§1.
Стиль поведения учителя на открытом уроке как зеркало его профессиональных установок
Ершова А.П., Ганькина М.В., Букатов В.М.
К проблеме прав и обязанностей учеников и учителей на открытых уроках /По материалам брошюры – Открытый урок: режиссура школьной повседневности в невыдуманных рассказах, неожиданных советах и нескучных рекомендациях / Вячеслав Букатов, Мария Ганькина.- М.: Чистые пруды, 2006.- 32с. (Библиотечка „Первого сентября“, серия „Воспитание.Образование.Педагогика“. Вып.6).
Начиная открытый урок, каждый из учителей невольно исходит из каких-то своих представлений о том, что он на нем обязан делать, а чего не обязан.
Например, одни учителя считают, что они никак не обязаны будут десять раз повторять одно и то же, потому что дети должны слушать их внимательно сразу (тем более — на открытом уроке!). Другие — что они будут обязаны в первую очередь заинтересовать учеников своим заданием и, готовясь к открытому уроку, основное внимание станут уделять именно этому. Третьи считают, что обязаны учитывать столь присущую некоторым детям забывчивость и непонятливость, а потому для проведения открытого урока постараются запастись терпеливостью…
В результате на открытых уроках у одних учителей возникает обстановка мажорно-деловая, у других — пассивно-терпеливая. А у кого-то — истерически-взвинченная. Или хлопотливо-беспомощная…
Подчеркнем, что любая фраза, произносимая учителем на открытом уроке, может диктоваться не только его деловыми интересами, но и теми интересами, которые в режиссуре именуются позиционными (например, одернуть партнера, «поставить его на место», то есть принудить отказаться от «неверной» позиции; в повседневном обиходе позиционные претензии часто выглядят как кратковременные стычки, во время которых речь у общающихся идет не столько о деле, сколько о том, как оно выполняется и какие взаимоотношения за этим кроются).
Если учитель, бюрократически подходя к своей работе, твердо убежден, что в его обязанности входят лишь объяснение и контроль за исполнением, то, защищая свои права на размеренную жизнь, он и на открытом уроке неминуемо займет путь блокирования любых ученических притязаний (инициатив, интересов, непониманий). И его поведение будет направлено на увеличение дистанции, то есть «отдаление учеников от себя», с тем чтобы они знали «свое место» и не мешали ему с достоинством совершать необходимый дидактический ритуал, строго следуя подготовленному конспекту.
Если же учитель будет стремиться, чтобы дети даже на отрытом уроке работали сами, то ни их притязания, ни производимый ими рабочий шум его уже особо смущать не будут. А поведение его станет столь разнообразным, что сразу и не разберешь — деловыми или позиционными заботами он занят.
Режиссер, окажись он на открытом уроке, обязательно бы начал обращать внимание на то, кого учитель своим поведением возвышает — себя или учеников? А если он ставит на место, то опять-таки — себя или тех, кто сидит за партами? Другими словами, он обслуживает интересы и желания свои собственные или интересы и желания учеников, по ходу работы «над их недостатками»? Или же учитель стремится всего лишь к тому, чтобы занять как можно более лестное место в сердцах учеников? Желает им понравиться (то есть хлопочет о каком-то для себя выгодном уменьшении дистанции между ним и учениками)? Или он стремится завоевать как можно больший авторитет в глазах присутствующих гостей?..
Если учитель предлагает классу очередное задание, то для чего? Чтобы поставить учеников на место, одернуть, пуститься в распекание? Или чтобы блеснуть самому, пускаясь в саморекламу и самоутверждение? А если он для более тесного контакта с учениками начинает перед ними заискивать, становясь чересчур уступчивым? Или же, наоборот, начинает злоупотреблять своим покровительственным понуканием?