Никто не причисляет пение соловья или танцы глухарей к какой бы то ни было культуре, в то время как танцы и песни первобытных племен причисляются к их, хотя и первобытной, культуре.
Нет сомнения, что человеческое творчество может быть в отдельных случаях связано с результатами бессознательных или полусознательных процессов, но эти факты нельзя рассматривать в качестве проявления подлинного человеческого творчества, которое, даже тогда, когда опирается на интуицию, является по существу сознательным творчеством.
Что же касается интуиции, то попытки возвысить ее за счет логического научного и художественного мышления, никогда не имели успеха. Интуиция вырабатывается, как это отметил еще Горький, на основе долгого творческого опыта субъекта (литератора, художника, политика, ученого).
Сказанного достаточно, чтобы сделать вывод, что без или против теории невозможно ни правильно поставить, ни результативно решить проблему человеческого творчества.
Что же касается так называемой футурологии, нужно сказать, что в сущности вся человеческая наука всегда ставила перед собой задачу на основе изучения прошлого и настоящего определять близкое или далекое будущее развитие природной и общественной действительности, человека и его культуры. Следовательно, какими бы рациональными ни были некоторые проблемы, которые затрагивают так называемые футурологи, они в сущности не открывают новых перспектив действительно научной мысли.
Этот метод познания и изменения мира содержит в себе, в своих принципах ту общую логику развития мысли, которая выражена в методах частных наук, в том числе и кибернетики, теории информации, математики, физики, генетики, социологии, а также и так называемой футурологии. Эта теория в данном случае оказывается тем теоретико-методологическим ключом, который дает нам возможность поставить все вещи на соответствующие места в системе всечеловеческой научно-исследовательской и научно-прикладной творческой мысли.
При оперировании понятиями, суждениями и категориями человек в сущности пользуется словами или терминами, обозначающими соответствующие вещи. Человеческая мысль всегда облекалась в различные сочетания слов, которые выполняют в обществе роль реальных представителей человеческих понятий, суждений, умозаключений и пр.
Не подлежит никакому сомнению то, что без языка человеческая мысль не достигла бы такого развития и совершенства, какое она имеет в настоящее время. Но в ходе развития научного познания и в области языка, в частности в области связи его с мышлением, с идеальными образами, средством выражения которых он является, возникают серьезные проблемы, требующие своего исследования и решения. Я хотел бы здесь коснуться одной из таких проблем, а именно проблемы использования несловесных символов и знаков.
Успешное развитие высшей математики, кибернетики, теории информации, математической логики, семантики и других дисциплин блестяще подтвердило мысль об определенном познавательном значении символов, однако, не символизма, который может привести человеческую мысль к агностицизму и субъективному идеализму.
Известно, что ряд выдающихся естествоиспытателей путем оперирования символами и знаками создали формулы, которые они сами сначала не могли расшифровать, т. е. понять, что они обозначают в объективной действительности. Экспериментальные и другие практические проверки раскрывали реальное физическое содержание этих формул. Это наглядно свидетельствует о правильности мысли о том, что математика может служить не только методом правильного описания, но и методом правильного объяснения и изменения мира, т. е. что она имеет и определенное значение.
Многие не отрицают эвристического значения математики, но они считают, что математическое мышление при помощи символов и знаков результативно только тогда и постольку, когда и поскольку оно, во-первых, исходит в конечном счете из основных математических идей-образов, возникших в процессе человеческой практики, и, во-вторых, возвращается в конечном счете к ним, т. е. подтверждается человеческой практикой, в том числе физическими, химическими, биологическими и другими экспериментами.
Если исходить из мысли о логических понятиях, формах, законах как результатах обобщения тысячелетнего человеческого опыта, то возникает вопрос: не выступает ли логика в роли определенного критерия человеческого познания?
Мы знаем определение логики как "учение не о внешних формах мышления", а о законах развития "всех материальных, природных и духовных вещей", т. е. развития всего конкретного содержания мира и познания его. Известно также утверждение , что познание идет от ощущений как субъективных образов объективно-реальных вещей к абстрактным логическим понятиям и затем возвращается обратно к практике для проверки и, конечно, для дальнейшего развития по спиралевидной линии поступательного движения человеческой научной мысли.
Не абсолютизируя значение практики, мы ставим критерий практики на первое место, т. е. рассматриваем его как основной и решающий критерий истины. В то же время, ввиду того обстоятельства, что логика является тысячелетним обобщением именно человеческой практики, она приобретает особое значение, поскольку некоторые ее положения получили характер аксиом.