О том, что представляли собой Рим и Карфаген к началу войны, а также о том, что послужило причиной их схватки, можно почитать в первой части.
Первая Пуническая война продлилась двадцать три года… Это был один из самых яростных конфликтов в истории античности. Обе стороны оказались примерно равны в своих силах, а потому война быстро перешла в изнурительное противостояние на всех возможных уровнях, начиная с военного и заканчивая психологическим.
А ведь поначалу для Республики все складывалось в высшей степени удачно. В завязавшейся на Сицилии заварушке Рим достаточно быстро начал одерживать верх. В 263-м году до н. э. консульская армия Мания Валерия Максима перешла в решительное наступление и вскоре смогла захватить большую часть острова. Сиракузы оказались в осаде, а Карфаген удерживал лишь западную часть Сицилии.
Диодор Сицилийский сообщает, что шестьдесят семь городов сдались Валерию Максиму и его коллеге (т.е. второму консулу того года) Отацилию Крассу вовсе без боя. Нельзя однозначно утверждать, что ими двигало – страх перед римскими легионами или желание утверждения римской власти.
Сицилия - не очень большой остров. Разумеется, по античным меркам это была целая страна, но цифра в шестьдесят семь городов все же вызывает закономерный вопрос: «И где они все там помещались?» Скорее всего, «городами» уважаемый Диодор и другие античные историки называют едва ли не все хоть сколько-то значительные поселения на острове.
И этот не очень большой остров к моменту Первой Пунической войны в течение уже долгих лет был ареной битвы между Карфагеном и Сиракузами. Представьте себе благодатную, но истерзанную бесконечными набегами землю, попираемую греками, пунами и даже ватагами разбойников, вроде мамертинцев, давших Республике повод к войне. Представьте несчастный народ, жаждущий того, чего у него никогда прежде не было – покоя и мира. Республика была новой силой на острове, и многие смели надеяться, что с ее приходом бесконечная война, наконец, завершится.
Кроме почти бескровного подчинения восточной части Сицилии, консулам удалось принудить к миру тирана Сиракуз Гиерона, который обязался выплатить Риму контрибуцию в сто (по другим данным: двести) талантов серебром. Вообще, с талантами все сложно, но тут, скорее всего, использовался так называемый «аттический» талант примерно равный 26кг. Помимо этого, отныне Сиракузы становились союзником Рима и его опорой на Сицилии.
Завершив кампанию, Валерий Максим вернулся в Рим, получил Триумф (т. е. проехал по городу во главе своей победоносной армии, чествуемый горожанами) и завершил свой консулат. В этот момент римлянам казалось, что война выиграна, несмотря на то, что несколько крупных городов Пунической Сицилии все еще оставались в руках противника. Триумфы крайне редко проводились до завершения боевых действий и обычно являлись венцом победоносной войны, наградой для полководца и его войска. В Риме считали, что победа уже достигнута, хотя в действительности война лишь началась по-настоящему.
Карфаген решил перенести поле боя туда, где имел безусловное преимущество перед Римом – пуны задействовали свой флот. Они стали нападать на прибрежные поселения Сицилии и даже совершали набеги на саму Италию. Города Сицилии, прежде легко перешедшие к Риму, теперь так же легко оставили его, а общая военная инициатива начала переходить в руки пунов, ведь Республике было решительно нечего противопоставить морской силе Карфагена.
Так продолжалось до 260-го года до н. э., когда в результате очередного набега один из карфагенских военных кораблей вынесло на мель почти неповрежденным. Римляне тщательно исследовали корабль, разобрали его по доскам и почти сразу смогли наладить поточное производство своих кораблей подобного типа. Это был ключевой момент всей войны – не получи римляне в руки оружие, способное тягаться с оружием врага на море, и они вряд ли смогли бы рассчитывать на успех в борьбе за Сицилию.
Впрочем, одних кораблей было мало – пуны обладали многолетним мореходным опытом и наследовали великой финикийской морской традиции. Их гребцы были лучше выучены, чем римские, их флотоводцы были более искусны, чем римские военные трибуны и консулы, вынужденные на ходу осваивать новое для себя ремесло. Однако римляне вышли из этого положения в высшей степени изящно – они стали устанавливать на носы своих кораблей так называемые абордажные вороны – перекидные мостки, которые опускались прямо на палубу карфагенских кораблей и позволяли римлянам реализовывать свое превосходство в воинском мастерстве.
Тут следует заметить, что основной военно-морской тактикой той эпохи был таран вражеского судна, и именно в мастерстве этого приема римляне уступали пунам, однако теперь сближение с римским кораблем, необходимое для тарана, стало угрожать самим карфагенским судам абордажем.
В том же 260-м году до н. э. усилия римлян принесли свои плоды – консульская эскадра из примерно ста двадцати кораблей под командованием Гая Дуилия нанесла тяжелое поражение сопоставимой по размерам пунийской эскадре у северных берегов Сицилии. Римляне уничтожили и захватили около пятидесяти кораблей, показав что теперь способны тягаться с Карфагеном и на море.
Следующие четыре года шла война на истощение, в которой успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Римляне со своим постоянно растущим флотом стали угрожать не только сицилийским, но и сардинским владениям Карфагена. Тот, в свою очередь, смог нанести противнику несколько чувствительных поражений на море и на суше.
Война, очевидно, затягивалась, и Республика пошла на очень дерзкий шаг – была организована экспедиция прямо в Африку – в самое сердце Карфагенской державы. В этот поход отправились оба консула, четыре римских легиона, значительные силы италийских союзников и феноменальные триста тридцать (sic!) кораблей. Разбив карфагенский флот, консулы высадились на вражеской земле и стали наносить пунам военный и экономический урон. Положение Карфагена стремительно становилось отчаянным, ведь кроме римских легионов им теперь противостояли еще и восставшие ливийские племена, уставшие от карфагенского гнета.
Пунийцы инициировали мирные переговоры, одновременно с этим огнем и мечом наводя порядок в своих ливийских владениях. Римляне потребовали Сицилию и Сардинию, огромную контрибуцию, уничтожения военного флота Карфагена и фактического превращения Пунийской державы в марионетку Республики. В итоге карфагеняне отказались идти на эти условия, все еще чувствуя в себе силы продолжать войну.
Еще до высадки римлян в Африке пунийцы организовали очередной масштабный найм в армию, обратившись к греческим солдатам удачи. Теперь эти наемники наконец добрались до Карфагена и готовы были вступить в бой. Кроме того, пунийцы в первый и в последний раз в своей истории доверили командование армией иностранцу – спартанцу Ксантиппу, который начал реорганизацию карфагенских сил по эллинистическому образцу. Можно представить, какое отчаяние охватывало в этот момент карфагенское общество – само существование их государства висело на волоске.
Но ни греческие наемники, ни талантливый Ксантипп, ни подавление ливийских восстаний не могли лишить Рим инициативы и преимущества – консульская армия должна была заканчивать эту тяжелейшую войну. И в такой ситуации Рим второй раз за войну допустил одну и ту же роковую ошибку – римляне решили, что дело уже сделано, а потому ослабили свое войско.
В конце того же 256-го года до н.э. консул Манлий Вульсон по приказу сената отбыл в Италию, забрав с собой часть войска и всю награбленную за время войны в Африке добычу. Его коллега Марк Атилий Регул нанес карфагенским войскам еще одно поражение и вступил в переговоры с пунийцами. Все это время Ксантипп продолжал тренировать и готовить свою армию. Переговоры, как было сказано выше, завершились ничем, а Ксантипп выступил на ослабленное римское войско.
Рати сошлись у города Тунета весной 255-го года до н.э. Численное преимущество в пехоте было за войском Регула, но Ксантипп располагал значительно большими кавалерийскими силами, кроме того, имел в своей армии целую сотню боевых слонов. Ксантипп выбрал удачное для его состава армии место – на равнине, где нумидийская и ливийская конница вместе со слонами могли развернуться во всю мощь. Кроме того, ему удалось своевременно инициировать сражение, когда войска противника были измотаны дневным переходом под палящим африканским солнцем.
Римляне потерпели страшное поражение. Дело было даже не в том, что погибло больше десяти тысяч закаленных легионеров, и не в том, что сам консул попал в плен, где в итоге сгинул мучительной смертью (от тягот бесконечной войны обе стороны ожесточились и стали порой терять человеческий облик) – разгром в Африке означал, что война продолжится, более того, Рим снова лишился в ней инициативы.
И перетягивание шипастого каната, протянутого между Италией и Африкой, продолжилось. Риму сопутствовал успех на суше – Республика вновь заняла всю Сицилию, кроме Лилибея и еще нескольких укрепленных городов на западном берегу. На море же в эти годы борьба шла с переменным успехом и тяжелейшими потерями с обеих сторон, но с некоторым преимуществом Карфагена.
Определенное стратегическое оживление наступило лишь с появлением во главе карфагенских сил на Сицилии талантливого военачальника Гамилькара. Он успешно контратаковал римлян и убрал от стен Лилибея практически бесконечную осаду. Укрепившись на новых рубежах в глубине острова, Гамилькар стал проводить стремительные атаки на римские линии снабжения и подкрепления. Кроме того, в 247-м году до н.э. Гамилькар организовал разорительный набег своих морских сил на южное побережье Италии. За свою манеру действий Гамилькар приобрел прозвище Барка, что по-пунийски значит «Молния».
Непосредственно же на Сицилии, на линии соприкосновения сторон сложилась обстановка, которую вполне можно назвать фронтовой в том значении этого слова, к которому мы привыкли в XX-м веке. Полибий пишет о каждодневных столкновениях на очень ограниченных пространствах и о равенстве сил, которое не позволяло ни одной из сторон продвинуться вглубь позиций противника. Где-то я уже видел такое описание фронтовой обстановки…
К концу сороковых годов обе стороны находились на грани. Даже не так – они переступили грань еще во время римской экспедиции в Африку. Теперь же они непрерывно схватывались в отчаянной борьбе до последнего человека, вовсе не думая о существовании «потом».
Число человеческих жертв Первой Пунической войны из-за давности события даже примерно прикинуть затруднительно, но скорее всего речь идет о сотнях тысяч жизней. Одних только римских граждан-мужчин убыло за годы войны около пятидесяти тысяч, а ведь италики и итальянские греки в те годы еще не были гражданами. На жителей эпохи война произвела огромное впечатление – Полибий, родившийся спустя сорок лет после окончания войны, писал о том, что именно Первая война между Республикой и пунийцами была самой продолжительной, упорной и важной во всей истории войн, а ведь Полибий был ребенком во времена после Второй войны и лично участвовал в Третьей.
И все же никто не хотел уступать. К 242-му году до н. э. финансы обеих держав были совершенно расстроены. В такой ситуации римские граждане на свои личные средства снарядили еще один флот – около двухсот легких быстроходных кораблей для последней атаки. Можно лишь размышлять, как пошла бы история мира, если бы римские граждане той эпохи любили серебро больше, чем влияние, достигаемое победами.
Флот выдвинулся в сторону Сицилии, чтобы в очередной десятитысячный раз заблокировать непокорный Лилибей. В это же время из Карфагена отбыла большая транспортная эскадра с провиантом для войск Гамилькара и жалованием для наемников, которые готовы были начать роптать при первых же задержках. Пунийцы тоже делали для победы все возможное – их могучий и обученный флот уже давно пал в многочисленных стычках, поэтому теперь на веслах были необученные простые люди и рабы, а в офицерах вчерашние – мальчишки из знатных семей.
У командира карфагенской эскадры Ганнона было больше кораблей, чем у консула Лутация Катула – около двухсот пятидесяти – но значительную их часть составляли транспортные суда решительно неприспособленные для битвы. Осознавая свою слабость, Ганнон желал сперва достичь Карфагенской Сицилии, избавиться от груза, принять на борт Гамилькара Барку с обученными воинами и лишь после этого сойтись с римлянами.
Вышло иначе: Лутаций Катул заранее разгадал замысел противника, а потому перехватил его у Эгатских островов, к западу от побережья Сицилии. Ветер был против римлян, но за них оказалось мастерство. Половина карфагенской эскадры погибла в сражении, другая половина спаслась, но ушла от Сицилии. Силы Гамилькара на самом острове оказались отрезаны от родины и остались без ресурсов для продолжения борьбы.
В такой ситуации карфагенский сенат передал Гамилькару полномочия для ведения переговоров о мире. Римляне, доведенные войной до такого же истощения, что и их враги, не повторили ошибок прошлого и выдвинули значительно более мягкие условия, чем когда их войска стояли в Африке. Лутаций Катул и Гамилькар договорились о мире на следующих условиях: Сицилия, кроме Сиракуз, переходит к Республике. Кроме того, Карфаген передает Риму всех пленных без выкупа. Сам же должен выплатить победителю две тысячи двести талантов серебром в течение двадцати лет. Гамилькар также добился от консула права для своих солдат покинуть остров в строю, со штандартами и оружием.
Римский сенат принял эти условия, но Народное собрание посчитало, что двадцать лет тяжелейшей войны должны завершиться триумфом, а не просто победой. В итоге по Лутациеву миру Карфаген должен был выплатить на тысячу талантов больше и в течение десяти лет, вместо двадцати.
Почти сразу после окончания войны Карфаген оказался перед необходимостью оплачивать содержание наемной армии, которой больше было не с кем воевать. И это в условиях пустой казны и наложенной контрибуции. Попытка договориться с наемниками обернулась их восстанием и еще одной схваткой за существование для Пунийской державы. Республика, кстати, показательно не оказывала восставшим поддержки и даже ввела войска на Корсику и Сардинию (в тот момент владения Карфагена), чтобы разбить местных повстанцев. Однако когда Гамилькар одолел наемников и стабилизировал ситуацию, Рим все же воспользовался слабостью своего врага и присоединил острова к себе. Карфаген, скрипя зубами, вынужден был принять это – третьей войны подряд Карфагенская держава точно не выдержала бы, и пунийцы это прекрасно понимали.
Вместо схватки с Римом, Карфаген обратил пристальное внимание на свои владения в Испании, куда вместе со своим старшим сыном направился решительно недовольный ходом собственной эпохи Гамилькар Барка. Республика же принялась восстанавливать разруху, к которой пришло государство за четверть века войны. Сицилия, Корсика и Сардиния активно осваивались и заселялись. Наступило затишье.
Первая Пуническая война была самой тяжелой войной Рима. Соперничать с ней может лишь Вторая. Бесчисленные схватки Республики, а потом Империи с восточными державами и варварами не стоят с первыми двумя Пуническими войнами даже рядом.
Каждый институт римского общества, каждый римский гражданин и житель римского государства столкнулся с испытанием на прочность в эти четверть века Первой войны. Даже стихия испытывала Рим – две крупных военных эскадры погибли в бурю. Но… что нас не убивает, то делает нас сильнее.
Первая война была битвой богов и титанов, в которой не было однозначного победителя, не были исчерпаны ключевые противоречия, а обе стороны не лишились тяги к продолжению спора. Это была война за распределение ролей, если угодно. Кто будет впредь богами, за которыми победа и успех, а кто титанами, обреченными на, пусть величественное, но все же поражение.
Рискну предположить, что если бы Первую Пуническую войну выиграл Карфаген, вся дальнейшая история, как минимум, Европейского материка пошла бы совершенно по-другому. Хотя бы потому, что главный цивилизационный центр Западного Средиземноморья оказался бы на африканском, а не на европейском берегу. Но история, как известно, не терпит несвершившегося.
Закончить же историю Первой Пунической войны мне хочется еще одним сравнением с временами не столь отдаленными от нас – по завершении в 1919-м году Версальской мирной конференции, на которой была официально закончена Первая Мировая война, французский маршал Фердинанд Фош бросил в сердцах:
Это не мир! Это перемирие на двадцать лет!
Интересно, были ли подобные мысли в голове Лутация Катула и Гамилькара Барки, когда они договаривались о мире?
В конце хочется немного поделиться планами и узнать мнение читателей. В данный момент уважаемый Hamster-Historian ведет очень интересный цикл, посвященный биографии Ганнибала Барки. Величие человека определяется, среди прочего, могуществом его врагов, а главным врагом Ганнибала был Публий Корнелий Сципион, биография которого не менее интересна, чем биография величайшего пунийца. Но прежде, чем приступать к циклу о Сципионе, мне бы хотелось в одной статье описать Вторую Пуническую войну с некоторым упором на позицию римлян в этой войне. Напишите, пожалуйста, в комментах, будет ли вам интересно очередное описание Второй войны или мне сразу приступать к Сципиону? Заранее благодарю всех, кто откликнется.
Ну и номер карты Сбербанка скромного историка-любителя для щедрых донаторов: 4276 6300 1771 2483.
Автор - Александр Долгирев.