Они познакомились восемь лет назад горячим летним вечером в вагоне поезда, уходящего на юг. Он был тогда веселым обаятельным совсем еще молодым человеком, легко разбрасывающимся, живущим просто ради самой жизни, которая была тогда такой чистой и радостной. В тот день он сдал последний экзамен и поехал с друзьями отмечать окончание сессии. В кармане у него уже лежал билет на Кавказ. Поезд уходил ночью. На вокзале они пришли всей оравой, решили проводить его. Многие были уже изрядно навеселе, прощались бурно, громко, вызывая некоторое недоумение у милиционеров и проводников. Последнюю бутылку теплого молдавского вина они хотели распить там же, на вокзале, но времени не хватило и бутылку сунули ему в сумку. Когда поезд тронулся, он стоял на подножке и размахивал руками. Перрон оборвался, вокзал уплыл назад, и он, улыбаясь, двинулся к своему купе. Он был совершенно трезв. Войдя в купе, он бросил сумку на полку и огляделся. В купе никого не было, только на вешалке для одежды висела широкополая соломенная шляпа с голубой лентой на тулье. Он уселся и, глядя в темное окно, стал дожидаться своей попутчицы. В том, что это была именно попутчица, он не сомневался – шляпа говорила сама за себя.
Через несколько минут кто-то из-за всех сил начал дергать дверь. Он встал и резким движением открыл ее. Перед ним стояла маленькая девушка почти девочка, довольно стройная, с простеньким милым лицом и светлыми, соломенного цвета волосами, собранными на голове в маленький пучок. Он отступил на шаг, пропуская ее, и весело, чуть развязно сказал;
- Рад приветствовать в нашем скромном временном жилище счастливую обладательницу чудной соломенной шляпы.
Она окинула его смешливым, чуть удивленным взглядом и сказала:
- - Здравствуйте, а что больше никого нет?
- - Сейчас посмотрим, - он заглянул на верхние полки, затем полез в ящики под нижними, под стол и даже под коврик.
- - Увы, - он развел руками, - пусто.
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Потом они сидели друг против друга, пили чай и разговаривали. Выяснилось, что она несколько старше тех семнадцати лет, которые он дал было ей, руководствуясь первым впечатлением. Ей было двадцать, она работала в детской библиотеке и усиленно готовилась в политехнический институт. Сейчас она ехала в Харьков к бабушке в отпуск. Они легко нашли общий язык. Вскоре выяснилось, что оба любят сливочный шоколад, Битлов, Грэма Грина и Блока, и терпеть не могут индийские фильмы, футбол и рыбные котлеты. Он рассказывал ей о городах, в которых побывал, а видел он их много, она – о театрах, куда ходила чуть ли не каждую неделю. Потом он рассказал с десяток ветхозаветных анекдотов; она их совсем не знала, и смеялась до слез, весело и громко. Он жаловался ей на трудную учебу и бессердечных профессоров; она ему на маленькую зарплату и бессовестных детей, с которыми приходится вечно воевать из-за испорченных или потерянных книг.
Вдруг он почувствовал, что страшно проголодался и сказал ей об этом. Она тоже была не прочь поесть и, разложив на столе свои припасы, и не переставая болтать, они принялись за еду.
Потом он обнаружил, что до сих пор сидит в куртке и кепке, и она, глядя на его смущение, чуть не подавилась со смеху. Кепку он сунул в сумку, а куртку снял и повесил рядом с ее шляпой.
Вдруг она встала, подошла к зеркалу, висевшему на внутренней стороне двери и подняла руки к волосам. В ту же секунду пучок на ее голове исчез, и покрывая ее всю, заструилась по спине и упала длинная и тяжелая волна золотых волос.
Он онемел. Она молчала тоже, и было так тихо, что он вдруг услышал глухие удары своего сердца.
Потом он встал и, растерянно извинившись, вытащил из куртки сигареты и вышел в коридор. Он простоял в коридоре минут десять, ни о чем не думая, выкурил две сигареты, прикурил от окурка третью и, закашлявшись, сразу же потушил сигарету в пепельнице.
продолжение ... часть 3