Из сна Веру выдернули резко, но, наверное так выныривает покойник из могилы – тяжелая чернота сползала с ее сознания медленно и тягуче. Кто-то грубый заставил ее подняться с кровати, напялил халат, практически замотав ее в него, как бесчувственную куклу, пнул к ногам тапочки и нетерпеливо потащил к дверям. С трудом разлепив веки и, перебирая онемевшими ногами, чтобы только не упасть, не повиснуть на этих жестких, как клещи, руках, Вера, в смутном свете коридорных ламп разглядела блондина. У него были судорожно сжаты челюсти, как у цепного бульдога, но под сероватой кожей ходуном ходили желваки. Через несколько секунд такого полуобморочного бега, он втолкнул ее в небольшую, ярко освещенную комнатку и захлопнул металлическую дверь. Свет ударил по глазам, но кто-то заботливый его пригасил, дав Вере прийти в себя. Комната оказалась врачебным кабинетом, обставленным очень скупо, но явно профессионально. Белоснежный стол, стеклянные шкафчики, какая-то аппаратура, пластиковая ширма. За столом сидел Глеб и, сощурив подслеповатые глаза, почти скрытые под кустистыми, седыми бровями, пытливо ее разглядывал. Потом встал, с трудом выпрямился и кивнул ей на ширму. Какая-то злая воля заставила Веру, не сопротивляясь, сесть на кресло и расставить ноги. Потом, Глеб снова сделал повелительный жест – уже к его столу. Вера напялила халат на вспотевшее тело и неуверенно села на табуретку.
Глеб – маленький, сгорбившийся в три погибели от немощи, которая за месяц согнула его в дугу и явно лишила сил, взгромоздился на кресло, устало выпрямился и снова посмотрел на нее из-под тяжелых век.
- Я тебе ничего объяснять не буду – ОНА объяснит. Просто скажу, подсадка прошла удачно, матка увеличена. Процесс пошел. Дальше, многое будет зависеть от тебя. Меня ты, наверное, уже не увидишь больше. Она – будет с тобой. Вернее - рядом. Во всем ее слушайся, сейчас она и только она сможет тебя спасти. Будешь выпендриваться – разрежут и все вытащат. Они и без тебя справятся. Но ты – лучший инкубатор. Так что, не дури.
Вера смотрела, как шевелится его увядший рот под седыми волосами, вслушивалась в слова, но они не укладывались у нее в голове.
- Алексей тоже уйдет, он уже не нужен. Только Она и ты. Ну, и потом – Он. Тот, что в тебе. Ты долго еще будешь ей необходима. Если не дура, конечно.
Глеб замолчал, опустил голову на руки и замер. Уснул. Или умер. Вера не успела даже подумать об этом, как стена напротив ширмы вдруг разъехалась на две половины, оттуда хлынул розоватый свет и молодой, звенящий голос крикнул, сорвавшись на визг
-Оставь его. Иди сюда.
Вера встала и, сама от себя не ожидая, быстро, как будто с нее сняли чары, вбежала в розовое сияние.
В зале (а это был настоящий, огромный зал) белое смешивалось с розовым, превращалось в пелену занавесей, покрывал, обивок, в тяжелый блеск пушистых ковров и пену цветущих растений. На диване, вся в перламутровом сиянии атласных подушек, сидела женщина. Она сидела прямо, напряженно опершись тонким телом на пышный диванный подлокотник и смотрела, не мигая – прямо на Веру. Шапка пышных волос обрамляла нежное бледное лицо, которое Вере кого-то до боли напоминало.
- Сядь!
Женщина указала на низкий пуфик около журнального столика, на котором были разбросаны какие-то бумаги.
Откуда-то из воздуха возник блондин и подтащил пуфик поближе к дивану. Туда же перетащил и столик и, больно взяв Веру за локоть,подтолкнул ее ближе. Вера села. Женщина придвинулась так , что стали видны ее зрачки, острые, по кошачьи вытянутые.
- ТЫ! Родишь! Мне! ЕГО! Потому что он – не жилец. Я вытянула его, как могла, конечно, на время. Чтобы он зародил в тебе СЕБЯ. Он смог. Теперь пусть сдохнет!
Вера с ужасом смотрела в лицо женщины, которое менялось на глазах, то старело, то молодело, то становилось кошачьей мордой, то снова расправлялось, приобретая черты молодой Веры. Теперь она поняла, кого женщина ей напоминает.
- А как же… Я не понимаю…
Вера с трудом узнавала свой голос, она хрипела, сипела и еле выговаривала слова.
- А что тебе понимать-то. Тебе и понимать ничего не надо. Гляди!
Она показал Вере на фотографии, которые лежали на столике. Их было три. На одной был Алексей, но не тот, которого она помнила, молодой, кудрявый, а тот, которого она увидела в больнице. Скелет с серой, морщинистой кожей, проваленным ртом и лысым, угловатым черепом. А рядом с ним сидела – она…Вера… Та, молодая, со стрижечкой и большими, круглыми глазами. А на второй – сидел ее Алексей. Веселый и молодой, радостный и светлый. Вот только ее, Веры рядом не было. Третья лежала вниз изображением. Вера взяла только две, третью женщина придавила белой чашкой. Точно такой же. Как та!
Через минуту женщина выдернула у нее из рук фотографии и лицо ее сморщилось, потускнело, как будто на солнце натянуло тучи. И тут же снова, как во сне, круглоглазая шатенка заулыбалась искристо.
- Что я только не делала. Но ОН хотел, чтобы Я стала ТОБОЙ. Я стала. А ОН решил умереть. Не поверил, дурак. Сам себя выпил, каждый сам свою смерть строит. А я! Видала, сколько я народу положила? Старики там бродят? Это ты их молодость пила. Как настой. А я, так вообще в ней купалась. Тут, наверное, их - с население небольшой страны. Все в земле. И все зря. Идиот!
Вера чувствовала себя каменной глыбой с глазами. Она ничего не понимала. Слушала женщину, которая была ею, Верой, смотрела на калейдоскоп ее меняющихся лиц, и снова чувствовала, что слова не складываются в фразы. Шелестят сами по себе.
- И вот теперь ТЫ родишь мне ЕГО. Снова. И все станет на свои места. Буду Я - Вера, ОН – Алексей, наша любовь и наш мир. Это Глеб придумал. Он гений.
- А я?
- А ты? Что ты? Тебя не будет. Вернее будешь. Вон.
Она ткнула пальцем и Вера подняла третью фотографию, на которой ее Леша сидел рядом со старухой в круглых очках и острыми плечиками под изношенной кофтой. И вдруг, прямо на глазах, он начал исчезать с глянцевой поверхности, растворяться, превращаясь сначала в концентрические круги, а потом в мутную лужицу, которая задымилась слегка и испарилась, как вода под ярким солнцем. Старуха шевельнула головой и улыбнулась, поправив очки.
Женщина говорила что-то еще, но Вера уже не слышала, ее окатило холодным потом и дурнота навалилась, превратив белый потолок над ней в свинцовую глыбу.
Очнулась она в кабинете Глеба. Он мерил ей пульс и сочувственно покачивал головой.
- Ты хоть выживешь, может. Хотя не факт. Я завтра сдохну. А ты думала, Алексей твой сам ожил? Эта ведьма всего меня для него высосала. Тварь…