Постеры… Постеры, к середине 90-ых, порой были почти валютой. Как вкладыши в начале самих «лихих и свободных» и нашего отрочества. Но, конечно, не так сильно котировались. Зато висели, на каждой стене… прямо рядом с ковром. Ну, ковер-то тогда воспринимался чуть иначе. Ковер, так ковер, надо, вот и висит и, ваще, с ним теплее. Зимой. Ночью. Если отопление выключат. Да и… просто ковер.
Ковер сливался со стеной, становясь её частью, постеры висели рядом, закрепленные кнопками, разномастные и вроде как нужные. Для чего нужны постеры? Чет знает, я бы сейчас и не объяснил. Вешают же люди картины, может, выразить свое духовное богатство или реальное, состояние собственной психики или тягу к прекрасному. Так и постеры. Заодно – сразу говорят за хозяина – чего да как любит, как к нему относиться и можно ли, к примеру, кормить с руки.
На самом деле большими фотографиями себя украшал весь мир, если верить комнатам пацанов и девок из американских подростковых ужастиков. В расширенной версии второго Терминатора полицейский из жидкого металла находил тайник Джона Коннора именно за плакатом-постером, порвав тот к чертовой матери. Джонни Депп, совсем молоденький и переезжающий откуда-то на улицу Вязов, крепил на стенке своей клетушки чьи-то сфотографированные рожи, явно не зная, что следует повесить портрет Фредди Крюгера.
Черно-белые фотографии Брюсли, Шварца и Сталлоне сдались полноцветной полиграфии быстро, не оставив после себя ни следа. Градация юности не терпела постоянства, особенно если то не модное, а понять всю ламповость и классику советских коллажей, должных висеть в рамочке, никто не мог. Всему свое время и, возможно, когда наше поколение станет нянчить правнуков, в моду войдут именно они – фотоколлажи, продаваемые как-бы инвалидами в поездах и на вокзалах.
Черно-белые фотки и пачки из-под сигарет теснились, пропуская на стены фото новых кумиров, где хватало всякого.
Журналов в новой России появилось множество. Свободный рынок диктовал свои правила и толстые «Смена» с «Роман-газетой» стремительно теряли вес с положением, проигрывая битву «Спид-ИНФО», «Андреям» и прочей мутотени, завязанной на сексе и порнографией. Молодежи предлагали не так и много, начиная с «Ровесника» и «Я – молодой» и заканчивая «Роккором», порой дефицитным в провинции.
- Я им покажу энциклопедию русского рока! – смело заявила Наташа из нашего класса, сидя за подшивкой «Я – молодой» и примериваясь – что ей выдирать для собственноручно делаемой энциклопедии. Денег на покупку толстой книги из типографии ей не выдавали, а душа требовала своей Библии рокеров, свято боровшихся с системой еще в Союзе.
Мы с Диманом подобным интересовались мало. Диману постоянно подкидывали денежные ништяки на покупку всяко-разного, а меня такие энциклопедии не интересовали. Нас интересовали картинки на стены, а наша бывшая школьная библиотекарь, переведенная в центральную городскую, подкинула нам прошлогодних «Роккоров». Цветных фотографий, не считая обложку и ее развороты, там не наблюдалось, но нам хватило и этого.
Монохромная и суровая «Бенедикшн», где цвет, красный, имелся только на лого, висела рядом с моим ковром до самой моей армии. Рядом с чумовой фотографией «Метлы», где Ньюстед уже лишился гривы, а Папа Хэт еще таскал рогатую башку Скарбоя.
Потом… потом в «Роспечать» поступил «Ровесник», прячущий в себе три вкладки с Перл Джемом, Вайт Зомби, Оффспрингом и кем-то еще. И, начиная с осени 96, эти самые одинаковые рожи я видел раз пятнадцать у пятнадцати разных знакомых. Это было так мило и так… глупо. Но молодежные взгляды на красоту, стиль и нужные вещи вообще не поддаются логике с анализом.
Кое-где висели совершенно обязательные и таких было немало. От совершенно нужных всякой уважающей себя девчонки Спайс Герлз и до надежно вставших на ноги Иванушек, закрывших своими мужественными телами и лицами Элен с ребятами, вышедшими в тираж вместе с 95.
После одиннадцатого моя Катя подарила мне просто мечту: большущий постер со старой-доброй Сепультурой. И даже подписала на нем что-то. Он занял почетное место возле, само собой, ковра и висел там до моего дембеля.
Я вернулся, глянул на всю эту перструю красоту, хмыкнул и снял. Мол, глупость-то какая. Через десять лет, когда мы переехали в ламповую квартиру в сталинской двухэтажке, с ее высоченными потолками, картинки появились на стенах снова. Только теперь небольшие, в прозрачных фоторамках и на хорошей фотобумаге, красивые и стильные. Наша прихожка, завешенная ими, смотрелась весьма даже ничего.
И «Сепультура», дождавшаяся своего часа из наших общих остатков детства, спокойно взабралась под самый потолок, закрепленная туда Катей. Ну, а наш сын, следуя непрекращающейся моде подростков на яркие фотографии по стенам, повесил у себя уже трансформеров.