Вот уже много лет вызывает бурные споры личность одного из самых близких М.Ю.Лермонтову людей – Алексея Аркадьевича Столыпина.
У одних, и исследователей, и авторов художественных произведений, он – верный друг поэта, заботящийся о нём. У других – тщеславный глупец («Красавец Монго был глуп», - безапелляционно писала Т.А.Иванова в книге «Лермонтов на Кавказе»), может быть, даже спровоцировавший роковую дуэль (на это намекает А.Е.Басманов в книге «Старые годы»). И это – не говоря о многих других обвинениях, предъявляемых Столыпину.
Что же мы знаем о нём? Алексей Аркадьевич был сыном родного брата Е.А.Арсеньевой Аркадия Алексеевича Столыпина, интереснейшего человека (я о нём непременно ещё напишу) и, таким, образом, доводился Лермонтову двоюродным дядей, хотя и был на два года моложе его. Он получил прекрасное домашнее образование, а затем поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров – в ту же самую, что и поэт. По-видимому, тогда и началось их сближение (неизвестно, были ли они знакомы до 1832 года – переезда Лермонтова в Петербург – во всяком случае, близкими друзьями не были).
В школе он получил оставшееся с ним навсегда прозвище Монгó. Почему – неизвестно (кто-то говорит, что от героя романа, кто-то – от клички его собаки; а может быть, собаку именовали по хозяину?). Интересно, что кое-кто в родне называет его Мунго, это имя склоняя.
После Школы юнкеров он служил в лейб-гвардии Гусарском полку – том же самом, где и Лермонтов. Кое-кто из исследователей считает, что, при его «экстерьере», он скорее мог бы быть конногвардейцем (и вроде бы сначала поступил в лейб-гвардии Конный полк, но затем перевёлся в тот, где был Мишель) и видят уже в этом влияние поэта.
Современники писали о нём по-разному. Дальний родственник Столыпина и Лермонтова М. Н. Лонгинов вспоминал: «Это был совершеннейший красавец; красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какою-то нежностию, была бы названа у французов „proverbiale“ [легендарной]. Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова. Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца. Назвать „Монгу-Столыпина“ значит для людей нашего времени то же, что выразить понятие о воплощённой чести, образце благородства, безграничной доброте, великодушии и беззаветной готовности на услугу словом и делом. Его не избаловали блистательнейшие из светских успехов, и он умер уже не молодым, но тем же добрым, всеми любимым „Монго“, и никто из львов не возненавидел его, несмотря на опасность его соперничества. Вымолвить о нем худое слово не могло бы никому прийти в голову и принято было бы за нечто чудовищное».
А вот князь М.Б.Лобанов-Ростовский был другого мнения: «Он хотел прослыть умным, для чего шумел и пьянствовал, а на смотрах и парадах ездил верхом по-черкесски на коротких стременах, чем навлекал на себя выговоры начальства. В сущности, это был красивый манекен мужчины с безжизненным лицом и глупым выражением глаз и уст, которые к тому же были косноязычны и нередко заикались. Он был глуп, сознавал это и скрывал свою глупость под маской пустоты и хвастовства». Чему верить? Правда, Э.Г.Герштейн замечает, «что у Лобанова были свои причины плохо относиться к Столыпину. Они оба питали глубокое чувство к одной и той же женщине». Заметим ещё, что, видимо, Монго открывался не всем и не сразу. Уже много позже отзывы о нём оставил Л.Н.Толстой. В 1854 году он записывает в дневнике: «Еще переход до Фокшан, во время которого я ехал с Монго. Человек пустой, но с твёрдыми, хотя и ложными убеждениями», «Утром был у Столыпина, и Монго сильно не нравится мне», «Вечером был у Столыпина и вынес неприятное чувство». А в 1856 году напишет: «Обедал с Алексеем Столыпиным у Дюссо. Славный и интересный малый».
Как Лермонтов относился к Столыпину? Свидетельств не так много. В середине 1830-х годов он напишет весьма игривую поэму «Монго», описывающую одно из их совместных приключений – поездку на дачу балерины Екатерины Пименовой. Обвинители Столыпина во многом опираются на его характеристику:
Монго – повеса и корнет,
Актрис коварных обожатель,
Был молод сердцем и душой,
Беспечно женским ласкам верил
И на аршин предлинный свой
Людскую честь и совесть мерил.
Породы английской он был –
Флегматик с бурыми усами,
Собак и портер он любил,
Не занимался он чинами,
Ходил немытый целый день,
Носил фуражку набекрень;
Имел он гадкую посадку:
Неловко гнулся наперёд
И не тянул ноги он в пятку,
Как должен каждый патриот.
Однако, судя по всем воспоминаниям, невозможно принять всерьёз по отношению к Монго, например, описание «ходил немытый целый день». А во-вторых, рядом с ним в поэме действует Маёшка – а это уже шутливое прозвище самого Лермонтова, - от Mayeux —персонажа французского карикатуриста Шарля Травье («В школе он носил прозванье Маёшки, от М-г Mayeux, горбатого и остроумного героя давно забытого шутовского французского романа», - вспоминал А.П.Шан-Гирей. Не отсюда ли любимое многими духовными наследниками князя Вяземского указание, что поэт был горбат?). И вот как описан этот персонаж:
Маёшка был таких же правил:
Он лень в закон себе поставил,
Домой с дежурства уезжал,
Хотя и дома был без дела;
Порою рассуждал он смело,
Но чаще он не рассуждал…
…Слова он весил осторожно
И опрометчив был в делах;
Порою: трезвый – врал безбожно,
И молчалив был – на пирах.
Характер вовсе бесполезный
И для друзей и для врагов…
Что же, прикажете и это стопроцентно принимать?!
Известна великолепная акварель Лермонтова, изображающая Монго в образе курда:
В 1837 году (незадолго до Лермонтова) Столыпин добровольцем поехал на Кавказ и, видимо, достойно там воевал. Во всяком случае, 18 июля того же года Лермонтов писал бабушке: «От Алексея Аркадича я получил известия; он здоров, и некоторые офицеры, которые оттуда сюда приехали, мне говорили, что его можно считать лучшим офицером из гвардейских, присланных на Кавказ» (отметим ещё: «получил известия» - значит, была переписка, до нас не дошедшая). А в аттестационном списке Столыпина записано: «В военных делах имеет соображение хорошее». В 1839 году он выходит в отставку.
18 февраля 1840 года за Черной речкой состоялась дуэль Лермонтова с Э.Барантом. Секундантом со стороны Лермонтова был Монго. 11 марта Лермонтов был арестован и предан военному суду за «недонесение о дуэли». Секундант его оставался на свободе, но сам явился с повинной к шефу жандармов, и 15 марта его арестовали. Император приказал объявить Столыпину, «что в его звании и летах полезно служить, а не быть праздным». И Столыпин снова отправился на Кавказ - капитаном Нижегородского драгунского полка. Вместе с Лермонтовым он участвовал в экспедиции А.В.Галафеева в Малую Чечню, был награждён орденом Св. Владимира IV степени с бантом.
А затем - последняя поездка на Кавказ. Лермонтов и Столыпин съехались в пути и дальше ехали вместе, а получив назначение на левый фланг, заехали в Пятигорск, где поселились под одной крышей. По не самым достоверным, но вполне правдоподобным воспоминаниям их квартирного хозяина Чилаева, мы знаем, что Столыпин постоянно сдерживал лермонтовские порывы и слышал в ответ: «Ты – вторая бабушка!»
И вот тут – снова вопросы и претензии. Во-первых, участие Столыпина в последней дуэли поэта. Для меня, например, самое страшное обвинение – что (вроде бы) Столыпин оставил умирающего Лермонтова одного под дождём.
Но некоторые исследователи приводят свидетельства отсутствия Столыпина на дуэли вообще: узнал, дескать, о гибели поэта, находясь в своей квартире с друзьями… Точно известно, что он занимался организацией похорон поэта, что по его заказу художник Шведе написал портрет Лермонтова на смертном одре.
Многих возмущает, что Столыпин дал советы Мартынову, стоит ли просить о замене гражданского суда военным и освобождения с гауптвахты. Защитники же Монго указывают, что он, будучи сыном А.А.Столыпина и внуком Н.С.Мордвинова, не мог не считать, что преступник имеет право на защиту и добрые советы, таков закон нравственной и гражданской справедливости…
Как сложилась жизнь Столыпина дальше? Вышел в отставку, был прожигателем жизни, письма его родным, которые обычно упрекают в отсутствии скорби по Лермонтову, какие-то абсолютно бездушные, будто человек живёт по инерции. Был, словом, тем самым «лишним человеком», которых так любят поминать…
В эти же годы тянется и роман его с А.К.Воронцовой-Дашковой – современники отмечали его постоянство и преданность «своей неверной».
В романе «Если б мы не любили так нежно» О.А.Горчаков пишет от лица Столыпина: «Мне посчастливилось сблизиться с Михаилом Юрьевичем в пору его наивысшего поэтического расцвета. Жаль, что сам я, живя за пределами России, не нашёл в себе силы перевести лучшие его стихи. Зато, как мне кажется, я первым и верно перевел на французский его чудесный роман ’’Герой нашего времени’’, изданный в 1843 году во французской газете». Противники Столыпина и здесь тут как тут: перевёл не из любви к Лермонтову, а деньги были нужны, да ещё неизвестно, сам ли перевёл. Но если только из-за денег, то почему выбрал именно «Героя»?.. Кстати, редакционная заметка, предваряющая печатание романа, сообщала: "Г. Лермонтов недавно погиб на дуэли, причины которой остались неясными". А перевод, тоже кстати, был признан специалистами того времени лучшим во Франции…
…Во время Крымской войны Столыпин-Монго вновь вернулся на службу (хотя возраст вполне позволял ему остаться в стороне), в Белорусский гусарский полк, участвовал в обороне Севастополя (там-то и встречался с Л.Н.Толстым). Был награждён золотым оружием и получил чин майора.
А вскоре после войны он заболел чахоткой и в октябре 1858 года скончался во Флоренции «от воспаления внутренностей», не дожив до сорока двух лет. Его брат Дмитрий Аркадьевич писал сестре 26 октября 1858 года: «Я только что возвратился из Италии, дорогая Мария… Мы слишком поздно узнали о болезни Алексея. Если что может служить утешением, это то, что Алексей был окружён заботами всех лиц, находившихся вблизи него. Его потерю почувствовали даже лица, мало его знавшие, настолько он пользовался любовью и уважением. Он причастился и проявил во время всей свой болезни много терпения и мужества». П.А.Вяземский говорил, что Столыпин умер на руках у женщины, с которой он «отдыхал от длительной, утомительной и поработительной связи» с графиней А.К.Воронцовой-Дашковой.
В 1862 году И.С.Тургенев публикует роман «Отцы и дети». Наверное, не один человек заметил сходство Павла Петровича Кирсанова со Столыпиным. Да и сам Иван Сергеевич не скрывал этого: «Павел Петрович… я в нём просто хотел представить тип Столыпиных, Россетов и других русских ex-львов» (письмо А.А.Фету 6 апреля 1862года), «П<авел> П<етрович> - Столыпин, Есаков, Россет, тоже наши современники. Они лучшие из дворян - и именно потому и выбраны мною, чтобы доказать их несостоятельность» (письмо К.К.Случевскому 14 апреля 1862 года). Роман Павла Петровича с княгиней Р., при всём несходстве, вызывает в памяти отношения Столыпина и его «неверной».
…Посмотрите на рисунок: лермонтовское изображение Монго датируется 1839-40 годом.
Черты лица узнаваемы. Но Лермонтов явно состарил друга (в то время Столыпину было 23-24 года). Похож ли он на глупца? По-моему, нет. Но это много переживший и перечувствовавший человек.
И последний упрёк Столыпину: не написал воспоминаний о Лермонтове. Однако до сих пор неизвестно, остались ли после него какие-либо бумаги. А кроме того, согласитесь: 41 год – не возраст мемуаров, а прожить больше Алексею Аркадьевичу было не суждено…
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь
Навигатор по всему каналу здесь