Было начало мая. С группой путешественников я приехал автостопом в древний дагестанский аул Кубачи. Весь день мы бродили по его закоулкам, очень устали, буквально падали уже от утомления. И как назло, не нашли ночлег — человек, обещавший нас приютить, на связь не выходил. И тогда мы побрели по дороге к выходу из села, чтоб поймать попутку, и уехать на ночлег в Махачкалу. Увидев придорожный ларек, мы решили сделать привал, и немного подкрепиться, — набрали мороженого, и спустились под дорогу, в тенечек, где обнаружился небольшой пруд. Я прилег на траву на его берегу, и тут — спустя какое-то мгновение, на меня снизошло озарение. Лягушки. Этот пруд был их царством. Как обмолвился праздно шатавшийся у магазина местный житель, пруду этому тысяча лет, со времен нашествия монголо-татар тут он находится. И я подумал — какое это чудо! Маленький лягушачий мирок, которому тысяча лет, и, что еще чудеснее, он стоит на отшибе — за селом, и никому нет до него дела. Одни только лягушки живут в нем, и квакают себе, и квакают — и так целую тысячу лет. Изредка в пруд забредают гуси, которых держат люди по соседству, но гусей очень мало, и лягушки легко уступают им какую-то часть пруда. Гуси поплещутся недолго, и уходят домой, а лягушки сразу возвращаются на оставленную территорию. Вот что с прудом зимой бывает — честно, читатель, не знаю, наверное, льдом покрывается он, и жизнь уходит на его дно. Там лягушки оставляют потомство — и весной снова жизнь начинает бить ключом, новое поколение лягушек осваивает пруд, и квакает себе, квакает. Меняются времена года, исчезают и возникают страны, вспыхивают и заканчиваются войны, но нет до этого дела лягушкам маленького Кубачинского пруда. Они живут в своей микро-Вселенной, кажется, совершенно независящей от бурь человеческой истории, и удивительно обласканной мирозданием, не подвергающим его ударам природных стихий. Вскоре появился «Камаз» с добрым водителем, и мы уехали из Кубачей. Но не забудется никогда то ощущение вечного покоя, которое я почувствовал, сидя у древнего горного пруда, и слушая кваканье его исконных обитателей.