Я из поколения тех, кто помнит тех, кто видел Ленина. Большей частью по некрологам на первой полосе газеты «Правда».
А еще я помню, как строили Ленинский Мемориал. Мы с родителями еженедельно проезжали мимо стройки на трамвае по пути в сад. Мемориал построили и открыли в 1970 году к 100-летию вождя и учителя. На открытие приехал Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, и мы его с восторгом встречали, выстроившись вдоль Московского шоссе и размахивая флажками. Мне казалось, что я разглядел его брови и шляпу. Хотя, зачем бы ему сидеть внутри правительственной «Чайки» в шляпе...
Я учился в первом классе обыкновенной школы. Но класс был не совсем обычный. Жизнь била ключом. Мы пели, плясали, ходили строем и декламировали стихи. Мы выступали по телевидению. За камерой стоял молодой телеоператор Юрий Старостин с ухом, подвернутым черным наушником, и выглядел очень круто.
На торжественном концерте, посвященном открытию Мемориала, мы тоже плясали какой-то танец счастливого детства. Этот танец, если ничего не путаю, придумала и поставила мама моего одноклассника Ромки Якимова и будущего зампреда областного правительства Екатерины Убы. Правда, Кате тогда было около полугода.
Сказать, что я гордился тем, что прыгаю в шортиках по совершенно роскошной сцене, а на меня смотрят из зала Брежнев со Скочиловым, — это не сказать ничего. Меня распирало октябрятское счастье! Единственное, что слегка омрачило радость, — я потерял капроновый бант самой красивой девочки в классе, и меня за это чуть не растерзали. Капроновых бантов в стране уже тогда не хватало…
Мемориал был для горожан чем-то, вроде Кремлевского дворца съездов и Кафедрального собора одновременно. Место во всех смыслах святое. По его паркетам полагалось ходить в суконных бахилах, которые выдавались при входе, разговаривать надлежало шепотом, а старушки-гардеробщицы с сиреневыми волосами священнодействовали, принимая и выдавая пальто.
На сцене Большого зала выступали особо заслуженные и народные артисты СССР. Там проходили самые значимые партийные мероприятия, на которых мы частенько присутствовали в разделе «Вас приветствуют юные пионеры!». На территории Мемориала действовал пионерский пост №1. Ленинский Мемориал был местом строгим, сакральным. Возле него, а, тем более, внутри полагалось благоговеть…
Так продолжалось довольно долго, но где-то с начала 80-х начали проявляться некоторые черты вольницы. Сначала исчезли суконные бахилы. Потом на сцене стали проходить студенческие сборные фестивали, а студенты – народ легкомысленный. И хотя над такими концертами трудились суровые местные режиссеры-постановщики Яков Герцкин и Виктор Чихалёв, бунтарский сквознячок уже выдувал святость из помещения. После одного из таких гала-концертов парторг политеха интересовался, какой идеологический смысл я вкладывал, когда, вырядившись в украинские шаровары, пел вместе с кубинцами из Центра гражданской авиации «Гуантанамера». А я всего лишь не успел переодеться...
Мемориал всегда был основной репетиционной и концертной площадкой Ульяновского симфонического оркестра. Того самого, который сейчас принято называть отвратительной аббревиатурой УГАСО, и те, кто это придумал, несомненно, будут гореть в аду.
Однажды в оркестре появился молодой главный дирижер Андрей Борейко. Сейчас он – художественный руководитель и главный дирижер сразу двух симфонических оркестров: Дюссельдорфского симфонического оркестра и Национального оркестра Бельгии.
Так вот, Борейко придумал музыкальные вечера, в которых сначала звучала рок-музыка (правда в записи) с цитатами из классики, а следом играл симфонический оркестр. Так под сводами Большого зала Ленинского Мемориала зазвучали Emerson, Lake and Palmer с «Картинками с выставки» Мусоргского, Sting с репликой Прокофьева из «Поручика Киже» в песне Russians.
И, наконец, состоялся концерт настоящего живого Кена Хенсли, лидера легендарной Uriah Heep. И играл он на настоящем органе Hammond B3!
В промежутке между Андреем Борейко и Кеном Хенсли Мемориал ремонтировали, заменили кресла в Большом зале. Старые кресла переехали в «Тарелку» УгТУ, где они, по-моему, до сих пор и стоят.
Во время ремонта флагами СССР обматывали латунные поручни Мемориала, чтобы не поцарапать. И один из них я спёр для юной англичанки, которая приехала в Ульяновск совершенствовать свой русский язык. Разумеется, первым делом она выучилась пить водку залпом и материться…
Можно припомнить здесь же и попытку Марата Гельмана создать на площадке Мемориала Музея кино. Очень жаль, что не случилось!..
Так или иначе, десакрализация Мемцентра идет полным ходом и почти завершилась. Его обжили молодые, беспокойные и раскрепощенные люди. Бабушки-служительницы держатся из последних сил, но на их лицах – растерянность, и старушек немного жаль. И никакой Музей СССР, даже если он чудесным образом состоится, не сможет повлиять ни на что в плане обретения былой степенности, размеренности и полусонного местопочитания.