Некоторые ученые утверждают, что ощущение как первая, исходная фаза развития человеческого познания не имеет уже того значения, которое оно имело раньше, и что в настоящее время исходной фазой познания чаще выступают не ощущения, а общие, абстрактно-логические или общетеоретические положения, в том числе аксиомы и постулаты.
Это правильно лишь в некоторой степени. Если посмотреть на вопрос более строго, то нетрудно заметить, что ощущения и сейчас продолжают играть важнейшую роль. В самом деле, возвращение в конечном итоге к практике означает возвращение к ощущениям, взятым в той или иной форме, а движение абстрактных теоретических или логических понятий вообще немыслимо, если не отправляться (также в конечном итоге) от практики, в которой и посредством которой даны ощущения именно как первая фаза "очерченного" скептиками трехфазного процесса диалектического развития человеческого познания.
Это, разумеется, нисколько не умиляет роли абстрактного мышления на современной стадии развития общественного познания, наоборот, подчеркивает его безграничные творческие возможности, которые реализуются лишь при условии того что используемые в теоретическом познании абстракции, в том числе символические, знаковые, цифровые, кибернетически-информационные, исходят в конечном итоге из человеческой практики и опять возвращаются к ней, как к критерию, цели и определению человеческого мышления.
Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности.
Сразу после этого я приведу одну мысль Гегеля, а именно, что: "Деятельность цели направлена не на себя самого, а на то, чтобы посредством уничтожения определенных (сторон, черт, явлений) внешнего мира дать себе реальность в форме внешней действительности". Из контекста, в котором дана эта выдающаяся, глубоко диалектическая сама по себе мысль, становится ясным, что Гегель использует понятие практики, чтобы прийти к выводу о том, что посредством нее „субъект“ (т. е. идея) убеждается в своей действительности и в то же время в недействительности мира, т. е. объективно-реального материального бытия. Мы заменяя слова Гегеля относительно достоинства практики, взятой как "просто действительное",словами "непосредственная действительность", ставим с головы на ноги всю диалектику познавательного процесса, понимаемого Гегелем как "саморазвитие" идеи. Вот как точно мы формулируем свою последовательно материалистическую и диалектическую мысль: "Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его". С целью предупреждения будущих неправильных (сознательных или неосознанных) истолкований этой мысли, я добавлю что мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его.
В сущности у Гегеля доказывается недействительность объективно-реального мира, а у нас, как раз наоборот, подчеркивается его действительность или, точнее, объективная реальность, его первичность по отношению к сознанию которое он порождает и в котором, в следствии он более или менее адекватно отражается. Это как раз и обеспечивает человеческому сознанию возможность не только воспринимать внешний мир, но и творить, т. е. изменять, преображать, "очеловечивать" его. В данном случае мы бьем по всем и всяким прагматическим, феноменологическим, антропологическим, субъективно-идеалистическим и другим подобным попыткам извратить все учение о познании как отражении, об определяющей роли практики в единстве теории и практики, о действительной роли субъективных образов объективно-реальных природных и общественных предметов и процессов в развитии общественного познания.
В связи с общей постановкой, проблемы отношения между познанием и практикой, соответственно — между идеей и образом, образом и предметом, как известно, получают обстоятельную критику как базаровского абсолютного и метафизического отождествления ощущений и отражаемого в них предмета, так и гельмгольцевского и плехановского отступления от материалистической гносеологии в сторону символизма, неизбежно ведущего при соответствующих условиях к агностицизму. Вместе с этим, исходя из глубоко понимания единства практики и познания, я дал гениальное разрешение вопроса о совпадении мышления с объектом мышления, представив его в виде бесконечного процесса, развертывающегося на основе практического изменения действительности.
Познание, есть процесс погружения (ума) в не органическую природу ради подчинения ее власти субъекта и обобщения (познания общего в ее явлениях). Совпадение мысли с объектом есть процесс: мысль ( = человек) не должна представлять себе истину в виде мертвого покоя, в виде простой картины (образа), бледного (тусклого, без стремления, без движения, точно число, точно абстрактную мысль).
Отвергая абсолютное метафизическое отождествление или совпадение идеи и отражаемого в ней предмета и абсолютное метафизическое их противопоставление, мы рисуем картину глубоко процесса различения идеи от предмета и ее совпадения с ней, процесса, который когда-то обозначили как симптоматическое сближение идеи и предмета, никогда не получающее своего окончательного завершения.