23 ноября 1820 года родился Афанасий Фет...
Его отец, богатый помещик Афанасий Шеншин, пребывая в Германии «на водах», увел у судейского чиновника Фёта беременную жену, благородно прикрыл грех венцом и воспитал сына как родного. Но через четырнадцать лет выяснилось, что лютеранский брак в России законной силы не имеет, и в итоге будущий поэт был лишен и фамилии, и дворянства. Чтобы вернуть его, Фету пришлось много лет отдать армейской службе.
Когда его полк стоял в Херсонской губернии, из-за бедности, как собственной, так и его избранницы, он не решился жениться на обаятельной Марии Лазич, вскоре погибшей из-за вспыхнувшего на ней легкого платья.
Возможно, именно из-за оскорбительной реальности Фет перекрыл ей доступ в мир поэзии:
«Питаться поневоле приходится действительностью, но задаваться идеалами тоже значит жить», «пробивать будничный лед, чтобы хотя бы на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии».
А под будничным льдом даже армейские воспоминания наполовину посвящены хозяйственным заботам:
«Как ни осмотрителен я был в моих расходах, но и при небольшой поддержке жалованья средства мои сильно истощались. О продовольствии в ресторане не могло быть и речи, и поэтому в продолжение целого месяца я, под предлогом докторского предписания, питался тремя булками и тремя кринками молока в день».
Хозяйственные заботы не оставляли его и перед свадьбой, совершенной, возможно, тоже по расчету:
«До сих пор не могу понять, каким образом могли уступить такую прелестную квартиру за два франка в день»; «А я, не желая тратить денег на ненужный мне фрак, оделся в полную уланскую форму»; «Невольно припоминаешь разницу между тогдашними и нынешними ценами. Теперь за такой обед надо заплатить не менее трехсот рублей, а тогда я заплатил Филиппу триста франков».
Но в царство поэзии он не позволял проникнуть даже политической дребедени: вопросы «о правах гражданства поэзии», «о ее нравственном значении, о современности в данную эпоху и т. п. считаю кошмарами, от которых давно и навсегда отделался», — цель поэзии — красота.
Вопреки своему принципу не задираться без необходимости, он как будто нарочно бесил радикалов, открыто провозглашая презрение к их гражданским лозунгам, — и как только его ни клеймил «нигилист» Писарев!
«Козявка, роющаяся в цветочной пыли»…
И как же он сам жалок перед этой высотой и красотой:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
