За окном льет дождь, а я торопливо выстукиваю на печатной машинке: «Снег падает большими чуть сияющими изнутри хлопьями».
У меня нет кошки, но следующий абзац начинается с того, что она сидит рядом и пристально смотрит на мое склоненное над белым листом лицо, становится не по себе от этого взгляда, но стоит мне повернуться в ту сторону, как снова нет никакой кошки.
Я не курю и даже начинаю кашлять, стоит только соседу с нижнего этажа закурить на лестнице, но сейчас в зубах у меня дымит гаванская сигара, и дым размывает очертание предметов в комнате.
Издатель из Сан-Франциско ждет от меня рукопись, и я, чтобы он не обрывал мне телефон, выдернул телефонную розетку из стены, но даже несмотря на это, я слышу, как он продолжает плаксиво умолять меня поторопиться где-то там по другую сторону провода, и это сильно раздражает меня, я на грани нервного срыва. Хватаю телефон и разбиваю его о стену. Пальцы яростно ударяют по клавишам, звенит каретка, добираясь до очередного конца строки.
Совсем рядом уже не кошка, а собака гремит миской, приносит мне свою игрушку, и видя, что я не обращаю на нее внимания, ложится у моих ног и начинает кусать резиновую утку, которая крякает, вот снова, и снова. Я в ярости вскакиваю, но нет никакой ни утки, ни собаки. Я хватаю бутылку с текилой и делаю большой глоток, продолжая выстукивать слово за словом.
Женские руки обхватывают меня со спины, я чувствую прикосновение горячих и ласковых губ к моей небритой щеке, я знаю, что мне не стоит обольщаться, лишь только я прекращу печатать, как это всё испариться без следа.
Под конец, уже теряя себя, я в отчаянии бросаю взгляд в окно.
Преобразование уже началось. И вместо дождя там снег.
Снежинки чуть светятся внутренним светом.