Созвать Собор и обвинить папу в ереси - это была шикарная идея. Правда, трудноисполнимая, потому что созывать Собор имел полномочия как раз понтифик, а он вряд ли будет столь любезен, что созовет церковников для собственного обвинения. Но лазейку нашли, так и сяк перекрутив разные церковные предписания. Да и сам Бонифаций когда-то неосторожно писал, что всякий, кто обвинен в ереси, должен считаться виновным, пока не оправдается перед компетентными товарищами. А если всякий - то почему не папа? Он что, особенный? На самом деле да, но кого это волновало.
В один прекрасный день Ногарэ поднялся на трибуну в Лувре и зачитал ходатайство королю о необходимости немедленно выступить против папы
беззаконного, еретического, симонистского, закореневшего в своих преступлениях: его уста полны проклятий, его когти и клыки готовы проливать кровь; он терзает церкви, которые должен питать, и крадет имущество бедняков <...> он разжигает войну, он ненавидит мир, он — гнусность, предсказанная пророком Даниилом.
«Филиппыч, зацени: нормально, не перебор? - спросил Ногарэ короля . - Если я в Рим с такой презентацией поеду, ничего?» С трудом отогнав от себя навязчивый образ папы с окровавленными клыками, крадущегося в ночи за имуществом бедняков, несколько обалдевший король выступление одобрил и выписал командировочные удостоверения Ногарэ и его сопровождающим. Они и поехали. По дороге собирали всех недовольных политикой папы, вот, например, того же Колонну встретили, с собой взяли. Добравшись до места назначения - то есть сначала до Рима, а потом до города Ананьи, где папа проводил отпуск - Ногарэ почувствовал себя неуютно: все-таки понтифик, большой авторитет в христианском мире, а ну как посохом промежду глаз звезданет анафеме предаст, с него станется…
Помогло то, что папа и в отпуске работал. Стало известно, что он готовит буллу об отлучении французского короля от церкви. Ногарэ представил себе, что с ним сделает король, если он вернется домой с такой бумажкой, зажмурился и ломанулся в папские апартаменты, имея за спиной 500-600 всадников и тысячу пехотинцев. Ну, и произошла вышеописанная сцена с не очень хорошими последствиями (для папы, а для французского короля как раз наоборот).
Вот такая леденящая кровь история. А католическая церковь - они вообще-то молодцы. Так отстаивали свое первенство, аж гул на всю Европу стоял. И идеи Бонифация VIII находили понимание у церковников. Веку к шестнадцатому церковь вроде бы смягчилась: согласилась отдать цезарю цезарево, формально признавала за королями владычество в сфере материальной, оставляя за собой - опять же формально - владычество в сфере духовной. И даже признавала в своих документах, что есть такие чисто технические сферы управления, куда она, церковь, ни при каких обстоятельствах вмешиваться не может. То есть вроде бы «я в твои мечты не лезу, и ты в мои не лезь». На деле же церковь оставляла именно за собой право определять какая сфера чисто техническая, а какая не чисто. Ну, грубо говоря, построить дорогу - техническая сфера? Ошибаетесь, уважаемый, это дело общественноевполне может касаться церкви. Богоугодное это дело или не очень зависит от того, сколько занести епископу местной епархии еще разобраться надо.
В общем, тот же рэкет и вымогательство, облеченные в более благопристойную форму. Это как братки 90-х поснимали малиновые пиджаки и толстые золотые цепи, бросили бегать по улице со стволами, переоделись в дорогие костюмы и засели в приличных офисах. А образ мышления остался тот же.
И земные правители отвечали симметрично: тут вам и вмешательство в выборы папы для проталкивания своих кандидатов, и угрозы, и насилие, и разграбление Рима, и все тридцать три удовольствия.
Так что все молодцы.
