Короткометражный рассказ.
***
Утро, за окном первые дни ноября, первый иней, первые серьезные мысли о зиме. Она стоит под душем, горячим, колким, и размышляет, что не станет будить сейчас мужа, а выскользнет из дома сама, прибежит в диспансер сдать анализ, надо бы без завтрака, а кофе обязательно захочется, если муж проснётся и попросит поесть, и яичница будет скворчать, а так она съездит быстренько две остановки на метро, и потом вернется, и может быть муж к тому времени проснётся сам уже, и поставит кофе, и вымоет эту тяжеленную огромную сковородку после вчерашнего ужина для его вечно что-то выпивающих и требующих закуски, но в принципе довольно мирных и дружелюбных друзей-соседей.
Она из душа вышла – а на кухне неожиданно как раз аромат кофе, муж что-то уже ест на ходу, кофе варит, и ей тоже захотелось, она мужу говорит: Зачем, Алёш! договорились же вчера, что сама съезжу, ну зачем!
А муж недоволен, что она недовольна им, плиту выключил, кофе бросил варить, пошел, машину завёл, довез её до диспансера, злой и не разговаривает, оставил и уехал «по своим делам», куда – не сказал, когда вернется – не сказал, а что она такого неправильного сделала?
Ну, обиделась, да, что не получилось убежать, но объяснила же почему, да и нервничает она очень, раз в квартал сдает анализ и нервничает, пока результата не получит, и каждый раз мысль: неужели всё вернётся, весь кошмар, дали бы ей Высшие ещё немножечко красивых лет под осень жизни, как же ей сейчас хорошо, когда голова ясная, походка легкая, волосы снова густые, улыбка счастливая всегда…
Почти всегда. Всегда, когда муж не злится. А вот это он сейчас слишком часто делает, и чаще из-за какого-нибудь её женского пустяка, как сегодня утром, вот и нервничает она, а нервничать нельзя, вот и боится, что что-то снова перемкнёт в её рыжей голове, врачи ей тогда сказали, что третьей операции делать не будут, там уж как получится, а получиться может однозначно по всякому.
Диспансер совсем в центре города, солнце светит, листва золотая ещё не вся опала, красивые аллеи ведут по бульварам, она и пошла по ним, свернула в переулки, раз раз, и прибежала к одному заветному месту, к старому дому своему, где с детства жила, двор, где девчонкой бегала, вот школа, где половину лет проучилась, да только все вдруг решили оттуда переехать, в совсем новую квартиру за два часа езды - её не спросили, она в школу попробовала ездить по утрам – заболела, пропустила много, решили в другую перевести, вот и последняя связь с этим родным местом оборвалась, иногда она приезжает сюда, вдохнуть воздух детства, но всё реже и реже, а как замуж вышла – ещё реже, хотя и переехала жить к мужу и, оказалось, что даже поближе.
Чаще стала, только когда заболела, вот же поворот судьбы, что её диспансер так недалеко, и сейчас она переулками пробежала, шмыгнула в ворота родного двора, погладила любимое дерево, у которого желания задумывала девочкой в платьице и с голубым бантом и стёклышки закапывала, а вот и место, где классики они рисовали, а вот и песочница, сейчас ломают и к зиме горку установят. Хороший двор, был большой – стал маленький, ой не - это она была маленькая да стала большая, взрослая, сигареты курит, присела на невысокий заборчик, закурила, думает о том, что же дальше, да как конфликт с мужем разрешится, и не заметила, как человек подошел. Тоже присел на тот же заборчик и просит сигарету прикурить.
- Да, да, конечно, - автоматически передаёт ему зажигалку, смотрит на руки, красивые мужские руки берут её желтый big, искра, потянулся приятый аромат вишнёвой сигариллы, тут она на соседа и посмотрела, и он на неё, взглядами встретились, поулыбались, молчат.
Он первым нарушил ясную тишину: Спасибо!
– Да что Вы, не за что, сейчас покурю, пойду, - она как бы оправдывается, что забежала в чужой, не её двор, и снова смотрит на него, уже виновато.
- А что так? Спешите?
- Да нет, просто не живу здесь, получается, что покурить пришла, забавно.
- Странно, и я здесь не живу, - говорит мужчина приятным бархатным баритоном. – Я зашел бабушку навестить, старенькая совсем, почти сто лет, маму пережила, мамы рано не стало, а сам я в другом месте живу, в детстве правда мы все вместе жили, потом с родителями уехал.
«Вот как похоже» - думает она. «История, почти близнец, только у него эта бабушка и настоящая причина приехать, а у неё диспансер недалеко, и бегает в родной двор украдкой, стесняясь, как будто посторонняя. Кто же это может быть, из нашего дома? Машка уехала давно, брата не было у неё, кто-то из мальчишек, что дразнились? Интересно, сколько ему лет, непонятно же в нашем возрасте, кто старше, кто младше, как-то всё усреднилось».
- А когда уехали? – произносит она вслух, стараясь, чтобы тон был максимально отстранённый, и старается рассмотреть мужчину повнимательнее.
Он называет год, это на два года позже. Значит, она должна его знать, интересно уже.
- И я здесь жила, знаете, мы раньше уехали в 78м, иногда захожу посмотреть на родной дом, наши окна, но редко, жизнь, она, сами понимаете, крутится и не всегда в ту сторону, в какую просишь её покрутиться.
- Вы здесь жили? – теперь и он удивлен. Он смотрит на неё, пытается понять сколько ей лет. 40? Вряд ли, кому под 40 сейчас, они такие, "другие" совсем дамы, их надлом 90х не затронул. 45? 50? Если 50 значит он должен тоже её знать. Ему 53, вроде как он всех ровесников помнит. Неужели?? И волосы… волосы же того цвета, как он мог сразу-то не понять…
- Как Вас зовут? – он спрашивает. - Как??
- Что с Вами? Зачем Вам это? Я просто зашла покурить, повспоминать, у меня не так много друзей здесь было, не к кому в гости зайти, Машка была подругой, но она уехала намного раньше, родители наши не дружили, вот и не знаю, где она. Ещё мальчишек помню, одного особенно, по имени Алёша. Дразнил меня противно за цвет волос, этот..., - тут она сделала паузу и добавила с нажимом в голосе, - этот Алёша.
- Но знаете что смешно, - она повернулась к мужчине, смотрит на него лукаво, - что замуж я тоже за Алексея вышла, буквально случайно познакомились, ехал по улице, а я такси ловила, он и остановился, говорит, что из-за цвета моих волос.
Она встряхнула локонами цвета опадающих листьев этой осени, и вдруг погрустнела, снова вспомнила про анализ, да про диагноз, да про то как выпадали эти волосы, прядями, оставались на подушке, на расческе, пока почти не выпали совсем, пока не нашли причину, да не залезли ей в мозги пару раз, еле выдержала она, хирурги очень опасались, муж волновался, но помогал, помогал, да устал, вот и злится порой, неужели потерялась та былая нежность в больничных палатах? А что тут поделать... Волосы зато отросли и стали необычно красивыми, и она от этого снова счастливая, очень счастливая. Почти всегда.
- Злата меня зовут, - отвечает она. - Злата Валевски, я жила с мамой вот здесь, в последнем подъезде.
Она смотрит на свои «бывшие» окна, где сто лет уже как живут совсем другие люди.
- А Вы? Я могу Вас знать?
Он тут и понял всё. Это она точно. Она, девочка с рыжими волосами, которые были ярче, чем летнее солнце, с голубыми глазами, голубее, чем московское небо, та, что всё время с куклой на скамейке сидела, не играла почти ни с кем, не бегала, далеко от подъезда своего не отходила, он и обозвал ей противно, даже вспомнить стыдно как. А она не заплакала, но посмотрела на него так, как будто он не человек, а предмет, чашка разбитая, ведро поломанное, место пустое, и ушла домой, и больше никогда в то время, как они все по двору носились, она не выходила, они и не встречались. Потом все в разные школы пошли, больше не виделись.
А потом он повзрослел, и вдруг понял, что надо срочно её найти и извиниться, спрашивает бабушку: Где та девочка, из последнего подъезда? Помнишь волосы рыжие?.. Злата...
Он тогда неожиданно запнулся на редком имени, в первый раз позволив себе выговорить его вслух.
- А, Валевские? Так уехали они, Алёш, давно, разменялись по-срочному и уехали. Не могу сказать куда. Мама бы твоя сказала, да как скажет-то, Царствие ей Небесное.
Он тогда решил, что, наверное, это судьба, и надо было поступать в институт, а потом на втором курсе он закрутил роман с красивой блондинкой, а потом расстался, потом почти женился на брюнетке, долго прожили, расстались, а два года назад ему назначили аспирантку, та вошла, волосы рыжие – он и понял, что всю жизнь эти волосы рыжие искал, и всё-таки женился.
- О, наш неприступный красавец профессор сломался на златовласке, - подначивали его сослуживцы, не зная, что «сломался» он слишком много лет назад, и просто попробовал «починиться».
- Вы уехали в 78м…, - он крутит сигариллу, и вдруг неожиданно поднимается и с чуть заметным напряжением произносит: Наверное, мы не могли встретиться, всё-таки в детстве два-три года это большая разница. Ну что ж, пора мне ехать, продукты я уже отдал, Вас подвезти?
- Нет-нет, что Вы! Вдруг муж не уехал, а где-то недалеко, как обычно и бывает, когда он злится. Позвонит, а я с мужчиной в машине. Некрасиво. Я ещё здесь побуду и потом к себе поеду сама.
Он, похоже, даже рад, что она отказалась, а может быть, это только похоже? И он делает вид, что ему надо спешить, чтобы не остаться надолго? Хлопнула дверь, машина завелась, что рядом стояла, мужчина с красивыми руками уехал, оставив за собой шлейф вишневой сигариллы. И она сигарету потушила, тут и СМС от мужа пришла: «ты где? я приеду за тобой»
Воспоминания полечили её настроение, приятная беседа, аромат еле-слышного мужского парфюма и хорошего табака, романтичная осень цвета её рассыпающихся по плечам тяжелых локонов, муж уже не злится, впереди ещё один день…
***
Он домой входит осторожно, чтобы дверью не хлопать, жена на кухне уже, звуки доносятся. Куртку снял, руки помыл, заходит в спальню, жена за ним следом:
- Осторожней, Алёш, тихо, Злату разбудишь.
Не очень и молодой уже "молодой" отец склоняется над дочерью, золотые волосы выбились из-под чепчика, спит будущая принцесса-златовласка, ох как долго уговаривал он свою жену назвать дочь необычным для обоих их семей именем Злата, а теперь он тем более уверен, что вырастет она необычно красивой, как та девочка с голубыми глазами из последнего подъезда их старого дома, в которую он мальчишкой очень был влюблен, да не знал как ей правильно об этом сказать. ©