Он родился в последние дни лета вместе с тремя братьями и сестрами на территории одной из петербургских больниц на севере города. Их мать, тощая беспородная кошка с огромными печальными глазами на худой мордочке и большим, отвислым после родов животом, сбилась с ног, в попытках наесться досыта и накормить требовательно пищащих, вечно голодных котят. Еды не хватало, молока было мало, и малыши росли в постоянном голоде. Когда они только научились ходить и у них открылись глаза, случилась новая беда – ушла и не вернулась мать. Котята разбрелись из своего гнезда кто куда, и скоро потеряли друг друга навсегда.
Стояли первые дни осени. Было еще совсем тепло, но ночью выпадала холодная роса, часто шли холодные, затяжные дожди. Он нашел небольшое углубление под лестницей, ведущей к главному входу. Там было сухо и холодно, но дождь туда не попадал. Каждый день он бежал навстречу людям в надежде получить какой-нибудь съедобный кусочек. Он научился есть любую пищу, от которой отказался бы с негодованием любой избалованный домашний кот. Хлеб, чипсы, каша, колбаса — все поедалось с громким урчанием в надежде заглушить лютый, постоянно терзающий голод. Люди в его понимании разделились на 2 части – одни проходили мимо, сосредоточенно глядя в сторону, другие же останавливались и давали что-нибудь поесть.
Он часто сидел на нагретом солнцем газоне и наблюдал за жизнью людей. День и ночь с пронзительно синим миганием огней, наверх, по пандусу заезжали большие машины, из которых вывозили на носилках, а иногда выводили людей, которые скрывались за большой дверью с надписью «приемный покой». Спустя время, он встречал во дворе больницы этих людей, которые бережно несли себя, будто хрупкий сосуд, до краев наполненный особо ценной жидкостью в боязни расплескать ее по гладкому асфальту, в окружении родственников или друзей. От них иногда перепадала еда – то чипсы, то сухарики, а иногда и недоеденный бутерброд доставался нашему герою.
Но были и те, которые больше не вышли из больницы. Они покидали больницу тайком, через другой выход, который вел из маленького, хорошо отремонтированного зальчика. В нем, на специальных подставках, стояли гробы с покойниками. Издали могло показаться, что это наступил всеобщий «тихий час» в каком-то элитном заведении для немолодых людей. Все они лежали в одной и той же позе, со скрещенными на груди руками, устремив тщательно накрашенные лица с закрытыми глазами к потолку, словно какой-то начальник, уложив их всех одинаково, ждал визита журналистов, сделающих очередной оптимистический репортаж о жизни пожилых людей для программы «Время». Их последний наряд скрывал, как правило, следы тяжелой борьбы медиков за жизнь пациентов, а за правильностью и объемом этой борьбы post factum пристально наблюдала патанатомическая комиссия, от решения которой зависела судьба доктора, в дежурство которого умер пациент.
Ко входу тянулись немногочисленные родственники с цветами. Кто-то горевал по-настоящему, но были и те, кто тихо радовался долгожданному наследству, возможности занять комнату покойного и выкинуть, наконец, пропахшие безнадежной болезнью и старостью вещи. Подъезжал большой автобус, и профессионально скорбящие мужчины грузили в его нутро продолговатый ящик. В зависимости от достатка родственников умершего это было либо шикарное, с полированными боками, красивыми ручками и основательной крышкой последнее пристанище, но чаще это были простые, кое-как скрепленные, обтянутые дешевой тканью ящики. Чуткий кошачий нос улавливал едва уловимый запах тлена. Затем люди усаживались в автобус, лицом к ящику, и автобус уезжал по какому-то постоянному, до мелочей известному его водителю маршруту.
Он рос, несмотря на скудное питание, и превратился в худого, с выпирающим позвоночником, страшненького котенка. Несколько раз он пытался попасть внутрь здания, за эту большую белую дверь, но каждый раз его выгоняли бдительные охранники. Так бы и тянулись его дни, но дальше в его жизнь вмешался случай, в результате которого он чуть не погиб.
Как-то, по всегдашней своей привычке путаться под ногами и клянчить еду, он попался человеку, который очень не любил котов. Тот шел навестить своего друга, сильно избитого в недавней драке. Мужчина медленно шел, борясь с тяжелыми мыслями о проигранной в тотализаторе зарплате, кредитах, коллекторах и заливающей сознание ненавистью ко всему остальному, как ему казалось, более успешному миру. Он чуть не упал, споткнувшись об маленького мохнатого зверька, и, окончательно разозлившись, со всей силы пнул его ногой.
От страшной боли у него на какое-то время отключилось сознание. Он очнулся на газоне, хвоста он больше не чувствовал, задние ноги плохо слушались. И – неописуемая боль в нижней части туловища. Боль потихоньку уменьшилась, и тут он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Подпрыгивая, боком-боком, к нему приближалась большая серая ворона. Он вдруг понял, что надо срочно встать и постараться заползти в свою нору.
Он очень хорошо знал, что будет дальше. Как-то, на газоне, от старости, или от какой-то болезни, умер голубь. Несколько часов он пытался подняться и куда-то уйти, но вместо этого только кружился на одном месте, как танк, потерявший в бою гусеницу. Потом он затих, лежа на боку. И тут слетелись вороны. Не теряя ни минуты, с громким карканьем, переходящим в драку, они набросились на тушку мертвого голубя. Мелькали окровавленные клювы, и через некоторое время на месте голубя осталась только кучка перьев.
Жажда жизни заставила его подняться и, подволакивая задние ноги и волоча ставший бесполезным хвост, он добрел до своей норы.
А погода портилась. Был уже самый конец октября, еще засветло солнце скрылось в низкой, темной туче, и пошел снег с дождем. Он пытался согреться, но короткая шерстка не давала тепла. К тому же, он совсем перестал чувствовать голод. Его живот странным образом становился все больше и больше, дышать становилось все труднее и труднее. Он перестал контролировать естественные отправления своего организма, и скоро превратился в кота-доходягу, облепленного лепешками собственного поноса.
Он свернулся в клубок и уснул. Мы не знаем, какие у котов способности в плане видения тонкого мира. Но любой из нас может вспомнить немало примеров кошачьей интуиции и многих других труднообъяснимых событий. Во сне, видимо от предков, к нему пришло единственное правильное решение — попытаться выйти к людям и обрести дом.
Много лет назад, его предки очень сильно помогли тогдашним жителям Ленинграда. Шел февраль 1944 года, только что была снята блокада, полуразрушенный город наконец-то перестали бомбить и обстреливать. Уцелевшие жители с трудом привыкали ходить по улицам, не боясь остаться навеки в том месте, куда прилетит и разорвется огромный немецкий снаряд. Ленинград, без преувеличения, превратился в Город Мертвых. В теперешнем Парке Победы, был крематорий, дымивший круглые сутки, и никто точно не знает, в каких границах хоронили людей на Серафимовском и Пискаревском кладбищах.
Но появилась новая беда – город атаковали крысы. Обожравшиеся человечины, ничего не боящиеся, ведь котов съели от голода защитники города, они лезли, ничего не боясь, в квартиры, портили продукты в немногочисленных магазинах и на складах. Как будто солдаты 18-армии вермахта, погибшие в безуспешных попытках окончательно заблокировать город, ставшие, по сути, большой айнзацкомандой, переродились, сменив серые мундиры, на серую крысиную шерсть.
И тогда руководители города приняли решение – срочно завезти в город котов. Один только Ярославль прислал 2 вагона котов, обычных, дворовых, беспородных. Первые партии были переданы в Эрмитаж, Русский музей, на склады, хлебозаводы. Котов везли все — и водители грузовиков, и люди, которые возвращались в город. За несколько лет крысиное племя сократилось до безопасного уровня, и перестало угрожать безопасности людей.
Но время обесценило кошачьи заслуги. Виной тому была чудовищная кошачья плодовитость и поток людей с просторов нашей Родины, которые мало что знали про блокаду. Они, эти люди, обладали неленинградской бесцеремонностью, а порой и беспринципностью, и как-то незаметно оттеснили коренное население от руководящих должностей, очередей на жилье и прочих благ тогдашней жизни.
Жизнь налаживались, скоро после войны отменили карточки, и люди стали забывать прошлое, старательно отгораживаясь от него придуманным в 60-е годы ХХ века бетонно-героическим, безликим лозунгом «Никто не забыт, и ничто не забыто». Бетонные мемориалы опоясали город-герой, огромную птицефабрику возвели на костях тех, кто принял на себя удар немецких войск, а поля, густо усеянные человеческими костями, запахивали тракторами.
А котов стали «забывать» при переездах из квартиры в квартиру, бросать осенью в появившихся вокруг города садоводствах, они стали завсегдатаями помоек и разгрузочных площадок у магазинов, их регулярно забивали до смерти мальчишки. Но большинство не утратило веру в доброту людей…
Когда рассвело, он все-таки решил попытаться найти себе хозяев и обрести, наконец, дом. Кое-как он доковылял до входа на территорию. Люди шли нескончаемым потоком, но никто не обращал на него внимания. Осенний ветер доносил до него разные человеческие запахи – острых неестественных ароматов, табака, наспех приготовленной еды.
День уже подошел к полудню, неяркое солнце согревало землю жиденьким теплом. У него мерзли лапы, живот надулся так, что мог в любой момент лопнуть. И тут ветер донес до него совсем другой запах – пахнуло теплом, домом и довольными, избалованными котами. И он решился. С громким криком (скорее, писком), подволакивая задние ноги и волоча хвост, он бросился наперерез той женщине, которая была источником этого чудного запаха. С разбегу он вцепился в сапоги и громко, как трактор, замурчал. Вдруг он почувствовал, что женщина берет его и поднимает на уровень лица, чтобы рассмотреть получше. Вид у нашего героя был совсем не подарочный – гноящиеся глаза, неестественно висящий (как потом выяснилось, перебитый у основания хвост), странно торчащие в разные стороны задние лапы – тазовые кости тоже оказались сломанными. Сам он был в лепешках засохшего поноса и с огромным, словно у африканского рахитичного ребенка-доходяги животом с советского плаката о звериной сущности капитализма (время показало, что авторы плаката не ошиблись).
Женщина не колебалась ни минуты. Она достала из сумки полиэтиленовый пакет, и, посадив его туда, спрятала кота под пальто. Он моментально заснул, боль куда-то отодвинулась, стало тепло и спокойно
Эпилог
А потом его бесцеремонно мыли под краном, он истошно орал, и даже прокусил палец своей спасительнице. В ветклинике поставили диагноз – раздутый живот – это огромный переполненный мочевой пузырь, последствия удара. Пришлось несколько дней «доить» беднягу над раковиной, чтобы он не лопнул. Первые дни он только спал в переноске и иногда просыпался, чтобы поесть.
И мурчал всем, кто заходил к нему в комнату. Потом он начал неуверенно ходить по квартире, и, чтобы не убирать за ним все время, его одели в самый маленький памперс, сделав предварительно отверстие для хвоста. Но случилось чудо – почти восстановились естественные функции его организма, правда, иногда можно найти «сюрпризы» на полу. Задние лапы не восстанавливаются и вряд ли восстановятся, поэтому Кузя (так его назвали) с трудом забирается на кровать, где он любит спать с тремя другими котами. У него прекрасный характер, он любит всех, норовит украсть со стола любую еду и никогда ни на кого не обижается.
Вот такое кошачье счастье…
Фото из личного архива автора