Добраться до высотки на Котельнической набережной можно от трех станций метро: "Новокузнецкой", "Таганской", "Китай-города». Самый длинный путь – последний. Не пожалейте времени, выберите именно его, ибо вы окунетесь в подлинную московскую историю. Солянка - одна из старейших улиц столицы. Рассказывает Исаак Глан.
Здесь много того, что потом было заклеймено как «архитектурные излишества». Крылечки, которые сами по себе произведения искусства, навесы, покоящиеся на кованых узорчатых боковинах, давно забытые мезонины (Чехов!), навсегда исчезнувшие портики, опирающиеся на надежные, строгие колонны. Позже увлеклись горельефами, но здесь плоские фасады, без выступов, а декор достигается непритязательным рисунком (чаще всего - гирляндой из полевых цветов). И, наконец, еще сохранившиеся, но уже тронутые временем обветшалые торжественные арки, за которыми, кажется, скрываются не маленькие уютные дворики, а, по меньшей мере, королевский ландшафтный Версаль.
Старая благородная Солянка взяла все лучшее от знаменитого русского барокко петровских времен - ненавязчивую торжественность, тонкую изысканность, Дома все разные, но вместе они сливаются в завершенный ансамбль, воздушный, озаренный каким-то внутренним светом.
После всех полученных впечатлений надо на секунду закрыть глаза, чтобы шагнуть через века, и оказаться в другом времени. Помпезность – качество, свойственное всем тоталитарным режимам. Семь московских высоток, «сталинский классицизм», как его нарекли, высшее его проявление.
Приступили к строительству высотки, спроектированной Дмитрием Чечулиным, позже ставшим главным зодчим страны, еще до войны, но к ее началу появилось только одно крыло - вдоль набережной Москвы-реки. Уже по нему можно было представить облик всего сооружения. Главным тут должно было стать изобилие. «Вам обещан коммунизм? Но вы уже видите его, он перед вами».
Но была еще и другая цель - затмить Ленинград. Сталин всегда с опаской и недоброжелательством относился к этому городу. И, конечно, его раздражала слава Ленинграда, как главного европейского города России. Им должна быть Москва! Купеческий город с его беспорядочными улочками и тупиками, скученностью домов, неравномерностью застройки в центре и на периферии должен был преобразиться, приобрести геометрическую ясность. От центра, Дворца Советов, должны были расходиться лучи новых широких улиц, проспектов, шоссе. Надо было найти убедительный противовес красоте города на Неве. Таким аргументом должны были стать высотки, воплощающие мечту о будущем.
Дом на Котельнической набережной станет первым таким сооружением. Подойдем ближе. Парадный вход оформлен как царские дворцовые врата. Даже странно, что по бокам не стоят стрельцы с секирами. Обратите внимание на светильники перед домом. Как театр с вешалки, сталинская архитектура должна была начинаться с фонарных столбов.
Фасад с двух сторон украшен грандиозными горельефами. Они насыщены фигурами из самых разных эпох. Рядом со сталеваром в рабочем переднике - греческая богиня, благословляющая воина на бой. По соседству с женщинами в туниках, держащих на плечах античные амфоры, юные пионеры трубят в горны. Серп и молот мирно соседствуют с античными венками. Поднимаешь глаза к верху - устремленные ввысь золотые шпили, то со звездами, то с каменными кренделями. Вдруг возникают странные полукружия из гипсовых цветов, появляются неожиданные балюстрады.
Каким бы эклектичным не было сооружение, оно входит в сознание как единое целое, если в нем есть доминантная идея. Так ли уж важно, что развевающийся флаг пионерского горна соседствует с античным кувшином? А каменные крендели? Это же знак изобилия!
За таким фасадом - уж наверно - царские хоромы. Но как попасть туда? Не постучишь же просто так.
У парадных дверей дома всего одна мемориальная доска - Галине Улановой, а единственная открытая квартира - музей, посвященный ей. В послевоенное время за рубежом знали только два имени: ее и Сталина. А стокгольмский театр поставил перед своим фасадом скульптуру Улановой - еще при ее жизни.
Зайдем в музей. Пять небольших комнат, соединенных множеством коридоров. С непривычки можно заблудиться. Крохотная кухня, маленькая неудобная ванна. Уланова последние годы жила одна. Квартиру заполняли лишь бесчисленные лебеди - мягкие игрушки, фарфоровые, гипсовые поделки. Они стояли здесь и при ее жизни. Это все подарки от ее почитателей. Тут же записки, письма. "Ты, Моцарт, Бог, и сам того не знаешь!" - так предваряет письмо к великой балерине Фаина Раневская. "Несравненная Галина!" - пишет Алексей Толстой. Все они жили в одном доме, но ходить в гости друг к другу не жаждали, только посылали письма с этажа на этаж. Почему? Позволим богам быть людьми - со всеми их человеческими слабостями.
Правда, рассказывают об одной из встреч - Раневской и Твардовского. Александр Трифонович вошел в дом, но тут его прихватило. Добираться до своего этажа? Рискованно. И тогда он позвонил в первую попавшуюся квартиру. Дверь открыла Раневская.
- Александр Трифонович, вот уж рада, какими судьбами?
Твардовский, ни слова не говоря, пулей промчался в заветную комнатку, и вышел оттуда с виноватым видом.
-Как наши дела? - радушно встретила его Фаина Георгиевна. - Двери моего клозета для вас всегда открыты.
Кто еще здесь жил? Надо кругом обойти высотку, прочитать все памятные доски. Жаров, Лучко, Мордюкова, Мурадели, Мокроусов, Паустовский, Богословский, Масальский. Жил здесь и Василий Павлович Аксенов. В Москве проводил основное время, а в Биариццу, во Францию, уезжал лишь писать. "Только в Москве и живешь полной жизнью", - говорил он.
Дом и строился для деятелей искусства. Но потом к ним подселили высоких сановников, партийных и военных деятелей, Из работников культуры самые большие апартаменты - 140 кв.м. - были у Улановой. У других неизмеримо меньше, великие артисты, музыканты, художники занимали одно- и двухкомнатные квартиры площадью не более 60 кв.м. Обычная советская «трешка», которой давно уже никого не удивишь, тогда была чуть ли не музейной редкостью. Случались здесь и коммунальные квартиры. Понятно, к сановникам это не относилось.
Вернемся к истории. Чечулин внимательно следил за ходом работ. И вдруг неожиданность, приказ министра строительства. Прилежащие к зданию улицы необходимо осовременить, привести в соответствие с задуманным проектом. Среди них - Солянка. Уничтожить ее? Но Чечулин был не только чиновником, но и архитектором.
Невольно приходит на память позднейшая история с церковкой Симеона Столпника на Новом Арбате. Она подлежала сносу, и лишь отчаяние ревнителей московской истории, бросившихся под нож бульдозера, заставило водителя заглушить мотор. Потом они ходили по разным высоким инстанциям, горячо доказывая, что город только выиграет от соседства старого и нового. Доказали. Храм был спасен. Теперь же он - лучшее архитектурное украшение магистрали.
Эта мысль – сохранить контраст исторической застройки с новыми домами - пришла и Чечулину. Архитектор в нем оказался сильнее чиновника. Он не поставил своей подписи под приказом министра о реконструкции, а по сути, уничтожении Солянки. Её приостановили, а потом отменили вовсе.
Итак, цель достигнута. Красавица-улочка и чудовище-высотка оказались не только рядом, но и образуют некий симбиоз. Теперь Солянке не надо волноваться. У нее – на века! - появился мощный и грозный страж.
Еще Исаак Глан - об архитектуре, дворовой послевоенной иерархии и просто московские зарисовки.