"Лето, ах лето, лето звездное, громче пой!" - почти немузыкально (большое искусство, между прочим - правильно исказить голос, произнося заклинание, особенно если адаптируешь оное с санскрита на Пугачеву) пропел дядя Федор. - "Лето, ах лето, лето звездное, будь со мной!"
Мир привычно толкнулся, изменившись. Папа глянул на столбик термометра и сказал:
-Все, сынок, пойдешь на ТЭЦ кочегаром. Плюс 8 градусов к исходной температуре. А вообще зря, все равно в гараже холодно. Давай лучше ты его уменьши как в прошлый раз и дома посмотрим что с задней подвеской.
Часть первая - здесь. Часть вторая - здесь. Часть третья - здесь. Часть четвертая - здесь. Часть пятая - здесь. Часть шестая - здесь. Часть седьмая - здесь. Часть восьмая - здесь. Часть девятая - здесь. Часть десятая - здесь. Часть одиннадцатая - здесь. Часть двенадцатая -здесь.Часть двенадцать/1 - здесь. Часть четырнадцатая - здесь. Часть пятнадцатая - здесь. Часть шестнадцатая - здесь. Часть семнадцатая - здесь. Часть восемнадцатая - здесь.
Отбиваться от жадного деятеля из Щусевского домика Дядя Федор уже научился. Они занесли уменьшившийся в четыре раза "горбатый запорожец" в квартиру, сняли колеса, начали ковыряться...
Тем временем в Простоквашино Матроскин страдал от непонятной тоски, а Шарик - от последствий социализации. Печкин по мере сил помогал тому и другому как считал нужным. Впрочем, Матроскину он все же помогал несколько больше - "дорогой Игорь Иванович" так и не простил уральскому перевертню злостное хулиганство Гаврюши...
- Ну что делается! - впадал в хандру домовой, шагая из угла в угол. - Что делается! На дворе конец двадцатого века а у нас в доме одна пара валенок на двоих!
Галчонок, оставленный на осень-зиму в деревне, старательно поддакивал. Шарик зверел, но держал себя в руках. Да-да, волосатые лапы превратились в волосатые руки и это радовало.
С одной стороны, затопить печку стоило. С другой не имело смысла, потому как будучи существами по большей части нематериальными, все более или менее активные простоквашинцы от холода не страдали. С третьей - социализация оборотня стала насущной необходимостью. Поэтому Шарик с Матроскиным писали друг другу письма, обстановка в маленьком домике накалялась...
А в московской квартире благополучно починили подвеску, при возможности подогрева и откручивания добрым колдунством замена сайлент-блоков прошла быстро. Для профилактики папа Дяди Федора крутанул маленьким "кривым стартером". Мотор дернулся, завелся выпустив легкий черный дымок, заглох. Не хватило компрессии.
- Как мне все это надоело! - сообщила мама Дяди Федора, стоя в дверях кухни. Далее последовал монолог о том, что в доме бардак, что от ремонтов автотранспорта в условиях квартиры завяли все цветы (цветы завяли по другой, более важной для папы причине, но про это мама еще не знала), что папа с Дядей Федором не уделяют ей достаточно внимания... приближалось полнолуние, мама была традиционно невыносима.
"Терпение, только терпение" - мрачно подумал папа. - "Восемь с половиной месяцев, войдет Римма в полную силу и заживем!" после чего сообщил, что цветы вянут там, где второго ребенка не хватает. Мама сделала вид, что упала в обморок, Дядя Федор принес стакан воды, мама выпила залпом и сказала:
-Ой! Никогда!
-А на новый год мы хотим в Простоквашино! - влез Дядя Федор.
Последовало обсуждение вопроса и были сделаны выводы - никто никуда не едет потому-что у папы блат, у мамы голос, мама поет на "Голубом огоньке", маму на голубых экранах должно увидеть родное село в голубой тайге чтобы мамой гордиться. Предложение о лыжном походе было с негодованием отвергнуто... папа и Дядя Федор потащили "ЗАЗ-965" обратно в гараж.
Но тут не пожелавший заходить в квартиру почтальон Печкин ("Игорь Иванович" склерозом не страдал профессионально и прекрасно помнил о том, как мама товарища Ребоевой его гоняла когда не в настроении бывала) сунул папе в руки посылку с "говорящим письмом".
После этого поездка в Простоквашино без мамы стала неизбежной.
В деревне тем временем дела творились совсем не веселые. Печкин с Матроскиным осознали, что нельзя избыточно давить на Шарика, но стало уже поздно - Шарик впал в депрессию.
В жизни его не радовало ничего, даже возможный приезд Дяди Федора, в ответ на все попытки его расшевелить он уныло рисовал "фигвамы".
"Труд правит миром,
Он пьянит как брага,
Как крепкое, шипучее вино.
А без него любое знамя - тряпка!
Любое слово без него - дерьмо!" - процитировал Печкин из профессионального тунеядца Евтушенко, после чего в очередной раз зашел в простылую темень домика, нашаривая в сумке бланк телеграммы.
Шарик тем временем из депрессивной стадии плавно скатился в маниакальную и с пеной на зубах подробно объяснял, почему не будет рубить елку. В глазах его снова появились нехорошие огоньки. Почтальон Печкин нервно вздрогнул.
Дут раздался стук в дверь. Это пришел папа Дяди Федора.
Дальше были вытаскивание машины, всеобщее примирение, починка телевизора, украшение елки колдовскими атрибутами с чердака (особенно эффектно на елке смотрелся так называемый "штиблет Пантелеева", да-да, тот самый при помощи которого были добыты тайные книги издателя Герша Полякова), приготовление новогоднего угощения...
Звук на телевизоре наладить так и не удалось, поэтому Печкин засобирался домой. Прогресса он, несмотря на всю свою хтоничность, не чурался ни разу.
Мама Дяди Федора вышла из электрички, поправила на плечах рюкзачок с концертным платьем, глубоко тревожно вздохнула, сунула зимние ботинки в полужесткие крепления и двинулась по полузанесенной колее... раньше она ни разу сама не могла пройти в Простоквашино, но сейчас чувствовала - путь открыт.
Она дошла. Ни "соседи", ни Печкин, ничто и никто на свете не могло остановить ведьму, несущую в себе ведьму...
- Вашу маму и там и тут передают! - обалдел Печкин. - До чего техника дошла!
-Это не техника дошла! Я сама сюда дошла! НА лыжах! А концерт на пленку записан! - радостно сказала мама Дяди Федора. - Я же говорила. что просто не могу жить без нашего Простоквашино!
Окончание следует
