Рецензенты, как один, сетуют: какой жанр - не разберешь. Вроде детектив: девушку убили, XIX век, глушь, а и тут маньяки. А может «Куваев-лайт»: любовь к Северу, «ты увидишь, он бескрайний, я тебе его дарю». Или нет, исторический роман: у Ниеми ведь соблюден весь современный канон – не книга, а хроника рождения современной цивилизации, почти как во многих модных тестах, где обязательно надо развернуть перед читателем ВДНХ определенного периода (здесь XIX век) – распространение картофеля, дактилоскопия, возникновение фотоискусства.
Детектив есть, причем с почти классическим призвуком: не просто расследование, очерк нравов. Север, также в наличии, – красота, запечатленная в слове, этническая и историческая экзотика. Народ во всем обаянии, простодушии и неблагопристойности. Люди простые, что тут взять.
Но это все так, верхние слои и оболочка.
Ниеми М. Сварить медведя/ Пер. с шведск. С. В. Штерна. - М.: Фантом Пресс, 2019. - 512 с.
Как по мне, «Сварить медведя» - новая скандинавская рождественская проза. Скандинавы переделали детектив, создали новый канон литературной сказки, отчего бы не заняться рождественскими рассказами? За картинами природы и провинциального общества, следовательской беготней, проглядывает вечный сюжет – мир нуждается в Спасителе.
Но его появление – уже другая история. В романе же предспасительное состояние, то есть обычное, в котором пребывает наш мир.
Что греха таить, у нас с годами выработалось лакированное, неглубокое отношение к Рождеству. «Дитя родилось»: ангелочки, ясли. Масса умиления. И мы забываем о той ночи, в которую это происходило. Потерян сам смысл Рождества, превратившегося в праздник по случаю дня рождения очередного карапуза. Отчего его празднуют? Непонятно. Но ведь речь идет о Спасителе, о надежде человечества на обновление (здесь уже можно выйти за конфессиональные рамки), воплощенной в каждом ребенке. Может ему удастся вырваться из порочного круга страстей, в котором погрязли предыдущие поколения?
Мы забываем о тьме, в которой незаметно, потаенно, вдали от людских глаз (понятно почему) разгорается будущий свет. Ниеми наоборот пишет книгу о мраке, сгустившемся перед Рождеством. «Сварить медведя» - изнанка рождественского торжества. Переживаемая в преддверии появления новой надежды рождественская трагедия.
Прошло девятнадцать с лишком столетий. Швеция, а не Иудея. Во всем остальном изменений мало. Народ пребывает в невежестве. Падение все также глубоко, может даже еще глубже, за столетия сколько еще всякого наворотить можно. Полный набор. Язычество и суеверия. Игра страстей, поразительное скудоумие и безразличие. Утонченный, идущий от перекрутов интеллекта и морального сознания разврат, узаконенный государством грех самодурства и своеволия. И все понятно с первых строк. «Мироздание… Никакого здания нет». Разве не так начинается роман? Впереди же (книга Ниеми, как и историческая трилогия Амитава Гоша, не чужда апокалиптических пророчеств,), эпоха Калиюги, время Дракона, пора торжества не то света, не то Люцифера.
Также, как тогда, есть предтечи. Фигура Лестадиуса не столько исторична, сколько символична. Он – Создатель, Учитель (так зовет его Юсси), воплощение всех, как писали в старых учебниках, прогрессивных сил, забегающих вперед культурных начал – религиозных, моральных, научных.
Рядом с ним есть еще столпы-апостолы. Но как верно замечается в самом романе, сила действия порождает едва ли не большие силы противодействия, и даже Юсси, ученик и воспитанник Лестадиуса сомневается: не получится ли новый культ, не перейдет ли просвещение в свою противоположность? Еще немного и Лестадиус станет Куртцем. Все могущество человеческого быта, все интеллектуальные усилия разбиваются о быт, об утвердившиеся традиции и стереотипы. Жизнь не по совести, жизнь налегке – не изобретение нового времени. Сейчас в век всеобуча проповедуется сознательная дикость, а тогда это состояние было естественным, проистекало из бедности и простоты нравов (дадут ли пожрать в Царствии Божием).
Собственно о дикости и роман. О том, что сколько не старайся, состояние это непреходяще. Если приглядеться, «Сварить медведя», что-то вроде «Сердца тьмы» или «Аванпоста прогресса». Только за дикостью не надо в Африку бегом. Ее хватает и на Севере, в Швеции.
Но в чем же проблема, почему прогрессистская проповедь не срабатывает? Наверное, дело в том, что как не велики отцы-проповедники, существуют они в рамках той же парадигмы, что и господствующий ужас.
Лестадиус грешен также, как и остальные. В этом смысле его отличия от другого человека, стоящего вроде как над толпой, художника Нильса Густафа, невелики, они также не имеют нужного качества. Прост обуреваем страстями и введен в заблуждение собственными слабостями. Помимо этого на нем лежит и другое вечное проклятие: он – интеллигент, интеллектуал, теоретик («суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано»). Воля и интеллект все никак не срастаются в практический разум. Честолюбие не пускает в рай. Опять же вечная дилемма – быть ль не быть, «смириться под ударами судьбы иль надо оказать сопротивление?». У него много слов, но явно не достает меча.
Здесь нужен новый человек, человек дела, отщепенец, тот, кто не просто каким-то боком вываливается из общего, бегущего к обрыву человеческого стада, а в главном, основном из него выпадает. Таковы Мария и Юсси. Но Мария разговор особый… Юсси представлен в романе более выпукло, как человек неспособный к злу, не подверженный страстям. Да у него есть некое, влечение, зов, что ли. Но без этого внутреннего магнетизма (любовь называется), наверное, невозможна никакая жизнь вообще. У обычного человека чистый по своему характеру магнетизм порой обращается в извращенную страсть.
Предрождественский мир, рисуемый Ниеми – мир лжи и самообмана. Легче всего подчеркнуть его порочность, вопиющую несправедливость с помощью «кривого» детектива. «Право – наличное бытие свободной воли», «государство – шествие Бога в мире». На фоне изображаемого в романе эти абстрактные утверждения звучат как насмешка. Человек творит зло из чистого произвола, пренебрегая всем (ибо свободен!) и сваливает его на природу: во всем виноват «медведь». Перенос почти по Рене Жирару. Но на сей раз козла под рукой нет, для жертвенника сойдет и медведь. Давайте сварим медведя!
Этим люди и занимаются из века в век – вываривают из собственного рукотворного, порожденного ложью худа новые его разновидности. Живут, набивая животы злом.
Бег по замкнутому кругу может продолжаться вечно, несмотря на изобретенную ботаническую классификацию растений, введение картофеля вместо репы и библиотек взамен церкви. Все по Ницше: сколько не скачи на вершину, твоя хромая нога все равно остается с тобой. Круг замкнулся. Сам Создатель пасует перед «обществом», праведник бежит, спасая душу.
Разорвать круг может только чудо.
«Новый человек родился!»
Сергей Морозов