Некоторое время назад на канале «Московские истории» публиковались рассказы молодой жительницы дома на улице Серафимовича, 2. О том, как живется в этом легендарном месте, не давит ли прошлое. Сейчас слово человеку другого поколения об этом самом прошлом — Исааку ГЛАНУ.
Можно было бы назвать статью: «Время и место». Но это же название романа Юрия Трифонова! Конечно. Неудобно. Тем более, что тема статьи связана с его другим произведением – «Дом на набережной».
Сама его слава началась именно с этого романа, собственно, и давшего ему имя – раньше дом так не называли. Но известен он был всегда. С одной стороны – «Ударник» (тогда еще не были модны красные дорожки, и все международные кинофестивали проводились именно здесь). С другой, за углом, – Театр эстрады. Всего – десяток зданий разной высоты, соединенных арками, переходами, продолжающими друг друга корпусами – с улицы вглубь двора. И все это – один адрес, улица Серафимовича, 2. Не ошибусь, если скажу, что самым притягательным местом был магазин, находившийся в центре бесконечного фасада. «Мясо есть?» – «Есть, сейчас нет». Эта популярная московская шутка к нему не относилась. Сюда съезжались со всей Москвы и редко разочаровывались. А потом на стенах здания стали появляться доски с неизвестными именами, нам возвращали нашу историю, и дом вошел в сознание москвичей своим трагическим прошлым.
Как вообще появилось это здание? Говорят, предсовнаркома Алексей Рыков, будучи в Италии, познакомился с молодым талантливым архитектором Борисом Иофаном, посланным туда учиться, и предложил: «Зачем проектировать дачи для буржуев? Возвращайтесь в Россию, будущее творится у нас».
Может, социальные идеалы уже вызывали некоторую настороженность, но эстетические были безукоризненны, и если Рыков имел в виду их, он, безусловно, был прав. Центр художественной жизни в 20-е годы переместился из Парижа в Москву, имена Родченко, Татлина, Эль-Лисицкого, Малевича стали известны миру. Как не соблазниться? Иофан согласился.
В 1927 году в фундамент дома был заложен первый камень, в 1931-м строительство было завершено, и это стало событием в мировой архитектуре. Самый крупный жилой комплекс в Европе, «наподобие целого города или даже целой страны в тысячу окон», как писал Трифонов, выполненный в стиле позднего конструктивизма. В мире до нашего времени сохранилось не более десятка подобных зданий, это одно их них. И если архитекторское решение, линии и формы были в авангарде художнической мысли тех лет, то «начинка», удобства, предусмотренные для жильцов, намного опережали время.
Площадь квартир – по 200 – 250 кв. м., в каждой – от 5 до 7 комнат, в кухнях – чудо техники: газовые плиты, горячая вода. Надежное освещение. Разруху в стране еще не ликвидировали, потому в каждой московской квартире держали керосиновые лампы, которые, кстати, очень пригодились в послевоенное время. В этом же доме никогда не знали забот со светом – специально для него построили электростанцию. А еще своя прачечная, химчистка – экзотика для тех лет, поликлиника, собственная почта и телеграф, и конечно, закрытый распределитель с продуктами, которые и не снились москвичам, всегда – свежайшие. Один только факт: чтобы те не пропахли бензином, завозили их не на машинах, а на троллейбусе, для чего сделали ответвление от основной линии. Позже коммерсанты обыграли бывшее помещение распределителя, превратив его в ресторан и назвав «Спецбуфет №7».
Поселили здесь госслужащих первого ранга и старых большевиков (которые тогда были вполне молодыми людьми, «старые» – по стажу). Здание уважительно называли Домом правительства, хотя «правили» далеко не все. Сам Сталин составлял списки въезжающих. Потом появится и другое название: «Дом предварительного заключения», но кто мог это предвидеть? Хотя...
Вот некоторые знаковые факты. На то время это было самое охраняемое здание в Москве, в каждом подъезде сидел сотрудник в синей гимнастерке и фуражке с красным околышем (ОГПУ) и отмечал всех, кто переступал порог. На втором этаже находилась каморка, откуда велось наблюдение за посетителями. На ночь во двор спускали специально обученных собак.
Дальше мы вступаем в область легенд, одна другой фантастичнее. О потаенных, проложенных вдоль стен штреках, в которых гулко звучали слова, произнесенные в квартирах. О секретных комнатах, вход в которые закрывали привинченные к полу шкафы. Жильцы вообще не распоряжались мебелью: тумбочки, столы, стулья – все было казенным, на каждом предмете крепился инвентарный номер. О лифтах, двери в которых открывались прямо в кладовках, но были умело замаскированы. Проверить это уже невозможно – генеральный план дома был уничтожен, а последующие годы погребли последние тайны: площади освобождались, планировка квартир менялась. Тем не менее, до сих пор в доме обнаруживаются ниши, назначение которых не вполне разгадано.
Развязка наступила скоро, уже через несколько лет. Из двух с половиной тысяч жителей дома было арестовано 800, расстреляно 350. Имена их выбиты на мраморной доске в музее. На самом деле, жертв было больше. Многие не выдерживали напряжения, стрелялись сами (среди них – сын Калинина), выбрасывались из окон. Именно так покончила с собой Мария Денисова, прыгнув с десятого этажа, та самая Мария, которая вдохновила Маяковского на «Облако в штанах». «Джоконда, которую надо украсть».
Жизнь в доме напоминала бесконечное броуновское движение: люди постоянно перемещались. Сначала брали глав семей, потом жен – за недоносительство, потом детей: как раз вышел указ, снижавший политическую неблагонадежность с 14 до 12 лет. Оставшихся селили вместе. К 1940 году коммуналки – и это в самом элитном доме страны – составляли половину всех квартир. В свободные же въезжали новые сановники, они ломали перегородки, соединяя и без того безразмерные помещения. Но жили там недолго.
Все эти воспоминания нынешние жители дома не очень-то жалуют. Люди новой формации, не бедные, понятно, коли купили здесь жилье, у них новые ориентиры. Как символ дому теперь больше подходит гигантская мерседовская звезда на крыше, а не 30 мемориальных досок, расположенных чуть ли не в каждом межоконном пространстве. При этом на многих выбиты одинаковые года смерти: 1937-й или 1938-й. Все равно как если бы дом стоял на месте концлагеря. Вероятно, новые жильцы даже испытывают от этого неловкость.
О Доме на набережной сегодня: "Местных жителей осталось совсем немного, большинство - арендаторы, экспаты", "Коммуналка с видом на Кремль: зачем снимать комнату по цене квартиры?"
Еще Исаак Глан - об архитектуре, дворовой послевоенной иерархии и просто московские зарисовки.
Делитесь своими историями! Почта emka3@yandex.ru