Жалко было глядеть, как силился он на марше выглядеть, что называется, брутально. Вся его брезентовая шкура сидела на нём комом, уродские дешёвые берцы стоптались, и, наверное, сильно тёрли ему ноги, потому что он сначала прихрамывал, а потом уже хромал во всю мощь.
По крайней мере, боль в стёртых ногах отвлекла его от постоянного фотографирования мыльницей, а также от просьб сфотографировать его собственную персону в разных нелепых позах.
Небольшая ремарка из будущего: мы тогда знать не знали про то, что через десять лет будет существовать целое движение «выживальщиков». Будут в этой среде и дельные ребята и откровенные фрики. Поэтому если такие люди напрашивались в поход или экспедицию считалось что «малый чутка не в себе».
Несколько раз, опьянённый свежим воздухом, он просил у Артёма двустволку, чтобы с ней сфотографироваться. Ему сделали замечания несколько человек.
Рюкзак на нём был дорогой, но не к месту. Камуфлированный, с обилием оттяжек, он, наверное, великолепно выполнял бы роль штурмового ранца, но к пешему походу явно не годился. Тридцать литров, -очень мало для дальнего похода. Мы пользовались на марше объёмами не менее 110 литров, (и то на месяц такого объёма казалось мало).
Спальник он привесил снаружи, сказав, что так делают все продвинутые люди. Потом, когда заморосило, Олегыч попросил его переложить спальный мешок в нутро рюкзака.
Брезент на нём промок и встал колом.
Коврик его, оранжевого цвета, на скорую руку купленный, скрученный, висел снизу рюкзака и цеплялся за ветки. Ветки пружинили, ломались, втыкались в коврик. Иногда его, и идущих рядом с ним, окатывало холодным душем с деревьев.
Группа встала на ночёвку по светлому времени суток. Шёл он тяжело, нагружен был легко, поэтому вопроса о том, что его необходимо разгрузить не поднималось. Кузьмич, к примеру, пёр вес приблизительно к тридцати пяти кило, судя по тому, как тяжело он нырял в свою «грелку». Пять-шесть его лишних кил я бы разбросал по участникам, если бы это было днём.
Но дело близилось к вечеру, предстоял ужин, и жрать было решено провиант, который нёс Кузьмич в своём рюкзаке. Когда подъедается даже полкило из твоей поклажи, идти всегда легче. Группа сбросила рюкзаки, и затрещала, ломая ветки. Я схватил каны и побежал искать лужицу с водой.
Кто-то ставил палатку.
Пока общественность, в предвкушении ужина и чая, нарушая тишину, колбасилась с костром и стойбищем, это чудо сидело на рюкзаке и жрало в одно жало. Принимать пищу отдельно от коллектива было плевком на экспедиционный уклад.
Он жрал какой-то сухарь из псевдоармейского сухпайка. Мы окружили его и принялись прессовать.
Ты понимаешь, что хряпать в одно рыло, мягко скажем, моветон? – вопрошал Павел.
Он парировал, дескать, - я предложил вам пожрать, а никто не хочет.
Вываливай, всё из рюкзака! – распорядился Олег.
Он вывалил.
Мы дружно охнули.
Из маленького зелёного ранца на землю полетели пять армейских сухпаев, пятнистая панама, зачем-то портупея с подсумками, армейская планшетка, куча каких-то ножищ, ножичков и ножей, тельняшки, разгрузка, пятнистое тряпьё, вперемешку с шерстяными носками, засунутыми в элементы армейского комбинированного котелка. Там было всё что угодно, кроме того, что действительно необходимо. За месяц до отъезда он исправно приезжал в турклуб, записывал в блокнот перечень того, что необходимо с собой иметь, советовался, где лучше купить. В итоге ничего из рекомендованного с собой не взял.
Из общей раскладки им был куплен только сахар, да и тот он поленился дома пересыпать в герметичную упаковку. По этой причине все его вещи были обильно пересыпаны сахаром.
Олег опустился на мох и обхватил голову руками: "Полный андеграунд!!!"
Димка Кузьмич сказал: «Барахло его раскидать по участникам, набить ему…» - на этих словах оборонщик неуверенно дёрнулся… - «набить ему ранец общественными консервами и едой до отказа.»
Коллектив радостно закивал гривами.
Когда он залегал в нашу палатку на ночлег, мне стало его жалко. Он последним отошёл от костра, потому что его заставили высушить свой собственный спальник, который промок.
Мокрый, со стёртыми ногами, несчастный, поминутно поддёргивающий лямки своего ранца он тащил теперь равную с нами нагрузку. Я застегнул на нём поясник и он зашагал увереннее. Паша запретил ему расстёгивать поясник на марше, под страхом смерти. Начались переправы через озёра и работы по строительству плотов.
Пару раз он хотел избавиться от ненужных на марше сухпайков и спалить в костре брезентуху, но его удержали. Ботинки он всё-таки спалил, когда сушил у костра, поэтому его переодели в Вовановские безразмерные и бездонные кроссовки. Вместо брезента выдали ему запасной капроновый анорак.
На третий день дождика он впал в тоску и мы с Кузъмичом держались рядом с ним, чтобы он не утопился в озере Логиярве, по берегу которго мы топали.
Увидев, что его не лупят, и не снимают с довольствия, оборонщик оживился и стал однообразно рассказывать всякие небылицы про походы и выживание. Чтобы сохранить его душевное спокойствие, мы особо и не спорили.
Сплошные мембраны и подсумки, в общемК концу маршрута он загрубел и немножечко порозовел. Тушёнка подъедалась, ранец его легчал. Претензии к нему забылись с течением времени.
Сейчас он водит несложные походы и строчит в сети обзоры на различное снаряжение.