Работает только одно: купили ребенку то, что он хочет и требует, или нет. Тут просто нужны понятные правила, ограничения. Я тебя всем обеспечиваю, говорите вы своему ребенку, а то, о чем ты меня просишь, – роскошь. На роскошь мы деньги не тратим, а тратим их на более достойные вещи – важные семейные проекты, фонды, планы. Точка.
А каким трудом вы заработали свои деньги, для ребенка, поверьте, пустой звук.
Юлия Гиппенрейтер
Часть I
Ох, мы так заботились, чтоб у него все было. Чтоб он не чувствовал: «У всех есть, а у меня нет». Мы дарили то, что он не успел захотеть. Мы старались, чтоб он не знал слово «дОрого ». Хотя все это было именно дорого.
В результате, когда Гас потерял свой телефон, он не расстроился. Сказал: «А ниче! Я все равно все игры на нем уже переиграл!» Тогда мне показалось – пора! Пора провести грамотную воспитательную беседу, чтоб он узнал эту самую «цену деньгам». Не успела. Потому что почти сразу он потерял PSP и тоже не расстроился. Хотя на этот раз ничего такого не сказал.
Зато много чего сказала я. Про советское детство, когда из игровых аксессуаров у нас были только битки из банок от крема для обуви — для игры в классики, бельевые резинки (для игры в «резинку») и битые стеклышки для «Казаков - разбойников». Я во что бы то ни стало хотела донести до его сознания, что столько, сколько стоил PSP - у меня разве что пальто, объяснила про соотношение «моя зарплата – стоимость пиэспи», про то, что он не ценит, не имеет понятия, не знает, каким трудом…
В общем, вошла в раж.
И не беспокойтесь, повторила все это многократно. Чувствую, от обиды остановиться не могу. Не могу и думаю — пусть знает! И вроде проняло. После чего он разбил мои любимые настенные часы, забыл в школе туфли, потерял перчатки (морозостойкие) и швейцарский ножик (Victorinox).
Но каждый раз суетился, искал, сметал осколки, отнекивался и горевал. Тут уж мне не приходилось ничего говорить, я только смотрела с многозначительной укоризной – прямо в глаза, прямо в намечающуюся совесть. Предупреждала возможные просьбы о новых игрушках.
И он перестал просить. Не знаю, может думает про соотношение к зарплате и про «каким трудом»? Пинает старый мячик во дворе. Пьет компот и ест кашу. Никаких кока-кол и чипсов. Носит старые кроссовки. Материнское сердце кровью обливается. Но я держусь, думаю, хорошо, когда ребенок знает цену деньгам.
В процессе жизни ничего не получается сделать так, как собираешься, как советуют специалисты, «как надо». Все вот так спонтанно, через кипиш и пень-колоду. Но в таких принципиальных вопросах я теперь решила стараться. Не повторять ошибок.
Хочет ребенок поехать на такси – не надо кричать, вспоминать про «во сколько ты мне обходишься», и его отца, который «хоть бы раз, хоть бы ко дню рождения»! Надо придерживаться фактов, чтоб правдиво и объективно. Спокойно сказать:
— Я хотела купить твой любимый мармелад «Haribo», но вместо этого мы поедем на такси. Ты согласен?
По-моему, это немного шантаж и садизм, но педагоги говорят, что именно так узнается цена деньгам. В сравнении и сознательном выборе.
Когда Ася увидела, что у Арсена свой дом на берегу, а в доме огромная веранда, а на веранде два гамака, качели, шезлонги, она спросила:
- Арсен что, богатый?
Я сказала: да.
И она приняла это как данность. Следующий вопрос: «А мы что, бедные?» пока не назрел. Когда назреет, придется тоже сказать «да».
Как-то удержаться, не распевать песен, как ЗАТО она может гордиться, что у ее родителей БОГАТЫЙ внутренний мир и широкая душа.
И что отсутствие дорогих нарядов и широких возможностей легко заменяется теплотой отношений и насыщенным общением. Нелегко. Но сказать нужно, типа, ну, немножечко бедные, а что делать?
Главное — только спокойно. Чтоб это не выглядело классовым неравенством и фатальной несправедливостью. Ведь ничего в этом страшного нет. Все правдиво и объективно. Пусть знает.
Часть II
Теперь ему 17. И то решение, принятое после утраты PSP да еще парочки телефонов, купленных мною чуть ли не на последние, решение – не баловать и говорить честно, что да, «нету денег» - сильно повлияло на дальнейшую стратегию воспитательного процесса.
Теперь, когда он встречает африканца, который раздает рекламки парикмахерской возле метро Перово – он здоровается с ним особым сложным хэндшейком – это когда стукаются кулаками и дальше небольшой танец руками. Он сочувствует парню, потому что знает каково это – торчать у метро с пачкой флаеров. На холоде. А когда я вежливо уклоняюсь от стопятцотой листовки парикмахерской, очень меня осуждает в том смысле, что «на его месте мог быть твой сын».
В то лето, когда ему исполнилось 13, он освоил доставку. Возможно, это было слишком рано, но мне почему-то казалось, что довезти книгу на метро, «ну и что, что с пересадкой?!», а потом еще на троллейбусе и там немножко поискать – это легко и просто. Лето же, время-то есть! «И потом, 2 ГИС в помощь»! Я складывала книги в его рюкзачок, он брал скейт и уезжал «на работу».
Потом звонил мне откуда-то из Куркино и просил уточнить у заказчика, куда поворачивать от гастронома. «Тут слева огромный дом и от него две тропинки». А я говорила: «Звони сам! Не устраивай «испорченный телефон».
Теперь мне кажется, что может, не надо было так? Потому что люди умилялись, обнаружив, что надо же, такой масенький мальчик, а уже работает. Мальчики-то в 13 лет – еще дети. Так что ему частенько отсыпали щедрые чаевые, возможно, из жалости. Я немножко переживала, что эксплуатирую детский труд и использую для обогащения белозубую улыбку сына. Но так как сын все равно проедал большую часть заработков в Макдональдсе по дороге домой и обогащения не получалось – голос совести глох очень быстро.
Часто, когда мы приезжаем куда-то вместе, я слышу: «О! У меня сюда доставка была». Утверждает, что однажды дверь открыла актриса Елена Подкаминская, а он ни капли не стушевался и взял с нее денег как положено. Это была уже косметика. Потому что и в 14, и в 15, и в 16 подработка на доставке стала привычным делом.
И да, он научился улыбаться незнакомым людям, протягивая им листовки. Говорит, что так им сложнее отказаться. Это, говорит, на автомате - делаешь шаг в сторону прохожего, улыбаешься и протягиваешь листовку. Когда я впервые это услышала, была в ужасе. Особенно, когда он первый раз поехал на раздачу листовок перед залом Чайковского и вернулся с синим носом, сказав: «Там был такой сквозняк! Приходилось забегать в кассы погреться». И я вспомнила, как действительно всегда сильно дует в этом проходе на Маяковке. А мой мальчик стоял на холодном ветру два часа, делал шаги в направлении каждого прохожего и «знаешь, в основном брали, почти никто не отказывался, а некоторые улыбались в ответ». Я тайком всплакнула и натерла его доктором Момом, а он получил свой опыт.
Возможно, я слишком часто повторяю ему, что «мне очень жаль, но я не могу купить тебе это». Но ведь правда не могу! А если бы могла, возможно, сейчас он был бы совсем другим, неприспособленным, уверенным, что деньги берутся из маминой тумбочки, перечисляются на его карту прямо из космоса или с неисчерпаемого родительского счета.
Он работает потому, что моих выдачей на «карманные расходы» не хватает. И когда ему нужно больше тысячи на подарок девушке – ищет подработку. Иногда просит на какую-нибудь вредную фигню, типа синего лимонада, я говорю – «ок, только вычту сумму из твоих карманных денег» и тогда он резко передумывает. «Ладно, говорит, тогда перебьюсь».
И в то же время он учится и планирует расти в профессии, уже выбрал не самое денежное дело жизни и в этом направлении тоже РАБОТАЕТ. Потому что знает, что не мы для денег, а деньги для нас.
Но знает эту самую «цену деньгам» и знает, где их взять. Если что.