Рассвет досадливо покачал головой и со словами: «Надеются Матушку перехитрить, глупые…» продолжил подниматься выше.
В золотых руках великана Стога Сена лежали влюбленные. Высокий зрелый Камыш почти переломился пополам, чтобы прижать к себе миниатюрную Ласточку. Он обвился вокруг неё, согревая своим телом пораненные крылья любимой.
…Когда-то она совсем маленькой выпала из гнезда и переломала все косточки. Из густой травы малышка обречённо смотрела в небо. Подняться и взлететь она не могла. Позвать на помощь было некого: её семья осталась очень далеко от земли и слабый голосок не услышит.
Наплакавшись в терпкий мох, Ласточка пролежала неподвижно два дня без еды и питья. Мимо сосредоточенным строем сновали муравьи — переносили запасы в новый флигель своего жилища. Кто-то тащил зерно, кому-то досталась подсохшая сморщенная изюмина. Они ничего не замечали вокруг, кроме своего трофея и алтаря, к которому несли эти дары. Ласточка попытала обратить на себя внимание, пошевелила крылышком, но оно плохо слушалось, и резкая боль пронзила её. Она застонала.
А вокруг кипела жизнь. Сороконожки соревновались между собой, кто быстрее заползёт на мясистый лист лопуха: плавно растягивались и, семеня, подбирали коротенькие задние ножки к передним, и в этот момент их тельца напоминали петельки на бабушкиных спицах. Божья коровка усердно и тщательно пересчитывала пятнышки на спине кавалера конкурентки, чтоб убедиться, что её муж знатнее. Пчёлы рассеянно летали, встревоженно жужжа, что недавний дождь смыл весь нектар, и теперь их детки будут голодать. Мошкара сбилась в кучу и бестолково металась в прогретом расширившимся воздухе с наивной надеждой найти хоть комара, подбитого для поживы и развлечения. Всё, как всегда.
Покалеченная Ласточка в отчаянии смотрела на шумный ручей, струившийся неподалеку. Он радостно журчал, сбегая по пологому склону, переливался в солнечном свете миллионами сверкающих брызг — такой свежий, свободный. А ей очень хотелось пить. Ласточка, превозмогая колючую боль, вспомнила, как передвигались гусеницы и попробовала оттолкнуться хвостом. Напряглась всем тельцем, пригнула голову, чуть приподняв грудку, и подалась рывком вперёд. И с криком упала в траву. Каждая клеточка невыносимо болела. Но прохлада ручья манила всё равно. Она пробовала ещё и ещё, без сил падая на землю.
Небо посерело сумерками, появились первые звёзды. Ласточка медленно ползла вперёд. В истерзанную грудь впивались острыми булавками травинки, а свежие раны промывали слёзы, что катились из бузковых глаз. Маленькая птичка твёрдо решила добраться к ручью. Во что бы ни стало.
Месяц лениво перескакивал с облака на облако, проснулся от его забавы ветер и недовольно посвистел молодому хулигану. Вода в ручейке скривилась рябью, как от щекотки. Раскачивались от смеха длинноногие лилии, наклоняя рыжие головки к самому берегу, расшумелась скромная осока. Только долговязый Камыш, отчуждённо стоявший на небольшом возвышении, сдержанно покачивался, свысока поглядывая вокруг. Его ироничный взгляд блуждал, ни на чём долго не останавливаясь.
Вдруг он заметил махонький дрожащий комочек неподалеку от себя. Он то приподнимался и отчаянно куда-то карабкался, то устало замирал. Приглядевшись, Камыш понял, что это крохотная раненная птичка.
— Ты что здесь делаешь, крошка? — спросил он, наклоняясь.
— Я очень хочу пить… — простонала Ласточка. — До ручья ещё так далеко, а у меня всё так болит, я не доползу…
— Всё будет хорошо. Не переживай, — улыбнулся жалостливо Камыш. — Я помогу и сам всё сделаю, не бойся.
Он услужливо протянул свои узкие листья-ладони к роднику и набрал воды. Ласточка жадно припала к спасительной влаге, выпила всё до капли.
— Спасибо огромное! Ты спас мне жизнь! Как мне тебя отблагодарить?
— Люби меня так же, как я полюбил тебя.
— Разве такое возможно?! Мы такие разные, далекие друг от друга, — птичка восторженно смотрела на высокого красавца, её сердечко трепетно стучало. — Да и зачем тебе я такая покалеченная…
— Ласточка моя, верь мне. Всё будет хорошо. Я тебя люблю. Веришь?
— Да…
Бедняжка не надеялась услышать таких волшебных слов. Ласка Камыша разбудила потаённые мечты, подарила невозможную лазурь небес. Ласточка забыла обо всём на свете, кроме своего любимого. Ей хотелось летать, порхать, кружиться от счастья. Идти вслед за ним, сильным и искренним, волоча низко по земле беспомощные крылышки, лишь бы Камыш не заметил, как ей трудно, лишь бы не отвернулся, стало смыслом её существования. Они шли, шли, шли. Камыш, казалось, отбросил прошлые привязанности, поддерживал кроху нежными признаниями, пылкими обещаниями…
День начал утреннюю гимнастику. Солнце припудрилось облаками, поднялось повыше и заулыбалось, случайно глянув на пару влюбленных. От раскованного солнечного света Камыш проснулся. Лениво потянулся, освободился от вороха колких соломинок и объятий Ласточки, и, посмотрев на её тщедушное тельце, посмотрел в другую сторону.
— Стог, а что это за красавица так пышет очарованием вон за тем рвом? Такая яркая, что ослепляет даже на расстоянии полёта моей фантазии!
— Да это ж Маковка, — хриплым шелестом ответил Стог Сена, неодобрительно наблюдая за взбудораженным Камышом. — Маячит, понимаешь ли, своей алостью сбивает взгляд со спокойных степных полотен…
— Я влюбился! Хочу к ней! Прощай, старик!
— Постой, а как же она? — Стог кивнул на беспокойно спавшую на его коленях Ласточку. — Зачем её приручил? Это не предательство, а?
— Мне всё равно, что ты думаешь, Сено. На самом деле, раньше я любил её. Честно. Таких, как она, мало. Но теперь я люблю другую. Не могу ж я себя насиловать! Не умрёт… — высоченный Камыш чуть покосился на бывшую любимую. — Она ещё встретит лучше меня. Прощай.
— Но как тебе не стыдно столько наобещать и так подло обмануть?! — Стог Сена от негодования аж затрясся.
— Не я первый… Прости.
Камыш уже удалялся прочь. Тень от его силуэта ещё не легла, но серое уныние незаметно плелось за ним шаг в шаг. Он порывисто зачем-то оборачивался, пока завзято не скатился по каменистым рёбрам рва на самое дно, навстречу новой возлюбленной.
Ласточка смотрела Камышу вслед. Сквозь тревожную дремоту она слышала каждое слово. Притворилась спящей, чтоб не показывать слёз. Неважно, пусть уходит. К боли не привыкать. Да и кусочек счастья, как хвост непокорно извивающего червяка, оторвали. Хоть и не наелась, но всё же.
А вот верить каждому встречному повзрослевшая птица теперь не сможет. Будет ждать настоящее чудо.
- Ольга Девш
