В плане сюрпризов прошлое намного богаче будущего и настоящего. Сегодня мы поговорим о том, какие из них созрели для ознакомления и переосмысления на примере одной из самых памятных групп семидесятых.
Борода и глэм-рок – вещи несовместимые, как бакенбарды на иконе. Бороду можно только подрисовать, испортив некогда дефицитный, а ныне винтажный, плакат любимой группы детства.
Но – жизнерадостный стиль выходит из моды, и лица вчерашних звезд, устав от порочной косметики, покрываются растительностью мужского типа.
В шпионском фильме «Пограничная тишина» сельский парикмахер – агент западной разведки, – поняв, что смертельно болен, рисует усики на собственном портрете. Это сигнал. Такие же отпускают Ферри, Меркури и Боуи. Декадентская мушка Рона Мейла не в счет. Первым, кто осмелился на этот шаг, опередив британских коллег, стал Элис Купер – личный друг Сальвадора Дали и Граучо Маркса, двух гениальных усачей двадцатого века.
Бородой обзавелся даже скромный травести группы Mud, став похожим на песняровского Кашепарова.
Герой набоковского «Отчаяния», теряя рассудок, прячется в лесу из собственной щетины, то есть, перестает бриться.
Многие думали, что сходят с ума, когда привычный идол-андрогин стал похож на полярника или туриста. Именно так выглядел Энди Скотт в бороде и партикулярном платье. Солидный музыкант не забыл свои опыты в области прог-рока и андеграунда, где встречали не по одежке. Но фанатов Sweet Fanny Adams беспокоил жизненно важный вопрос – что будет с музыкой? Не выдохлась ли она вместе с имиджем, став похожей на бородатый анекдот?
Брайен Коннолли отступает в сумеречную зону алкоголизма вместе с аксессуарами глэм-рока, и Sweet превращается в трио. С точки зрения привычных поклонников, частично обезглавленное. Правда, сокращению штатов предшествовали два альбома консервативной эклектики – две лекции по вкусу и стилю, дающие слушателю шанс повзрослеть и развиться, которым воспользовались, увы, не все. Термин «нео-прог» звучит подозрительно, но материал впечатляет по сей день.
Спровадив сексапильного блондина, Sweet состарились в одночасье, как портрет Дориана Грея, описанный в одноименной пьесе альбома, который ставили с опаской. Кому охота прощаться с иллюзиями молодости, выложив полтинник старыми за то, что по идее должно служить их поддержанию?
Портрет на обложке – резьба паяльником по дереву – имел тревожное сходство с членами полуофициальных советских ВИА, о чьем могуществе в ту пору слагались легенды. И в песнях тоже прослеживалась обратная связь с Москвой и Питером, рождая крамольную мысль, что не британский дендизм, а именно это на подсознательном уровне притягивало к Sweet наших мальчиков – «совковость». Вернее, крипто-совковость, способная, как разрушить, так и консолидировать рыхлый результат до монументальной крепости. Приправа к пище богов, пагубная для простых смертных.
Эти, на первый взгляд, из пальца высосанные подробности, гарантируют альбому Cut About The Rest культовый статус курьеза с большим сроком годности.
Солист ушел в алкоголизм от одиночества и скуки, а остальные вернулись в режим профессионалов-поденщиков, чьи осторожные опыты вызывают интерес в зависимости от настроения и числа прожитых лет.
Три последних альбома трио Sweet – островок стабильности в океане метаний из крайности в крайность, ныряний в пучину, которая на самом деле не так глубока, как внушают прокатчики снаряжения. Покамест ловцы жемчуга тонут в луже, честные туристы, почесывая бороду а ля Энди Скотт, осваивают островок безлюдный, где расположена персональная база отдыха для робинзонов solo.
Со стороны вкусивших суетной славы музыкантов это была попытка прорваться в будущее с опорой на твердое прошлое. Именно буржуазная скука среднего возраста не дала угробить светлую память экстатичной эпохи Teenage Rampage и Ballroom Blitz.
Подобно Нилу Янгу и Челентано, Стив, Майк и Энди своевременно перестали молодиться.
Коннолли пропал не сразу. Сперва изменился имидж и фасон ширпотреба в магазинах. Так, после смерти формального лидера, продолжают функционировать оккультные общества. Из незабвенного Брайена тоже получился маленький «брайен джонс».
Мастерство Скотта-гитариста с одинаковой силой поражает и в мелочах, и в рельефных пассажах. В сокращенном составе он играет как Денни Лейн или Робби Кригер, аккомпанируя, в отсутствие лидера, собственному alter ego. И это помогает понять психологию рок-звезды, державшей в трансе миллионы подростков. Понять и забыть, ибо глубинный анализ убивает суть.
В громкости инструмента слышна незавершенность, спокойный оптимизм фаталиста со стажем и опытом. Вероятно, поэтому демо-записи Энди Скотта звучат так полноценно.
Поющий басист – тоже частый гость в проектах, созданных на руинах былой славы, и Майк Такер убедительно подменяет у микрофона своего товарища.
Но и одно слово zombies, пропетое в октаву а ля Бони Эм, оправдывает все вокальные партии этого альбома, как волшебное слово в сказке – несколько минут Дориан Грей стоял и смотрел на мертвеца. Глаза его были полны слез. Спасен!
Поминая живых мертвецов, Sweet атакует диско – заклятого врага рокеров. Делается это, разумеется, с иронией, памятуя о собственных опытах с ненавязчивым фанком.
Но у доверчивых, седеющих валькирий моментально отрастают копченые крылья: вот оно – возмездие, долгожданное, как машинописная копия одноименного порно-рассказика в школьные годы.
«А это шо – не диско?!» – окрысился недовольный клиент, комментируя грандиозную Mother Earth. И было это давно, но было это при мне.
По идее, именно так и должен звучать долговременный панк-рок – помпезно, глумливо и озабоченно, выбивая почву из-под моральных и эстетических устоев рока с большой буквы.
Гурманы оценят. А типажи в духе Боярского, Макаревича и Николая Гнатюка работают эффективнее затертых икон клуба 27. Ставят на ноги, бодрят.
В период перезагрузки перед распадом слушать без предварительной промывки мозгов было нечего. С первого раза не впечатлял никто. Kiss, Judas Priest и Aerosmith были чересчур резковаты, но предсказуемы для тех, чьим мерилом «забоя» оставались Burn и Billion Dollar Babies – то есть утяжеленный диксиленд с опереттой. Панк – неделя самовнушения и ссор с чувихами и собутыльниками. Хилял разве что Би Джиз – универсальная музыка для больших маленьких и маленьких больших. С первых же тактов «Трагедии» те и другие гримасничали одинаково.
Под Манфред Мэнн с Супертрэмпом хорошо спалось: наши люди умели отсыпаться стоя с открытыми глазами, в том числе и в рабочее время.
Человека могли посадить или призвать, он мог и сам сквозь землю провалиться при ранних Sweet, чтобы вылезти на поверхность при поздних, проведя пятилетку в пятом измерении или на БАМе.
Вторую сторону альбома «На порядок выше остальных» открывают Eye Games – симпатичная стилизация под свежую старину, кивок прошлому времен «Ко-ко», «Чоп-чоп», «Фанни-фанни» и, конечно, "Папы Джо", который разовьется в большой хит Six Teens.
Человек засыпал и просыпался, пока его во сне стригут и переодевают – доверчивый продукт шестидесятых.
Сейчас человек шестидесятых на восьмом десятке.
Глагол времен – металла звон… Глэм продлевает молодость, это факт. Но пора подумать и о завещании.
Старение происходит молниеносно, как декомпозиция вампира на заре.
Я давно не узнаю себя в зеркале, но это не значит, что меня там нет. Другие меня тоже не узнают, но музыку спутать невозможно. Вот пусть под неё меня и вынесут.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК