Они познакомились в институте. Она была старше его на несколько лет, но являла собой образ такой хорошенький, миниатюрный и жизнерадостный, что разницы лет не замечалось. Очевидцам любовь их казалась всегда оживлённой: постоянные разговорчики, смешки, обнимашки, поцелуйчики; звоночки, сообщеньица, запостченные фото, комментарии к ним…
Быстро поженились, скоро родился любимейший сын. Новое счастье втроем стало ещё полнее, чем прежнее. Хотя казалось бы, куда уж полнее? Жизнь текла как в учебниках по психологии, когда рисуют идеальные картинки семейных отношений, построенных на любви и взаимопонимании. Если отдых, то всегда вместе. И неважно, кинотеатр ли это, цирк, пляж, кафе или турпоездки (от отелей «всё включено» до горных походов на байдарках)… Когда, редко, всё же случалось им быть порознь, разлука всегда сопровождалась непрерывными перезвонами: «А ты что делаешь?» - «Ничего, чай пью. А ты?»
Подрастал сыночек. Отношения «отец-сын» стали выделяться как нечто особенное из общего позитивного любовного треугольника. Папа приобщал сына к собственным мужским интересам: плавание, рыбалка (ни та, где бухают, а та, где рыбу ловят и получают от этого удовольствие и рыбку, если повезёт), умение постоять за себя — основы единоборства. В мамином словаре, когда та тушила кабачки, жарила барабулю и варила компот из летних ягод, появился новый устойчивый фразеологизм: «Жду своих мужчин на ужин». Пока «мужчины» гоняли на велосипедах по набережной.
Подросший малыш пошёл в школу. Век родителей меряется вехами жизни их детей. Чтобы не упустить деталей в таком важном для сына старте, родители подгадали свои отпуска под начало учебного года — один на сентябрь, другой на октябрь. Дело пошло. Первые оценки, первые каникулы, новые друзья, первые трудности. Но легко малышу в любых предлагаемых обстоятельствах, когда рядом любящие его и друг дружку родители. А потом отец утонул.
...Скáжите, нельзя вот так поворачивать сюжет, без предварительного подведения? Бить читателя по голове фактом как обухом, не переходя даже к новому абзацу? А их — жену и сына — ударило не по сюжету. Просто так, в обычный день. Ушёл утром купаться на море, и остались на берегу только сланцы, шорты и майка. Сложенные аккуратно, но никогда больше не востребованные… На третий день, как и прогнозировали спасатели, нашли тело. Вынесло прибоем к прибрежным скалистым камням.
Не влазит в голову идея «был человек — нет человека». Не вмещается. Даже после отпевания в морге и поминок: загримированное лицо в гробу, утопленное в куче цветов, и живая фотография с ясной улыбкой, сияющей из-под чёрной ленты и из-за свечечки за упокой. Нет столько места в маленькой несчастной голове для гигантского, непомерного факта — исчез из жизни человек.
Долго ещё он будет присутствовать рядом с женой детальной памятью — "а мы, а вот мы..." Подойдёт она к лотку с мороженым, чтобы купить два эскимо себе и сыну, и резко заколет ни то в сердце, ни то в горле — так ей захочется купить три мороженых вместо двух!.. Сейчас она всё такая же весёлая, разговорчивая, открытая для простых радостей. И окружающие весело поддерживают разговор, прячут сочувствие, чтобы не смутить её старания: сколько же мужества нужно человеку, чтобы смеяться. И плакать только в одиночестве, когда другие не видят, когда сын не слышит. Не позволять себе ни печаль ни рыдание при сыне, ведь его возрождение целиком и полностью зависит от хорошего настроения мамы. Какая уж тут роскошь страданий? Не до неё. Да и свою душу, светлого улыбчивого человека, уничтожать унынием — разве это подвиг? Смотреть теперь на летнее утреннее море и улыбаться — вот это подвиг.
Как сказала одна женщина семидесяти лет (кстати на упомянутых поминках): «Надо жить и радоваться каждому дню». То есть нечто вроде хорошо знакомого «Show Must Go On». Придётся полностью согласиться. Но, боюсь, это тяжелейшая из наук человечества.
