красном халате, обнимающий пузатый мешок, Уголькевича не удивил. Новый год правда уже отгуляли, но Рождество наступило вчерашней ночью и последние поздравляльцы еще разъезжались из ресторанов и уличных балаганов. Мало ли засиделся человек, перебрал, вот и плачет навзрыд как маленький.
- Проспал! Раззява, балбес, куча снежная, все проспал! Что я детям скажу – извините, ошибочка вышла? Позор на мою седую голову!
Заплаканный мужичонка шарахнул посохом об пол и, к удивлению метролля, в вагоне резко похолодало. Стекла покрылись морозными узорами, поручни осыпало инеем, а с потолка посыпал снежок – мелкий, но ощутимый. Вот так фокус! Уголькевич конечно же видел снег – в окнах вагонов во время надземных переходов, в распахнутых дверях, когда ветер забрасывает внутрь клочья пурги. А на метроллью голову белая пыль не сыпалась очень давно, со времен нежного детства в тундровых пустошах. На минуту Уголькевич разнежился, улыбаясь во всю черную пасть, но потом встрепенулся: непорядок!
- Предъявите документы, гражданин хороший! Почему безобразия нарушаете?
- Борода, снег и посох, вот мои документы! Дед Мороз я, товарищ милиционер, самый бездарный в Москве Дед Мороз. Заблудился, потерялся, проспал все на свете и теперь по весне растааааю…
Борода мужичонки промокла от слез, двери вагона сковало льдом и по полу пронеслась нешуточная поземка. Еще немного и поезд встанет в туннеле. Выговором за такой прокол не отделаешься, проблем не оберешься, да и бородача жалко – а ну как и вправду растает?
- Значит так, гражданин. Сейчас мы с вами поедем в холодное депо, где стоят старые поезда. Там у нас круглый год холод и растаять весной затруднительно. Сядем спокойненько и обсудим, что же страшного произошло. Договорились?
- А там сильно холодно? – поинтересовался мужичонка и всхлипнул.
- Чай замерзает, - заверил Уголькевич. – И сосульки с потолка растут.
- Сосульки, товарищ милиционер, это вещь, хоть грызи, хоть грози, хоть музыку играй. Пробовали?
- Музыку нет, а так да, - ухмыльнулся Уголькевич. – Прибрали б вы за собой да поехали куда следует.
Легким движением посоха мужичонка ликвидировал зиму в отдельно взятом вагоне, высморкался в варежку и успокоился. Уголькевич приготовился слушать.
История оказалась короткой, но поучительной. Дед Мороз, как оказалось, очень любил перед праздником ходить в баню. Вместе с другими Дедами, фанатами экстремального отдыха, он тридцатого числа на летучих санях добирался до Оймякона, самого холодного в тундре поселка. Там любителей хорошенько померзнуть ждали снежные домики, ледяные каморки и душистые веники из лучшей на севере карликовой березы. Самые же отчаянные Морозы, хорошенечко выстыв, вылетали пулей из бани и прыгали в термальный источник – если быстро окунуться, то не растаешь. Деды нескучно проводили предпраздничный день, а наутро разлетались кто куда – дарить подарки, плясать на площадях и устраивать зимние развлечения.
Герой же повествования увлекся приятным отдыхом, разлакомился, уснул в сугробе и очнулся лишь от звона колоколов в Сочельник. Олени к тому времени превратились в песцов, сани в тыкву, лететь до Москвы пришлось в багажном отсеке попутного самолета. Подарки детишкам уже обеспечили – об одних сорванцах позаботились соседские Деды, о других собственные родители. Новогодние чудеса к полуночи тоже стухнут. И кто я после этого? Отморозок, как есть отморозок…
Дед Мороз снова наладился плакать, иней пополз по стеклам, случайные пассажиры столпились у дальней двери – поезд большой, вагонов много. Терпение Уголькевича дало трещину.
- Хватит ныть! Раздадим твои чудеса, не пропадут даром.
Набрав в грудь побольше воздуха, метролль дунул, плюнул и превратился в здоровенного негра вроде тех, что предлагают в переходах рекламу соляриев и косметических кабинетов. Красный мешок удобно лег на плечо, оказавшись увесистым, но подъемным. Озадаченный Дед Мороз заторопился следом за нежданным помощником. На эскалаторе на странную парочку оборачивались, показывали пальцами и фотографировали на подручные гаджеты. Метролльхен Кепочкина попыталась воззвать к здравому смыслу коллеги, но удержать его не смогла.
Флаеры Дед Мороз недолго думая сотворил из разбросанных по полу одноразовых проездных. Картинку бессовестно стырили с билборда. Отойдя чуть в сторонку от входа, Уголькевич сбросил с плеча мешок, растянул губы в улыбке и затараторил:
- А вот кому чудес в праздники не досталось? Налетай не скупись, разбирай за спасибо!
Приосанившийся Дед Мороз словно прибавил в росте, бороденка распушилась, засияв белизной, и на посохе заиграли морозные искры. Над нарядной шапкой заклубился мелкий снежок к вящему удивлению редких прохожих – серая мокрая хмарь вокруг не сулила ничего зимнего. Впрочем, люди шарахались, опасаясь, что за дармовые подарки придется расплачиваться чеканной монетой. Уголькевич приуныл, но ненадолго. Он шагнул в суетливую толпу и начал распихивать флаеры – кто-нибудь да клюнет на рекламный листок. Так и вышло.
У опрятной старушки заболел пожилой кот и она застенчиво попросила: здоровьица бы Мартынушке! На серьезное чудо Дед Мороза уже не хватило бы – подвыдохлось волшебство. А вот на расстройство желудка у шерстяного обжоры – вполне. Бах посохом – только снежинки в разные стороны!
У приличной владелицы рекламной конторы год не случалось отпуска – то клиенты чудят, то аренду подняли, то сотрудник базу увел. А вот вам лотерейный билет – и попробуйте только не попасть на Мальдивы. Бах и не благодарите!
Модель парусника для дебютного фильма – ловите! Бах! Годовой отчет для налоговой? Квартальный максимум, больше не вытяну. Бах! Хорошие оценки по математике для ушастой тинейджерки с розовыми волосами – без проблем. Бах! Раритетный Петроний Арбитр в тисненом переплете для букиниста – пожалуйста. Бах! Письмо от любимой девушки для задумчивого дизайнера – вуаля. Копию прислали жене? Извините, точней надо быть в желаниях. Десять тысяч семьсот рублей для узбекской продавщицы китайского трикотажа? Бах-бах! А носки и платочки пойдут в подарки метроллям - их-то с Новым годом поздравлять некому!
Остаток чудес оптом достался владелице небольшого собачьего приюта – хватило и на корм и на новый вольер и на груз душистого сена и на добрые ручки для овчара, гончашки и четырех щенков породы подмосковная уличная.
Напоследок Дед Мороз закрутил над Красными воротами небольшую рождественскую метель. Хохотнул, глядя как гоняются за снежинками малыши и фотографы. Похлопал по плечу Уголькевича… и опять приуныл.
- Я ж теперь лицо без определенного места жительства. Кто меня до Великого Устюга оттранспортирует?
«Дед Пихто» хотел сказать Уголькевич, но вовремя вспомнил, что старик давно отошел от дел.
- У нас в троллярии перекантуешься до декабря. Как-нибудь не дадим пропасть.
Нельзя сказать, что метролли встретили новенького жильца цветами и аплодисментами – здоровенный, неуклюжий, нытик и ни разу не тролль. Но внушительная физиономия Уголькевича не внушала желания спорить. Отыскали и койку и дело – поворчав для приличия, Дед-Мороз нашел себя в кулинарии, сменил нарядную шапку на поварской колпак и посох на поварешку. Хрустящие сосульки в соленом соусе и снежки в собственном соку сделались любимыми лакомствами метроллей, кое-кому даже пришлось расшивать форму. А метролльхен наперебой вздыхали вслед новенькому и умильно причмокивали губами – какой мужчина!
Ближе к лету старик запереживал – его пугали солнечные деньки. Пришлось заниматься закаливанием – каждое утро Деда Мороза минут на десять выпускали на свежий воздух из вестибюля к вящему восторгу детишек. От жары бедолага потел и пыхтел, но в итоге привык и порой выходил даже прогуляться по Арбату или Тверской. Старику нравились блестящие, яркие улицы, разукрашенные электрической мишурой.
С холодами Дед Мороз взбодрился, зарумянился, повадился расчесывать и заплетать роскошную бороду. И рассказывать всем и каждому о чудесах Великого Устюга. Интроверт Уголькевич даже немного устал от бесконечных баек о ледяных просторах и удивительных приключениях. Он подумывал было раздобыть для друга билет на поезд и даже нашел кошелек на платформе. Но прекрасным декабрьским утром из туннеля лихо вывернули нарядные сани – пора, товарищ, труба зовет.
На прощанье Дед Мороз оставил метроллям целый ящик стеклянных игрушек. А в пещере под Университетом сама собой выросла шикарная ледяная ель. Счастливые труженики подземелий танцевали вокруг и веселились просто-таки до упада. …Но на Йоль Уголькевича все равно нарядили – традиция!
Другие истории про метроллей