Продолжаем историю о самом важном камне в Санкт-Петербурге. Гром-камень. Пьедестал «Медного всадника». Часть вторая.
Камень найден. Очищен. Отсекли лишнее. Осталось вытащить его на берег, погрузить на баржу и отправить в город. Да. Задача проста, но как её осуществить?
Здесь в пору вспомнить о том, как функционирует шарикоподшипник. По внешней поверхности с жёлобом через шарики скользит внутреннее кольцо с жёлобом. Размер и форма жёлоба соответствует размеру шариков. Оставим моё примитивное объяснение в памяти.
В Контору строений поступило множество вариантов «машины» (на брёвнах, железных катках и пр.), однако ни один из предложенных не показался заслуживающим внимания.
«Все эти обстоятельства были зрело обдуманы, неудачи взвешены и препятствия обсуждены, – рассуждает Ивановский. – Вследствие чего Карбурий решился перевезти тяжесть на ядрах, которые, как известно, касаются ровной плоскости только в одной точке, хотя на этих точках лежит и большая тяжесть.
Для наглядного понимания этого дела он придумал модель, которая могла вести десятую часть веса скалы, положил на неё тяжесть и представил модель Бецкому. Сей последний чрезвычайно был удивлён, что такая большая тяжесть могла легко двигаться от прикосновения к ней пальцем и тогда только он уверился в возможности передвижения громадной скалы».
После успешного испытания «по воспоследовавшему всевысочайшему соизволению сделаны были нужные приготовления к совершению гораздо большей машины».
Чтобы понять принцип действия «шаровой машины» Карбури, достаточно представить себе шарикоподшипник. Наружное кольцо движется относительно внутреннего с минимальным трением, соприкасаясь лишь с шариками. Роль колец играли положенные друг на друга два огромных бревна, в которых были выдолблены и обиты медью канавки – желоба. Между брёвен по желобам катились медные шары. Рядом разместили такой же «выпрямленный шарикоподшипник» из пары брёвен, а сверху – решётку из более тонких стволов деревьев. Получились исполинские «сани», на которые предполагалось погрузить камень.
«Верхние брёвна должны были оставаться неподвижными под камнем, только нижние следовало отнимать сзади и перекладывать вперёд, во время движения скалы, – поясняет Ивановский. – Выстлать всю дорогу до залива такими брёвнами с желобами требовало чрезвычайных издержек; приготовленные же вышеупомянутой конструкции были и дешевле, и удобнее».
«В течение междувремения старались как возможно укрепить дорогу, по которой надлежало везти камень, – продолжает Бакмейстер. – В болотах, кои в рассуждении своей глубины зимою не совсем вымерзают, приказано было бить сваи; мох и ил, коими земля в сих местах покрыта и что препятствует ей глубже мёрзнуть, очищать, и наполнять хворостом и щебнем, полагая оные слоями».
Камень приподняли железными винтами-домкратами конструкции «искусного слесарного мастера» Фюгнера, убрали решётку и подложили «сани». «15-го ноября привели его и в самом деле в движение и оттащили в сей день на 23 сажени… 20-го генваря благоугодно было её императорскому величеству смотреть сию работу, и при высочайшем её присутствии оттащен был камень на 12 сажен. Для предохранения всех беспорядков должны были сначала два находящиеся на камне барабанщика по данному мановению давать работным людям битьём в барабаны знак, чтоб они показанную работу все вдруг или начинали или переставали бы оную продолжать.
Сорок восемь каменосечцев, подле камня и наверху оного находившиеся, беспрестанно обсекали оный, дабы дать ему надлежащий вид; наверху одного края была кузница, дабы иметь всегда нужные орудия тотчас в готовности, прочие приборы были везены в привязанных к камню санях, за коими последовала ещё прицепленная к оным караульня. Никогда ещё невиданное позорище, которое ежедневно привлекало великое множество зрителей из города! 27-го марта были пройдены последние вёрсты и сажени, и Камень величественно застыл на берегу Залива».
У берега был сделан настил в 1200 футов (366 м) длины и 50 футов (15 м) ширины… Он состоял из множества свай, вбитых в дно залива и достигавших поверхности воды; они были переплетены между собою новыми ветвями и соединены железными скобами. Идея состояла в следующем. Под морской край настила подводилось специально сооружённое судно-баржа. Оно притапливалось.
Разбирался борт. Далее канатами камень втаскивали на баржу. Борт восстанавливали, воду откачивали помпами. Размеры судна должны были учитывать просадку. Тяжесть нужно было так разместить, чтобы судно не могло касаться дна Невы, глубина которой при устье только 8 футов (2,4 м).
Сказано – сделано! Камень втащили, борт восстановили, помпы заработали, но…
Но, несмотря на все усилия помп, тяжесть была так велика, что только одни концы судна начали подниматься из воды… Адмиралтейство ничего не могло придумать для спасения камня. Министр Бецкий именем Императрицы приказал Карбурию принять меры к вытащению скалы на плотину…
Карбурий приступил, со свойственною ему энергией, к исполнению воли Императрицы и вот в каком положении нашёл это дело. Нос и корма судна поднимались при выкачивании воды оттого, что тяжесть была неравно расположена по всему судну… Карбурий велел приготовить простые крепкие подпоры разных величин и намеревался на них наложить скалу так, чтобы они упирались концами в отдалённые части судна и, поддерживая подмостки камня, разносили бы таким образом тяжесть по всему судну.
Судно снова затопили, двинули на него скалу, подняли её домкратами и опустили её на подпоры, и скала легла всею тяжестью равно на все части судна. Работы помпами возобновились, и судно вскоре поднялось из воды совершенно ровно всеми частями.
Когда столь счастливо поднявшееся из воды судно «к поéзду было изготовлено, – поясняет Бакмейстер, – укрепили его с обеих сторон самыми крепкими канатами к двум судам, коими оно не токмо было поддерживаемо, но и обезопасено от ударения валов и ветров; и таким образом везли его по малой Неве вверх, а по большой вниз».
И вот, «22 сентября, в день коронования Императрицы, скала, совершив 12 вёрст плавания, проплыв мимо Зимнего Дворца, прибыла благополучно к тому месту, против которого на площади предположено было воздвигнуть памятник. Вечером блестящая иллюминация осветила город; и исполинский камень, столь давно желанный гость, был всеобщим предметом для разговора жителей столицы», – как отмечает Антон Ивановский.
«Шествие скалы от берега было истинно торжественное, – добавляет Ивановский, – в присутствии многих тысяч жителей… Императрица, в память совершения подвига доставления в Петербург, посредством механики, каменной горы, соизволила приказать вычеканить медаль… Из обломков прекрасного гранита, на память этого события, многие вставляли небольшие камни в перстни, серьги и другие украшения, сохранившиеся и до нашего времени. По окончании работ для доставки камня, немедленно было приступлено к постановке на нём всадника с лошадью».
Доставленный на Сенатскую площадь Гром-камень был уменьшен до размеров, предусмотренных моделью памятника. Прежде всего была сколота излишняя высота камня, что же касается длины, то она оказалась недостаточной в связи с чем пришлось притесать к монолиту два дополнительных блока.
Бецкой и его окружение страшно критиковали Фальконе. Они ратовали за сохранность как можно большего размера скалы, но зодчий отвечал: «не делают статую для постамента, а делают постамент для статуи».
Точку зрения Фальконе из современных исследователей, лучше других обозначил Каганович: «Фальконе пришлось защищать «свой поступок перед всеми»… Художник постоянно думал о монументе, о целостности впечатления, о том, чтобы скала не скрывала ног коня, чтобы скульптурная группа не потерялась, а сохранила главенствующую роль. Это непросто было доказать тем, кто не представлял себе замысла Фальконе в целом, а тем более тем, кто не хотел ничего слушать…»
Увы, Фальконе не дождался торжественного открытия своего детища – финальную обработку пьедестала и установку на него статуи производил архитектор Юрий Фéльтен.
«Памятник свидетельствовал именно о полной независимости его от всех предшествовавших образцов, о необыкновенной выразительности в нём мысли, о совершенно неизвестной до тех пор простоте и натуральности, – сообщает Русский биографический словарь. – Однако, лишь по отъезде Фальконета из Петербурга в августе 1778 года и после открытия памятника, умолкли зависть и клевета в отношении к его творцу, начались великие похвалы ему, и его конная статуя Петру Великому получила всемирную известность».
По материалам сайта "Стенгазеты: коротко и ясно о самом интересном". http://к-я.рф
