У отца была добрая привычка обходить перед сном свой участок. Неторопливо, основательно, с ружьем в руках. Безопасность всегда должна быть на первом месте, всегда. И тем более в такое время, как сейчас, когда весь мир покатился неведомо куда…
Вокруг стояла удивительная тишина, а воздух был сырым от тумана; лишь далеко-далеко брехал одинокий пес. Собаки. Их не отец не жаловал, впрочем, как и многих других. "Я никогда не буду доверять тому, кто может стать моим другом. Когда он предаст, удар будет во много раз больнее. А то, что предаст, не стоит сомневаться. В этом мире не осталось верности".
Сын неоднократно пытался спрашивать, почему отец так думает, но ответа ни разу не добился.
— Но я-то никогда не предам тебя!
— На тебя вся надежда, сын, - отвечал отец и потрепав парня по плечу, шел заниматься своими делами.
Жили они в стороне от поселка, скромно, не привлекая внимания. Отец возился со своим яблоневым садом, сын помогал ему по мере возможности, но большую часть времени занимался учебой – из-за слабого здоровья, он был на домашнем обучении. Отец и сын ладили, или по крайней мере не ругались, каждый был погружен в свои дела и уважал дела другого.
Их участок было сильно вытянут вдоль реки, и полностью был засажен яблонями, которые отец посадил задолго до рождения сына. Отсюда была и привычка патрулировать по вечерам и ночам – гонять охотников за бесплатными яблочками. Любители халявы хорошо знали это место, набрать здесь яблок считалось делом опасным и благородным; про это говорили шепотом и с оглядкой.
Время "хорьков" уже минуло, деревья стали голые, практически готовые к зимнему сну, разве что снег все не выпадал. Отец стоял, сам немного похожий на кривоватое дерево, и крепко держа в руках ружье, вглядывался в звездное небо. В зубах дымилась сигарета, но даже сквозь дым он видел их. Огни. Эти чертовы огни.
Отец не был трусом. Не нужно думать, что мог воевать только с яблочными воришками. В его жизни были разные стычки, которые по-разному заканчивались, но никогда он не накладывал в штаны перед лицом опасности. Сейчас прямой опасности не было, но он чувствовал его – мерзкий, липкий страх. Холодный как лед, приложенный к животу.
Огни. Они летают по всему небу. Каждый размером с луну, разве что не такой яркий… Зато их десятки. Иногда они кружатся хаотично, иногда собираются в странные фигуры… И снова разлетаются. Они появились пару недель назад – сразу по всему миру. Миллионы, миллиарды очевидцев. И до сих никто не может сказать, что это такое. Людей кормят жидкой сказочкой про миражи, про оптические явления… Даже про массовые галлюцинации. Объяснения нет. Ни одна аппаратура их не видит. Их невозможно сфотографировать – они просто не отображаются. Их не видели в космосе – или просто так говорят, скрывая правду. Люди сходят с ума, глядя на них; в мире стала ощутимо сбоить связь, а последние дни часто пропадает электричество. Все катится в тартарары, а официальные лица по-прежнему улыбаются и говорят, что повода для паники нет.
Они будут лить в уши свое дерьмо до последнего. Может быть, они захвачены, эти лица, и скоро черед всех остальных.
Осенний воздух был свеж, и спокойствие разливалось вокруг. Чем меньше людей вокруг, тем меньше проблем… Очень хотелось постоять здесь подольше, вглядываясь в небо, стараясь понять. Будто, если постоянно смотреть на огни, то можно отвезти беду, удержать их.
— Паскудники, кто вы такие? – мужчина осклабился, глядя в небо.
— Я знаю, вы что-то замышляете. Просто знайте, - он поднял ружье, — Тепленьким я вам не дамся!
Огни безмолвствовали, равнодушно скользя по небу.
Отец еще немного постоял, вглядываясь в глубь Вселенной и ему начало казаться, что он может любую звезду, любую планету достать рукой. Что угодно, кроме этих паршивцев.
Он тщательно потушил окурок и пошел домой.
***
Сын что-то читал и делал торопливые пометки в блокноте, сгорбившись у керосиновой лампы – опять не было электричества.
Отец, тяжело ступая, вошел в дом, сел в кресло. В доме повисла тишина, злая и напряженная. Так молчат люди перед похоронами; или перед неприятностями, которые никак не миновать, никак не обойти, не отсрочить.
Ручка быстро скользила по бумаге, еле слышно шуршали страницы.
— Сын?
— Да, пап?
— Ты боишься смерти?
— Наверное нет… - с небольшим удивлением ответил сын, — А почему ты спросил?
Отец немного помолчал и ответил лишь:
— Молодец.
И снова погрузился в свои мысли. Это было в его стиле – спросить что-нибудь о смысле жизни, смерти, бытии, а потом лишь сказать одно слово или вообще промолчать, более не отзываясь ни на что. Сын уже привык.
Отцовский сплин сейчас мало интересовал юношу. Он спешил. Нужно было закончить как можно быстрее. Хорошо, что это не Библия, с ней наверно разбираются другие.
А еще нужно было успеть немного поспать. Они всегда приходят за час перед рассветом. Перед ними нельзя зевать и мямлить.
— Что за книгу изучаешь? – спросил отец.
— "Преступление и наказание".
— Думаешь, ее можно понять вот так – бегло читая и выписывая цитатки?
— Я уже не в первый раз ее читаю. И каждый раз нахожу для себя что-то новое, чего не замечал… Или не понимал.
— Это хорошо. Скажи, сын, тебя не тревожат огни?
— Немного, - признался юноша, — Но мне кажется, они неопасны. В них загадка, а это всегда пугает. И люди сходят с ума. Погромы… И то, что делают фанатики… Помнишь, ты говорил: "Плохо информированный человек страшнее бомбы"?
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему мы живем вдали от большого города.
– Да, пожалуй, понимаю.
— Погромы по телевизору видел?
— Да, утром.
— Нужно позвонить, узнать, когда включат электричество.
— Нужно, - равнодушно ответил сын и вернулся к Достоевскому.
Он не увидел, как странно посмотрел на него отец и как побелели костяшки на его крепко сжатых кулаках.
***
Парень проснулся за час до рассвета, наскоро умылся – Они уже ждали его, он чувствовал. В голове слегка гудело, покалывало кожу – так было, когда Они где-то неподалеку.
"Мы испытываем похожие чувства, насколько возможна эта аналогия. Мы с вами из очень разной материи, поэтому приходится испытывать дискомфорт. И вам, и нам. Но мы должны взаимодействовать".
Отец спал – сын постоял возле его комнаты, прислушиваясь к легкому храпу. Хорошо. Не нужно ему пока ничего знать. Потом. Когда пути назад не будет. Но события нельзя торопить…
Мы должны понять Их. А Они – нас. Без контроля военных и ученных. Без всех тех, кто не видит дальше собственного носа и живет в своем ограниченном мирке. Этим отношениям нужна свобода. Свежий воздух.
Юноша взял с собой только фонарь и блокнот и отправился на улицу, в самое холодное и темное время. Перед рассветом.
В небо было спокойно, лишь крутилось двое патрульных. Остальные отправились слушать и понимать. Рассказывать.
Его ждали в самом конце участка, почти возле реки.
Он прошел половину пути, когда услышал сзади тихий щелчок.
— Куда это ты, сын пошел?
— Подышать свежим воздухом, пап. Не спится.
Парень обернулся, осветил отца фонарем. И – попятился. Отец целился в него из ружья.
— Папа! – вышел лишь тихий хрип.
Отец видел, как трясется сын.
— ТЫ ведь в сговоре с ними, верно?
— Папа, убери ружье!
— А если они уже захватили тебя? Что тогда?
— Папа, ты спятил!
— Нет, сын. Спятил ты. А я до последнего надеялся, что мне показалось. Я надеялся, что этой ночью ты останешься дома.
— Они не хотят нам зла… - прошептал сын и по его лицу потекли слезы.
— И потому решили начать с захвата наших детей, - горько сказал отец, — Не бойся. Пошли домой. А завтра с утра мы поедем в больницу. Пусть они хорошо тебя обследуют. Чтобы я знал, что ты – это ты.
— Опусти ружье, папа!
— Они пришли, чтобы поработить нас. Мы для них лишь ресурс.
— С чего ты взял?!
— Тот, кто пришел с миром, не станет таиться. Не станет склонять детей предавать родителей. На вас воздействовать проще всего… С вас легче всего начать порабощение. Пошли сын. Мы больше не играем в их игры.
Юноша бросил фонарь на землю и наугад побежал в сторону. Грохнул выстрел.
— СТОЙ!!!
Но парень, петляя между яблонями, уже бежал туда, где его ждали. Отец не отставал. Вдруг что-то полыхнуло ярко – так, что почти вызывало слепоту. После этой вспышки, и без того темная ночь оказалась просто непроглядной. Мужчина бешено заревел, закричал, бросил на землю бесполезное ружье, побежал наугад…
***
Когда рассвело, отец сидел, прислонившись к старой яблоне, и курил, глядя в небо. В нем стало больше огней. Имя одного из них он знал.