Chapter 1.
Тётка, та что обитала в маленьком городке S, в ста верстах от столицы. Звала её «розочка». Сама она была высока ростом, сухопара, широкоплеча и занозиста. Приезжая погостить - не менее, чем на три недели, вызывая тем самым большооое неудовольство хозяйки – сразу и непременно норовила внести свои порядки. И делала это «без белых перчаток». Вольнодумно, грозно и непререкаемо. Впрочем, оберегая от разборов и бабских склок братца-любимца и младшенькую племянницу.
Слыла тётка знатной стряпухой, умеренно ревнивой женой и мягкой на руку матерью. Оттого все беды и имела. Но, это – её, тёткины дела – к повествованию не относящиеся прямо.
Прибывая в губернский город, к братушке, уже с вокзала принималась командовать. Рассовывая корзины с гостинцами по хватким ладоням встречающих, племяшке вручала конфетинку или пирожок. Брата одаривала объятиями и лобызаниями. Невестку охлаждала первым тычком: «Что это Сандро похудел? Плохо кормишь?» И в повозку уже усаживала всех по ранжиру, ею и установленному. Не трудно догадаться – кто влезал крайним.
Редко, когда стол в день заезда не ломился от яств. И снедь, привезённая из недальних, но более южных – а оттого, куда более сытых и урожайных мест. И нахватанное нелюбимой невестинкой по лавкам и торговым рядам. Выкатывалось на длинные кухонные столешницы, сортировалось – что и когда будет съедено. Лишку укладывали плотно, тесно на полки хранилищ и морозника. Самое-самое, оставляли. По заведённой традиции, праздничный обед готовили вместе, в четыре руки. И Розочка, на подхвате.
Тётушка и младшенькая были тёзки. Обе звались Ханна. Может от этого, а скорее потому, что и у братца маленькая, худющая, белобрысая тихоня жила в любимицах. Суровая тётка привечала дитя, часто оглаживала по вихрастой голове и звала, не иначе чем «розочка». Чадо тётеньку по-своему любило, горевало над придирками к маменьке и радовалось заботами к папа. Приезд бабы-гренадёра вечно знаменовал собой шумные споры о месте женщины в обществе, ощутимые укусы неряхам и лентяйкам, прозрачные намёки всему окружному сообществу. Матушка молча кипела, отец миролюбиво гасил костры Средневековья, дети таскали с регулярных пиршеств вкусняхи и délicatesse. Все, окромя мама, оказывались в прибытке.
К середине второй визитёрской недели, всё устаканивалось и успокаивалось. Временно, конечно. Хозяйка владений приспосабливалась отвечать на выпады, неучтёнными ответными ходами и долгими рассуждениями о матерях-неудачницах. Тётка, не справившаяся с обязанностями такой же жёсткой мамки, как братовой заступницы – копила яды, но терпела. «А что скажешь? Проворонила сынка-паразита». Но в удовольствии - за общим обеденным застольем – упомянуть недосолы и пережары, себе не отказывала. Валькирии переглядывались гневно – Ragnarök предвещая – и заносили в бальные книжечки, для памяти.
Ни разу тётка не пересидела срок вояжа. Отменная интуиция – не проешь, не пропьёшь, не пропоёшь. И когда неудачная супружница уже готова бывала перейти к открытым наступлениям. Дабы, изгнать мятежную душу со своих суверенных просторов. Та, перешерстившая все новые городские куафёрные, галантерейные, бакалейные, гастрономические заведения, начинала собираться в обратный путь. Маменька утихала, в надежде на скорые сборы. Папенька – с конца первой недели по середину третьей, пребывающий в осадном положении на работе – веселел и приходил с государевой службы в положенные часы. В доме всё снова обретало движуху и задор. Тётка мрачнела, ощущая утикание вожжей из натруженных цепких рук. Но общинного настроя не портила. Разъезжаться мирно и по любви – такая же традиция, как неумеренное хлебосольство и хвалебные тирады в день приездный.
Доставляли гостью к поезду – с мешками подарков, налившуюся здоровыми соками, стравившую воинственный нерв, поправившую самооценку – опять же, всем кагалом. Рассевшись в вольном порядке – «что, ужо там!» - слишком приподнято и восторженно обсуждали, прошедшие «в полном взаимопонимании» два десятка суток. Неточно и ненастойчиво приглашали – «когда-нибудь… по здоровью, без напряга… если сложится!..» - возобновить набег. И надеялись – «пару лет не приедет, к гадалке не ходи!»
Тётенька Ханна считывала творящееся в мозгах родичей – интуиция, «не проешь…» Но не сердилась.
Да и как можно! Они же – родные! Хоть, и нескладные, какие-то.