В последние годы мы все помолодели. В стране, где в 65 лет жизнь только начинается, 35 (такова официальная верхняя планка литературной молодости) – практически дородовое развитие.
Но сперва реплика в сторону. Как-то так вышло, что представление о дебютанте, новом авторе, то есть о том, кто написал и выпустил первую книжку, окончательно подменили не имеющим отношения к сути вопроса возрастным рейтингом. Опять общесоциальная тенденция: прием на работу лиц до 35 лет. Требование размножения авторского поголовья в целом свели к выведению гипотетического молодняка.
Почему гипотетического? Потому что авторов взрослой прозы до 25 лет у нас днем с огнем не сыщешь. До 30 - тоже небогато. Тут и возникает спасительная цифра в 35 лет (хотя, может, и у американцев слизали), когда человек по идее должен не начинать, а пожинать плоды своего труда, быть маститым автором, профессионалом, и прочая, и прочая, и прочая.
Однако становление затянулось. Задержка в развитии. Хочешь не хочешь, а сделаешь невольный вывод – перед нами обычный инфантилизм, скрывающийся за дискуссией о новой тревожной юности.
Нынче спрос не на молодость, а на инфантилизм. Надо что-нибудь зеленое, незрелое, поглупей. Книги для митрофанушек с претензиями. Чтоб мысли плоские, а лучше и вовсе никаких. Регулятор эмоций и снобизма выкрутить до предела. Картографирование реальности вокруг, отказ от больших идей, и не только, означает «дальше носа не видим и тем гордимся». Верхнюю планку отменили, тянутся некуда и незачем. Я молодой. Вечно. «Я так вижу мир». Взросление – грех. Страх смерти и старости с младых ногтей. Работа механизма вытеснения. Если буду думать, что я молодой – никогда не постарею.
Разговор о новых именах (в расширенном, а не эйджистском духе) разгорелся года три назад, когда в очередной раз по кругу раздали большие литературные премии. К чаяниям критиков, недовольных, что все опало в одни и те же руки прислушались и начали искать молодежь.
Обычно все это делается в штатном режиме.
Но у нас же тут вам не книгоиздание, у нас особенная стать. В условиях убогой издательской политики и отсутствия читателя надеяться на репрезентативную выборку не приходится. Новая литературная молодежь образовалась в виде тех, кто элементарно смог напечататься.
В большом и нормально работающем книжном бизнесе приток молодых идет постоянно. Соответственно и выбирать есть из чего и читателю и литературному функционеру. Все идет почти естественным образом. У нас же, как ты не изгибайся, выбор небогат - либо Ставицкий, либо Куприянов, либо Некрасова. Больше пишущей молодежи в России нет, пока Чупринин с Филатовым, или еще кто, не назначат кого-нибудь вдобавок.
Поэтому логично, что нет другого пути кроме старого – напрямую научреждать премий и ловить «своих парней» сетями на так называемых писательских курсах и семинарах. Создавать молодежную смену административно-командным путем.
Воспроизводить номенклатуру.
Раз в 30 лет открывается такая возможность. Момент настал. Надо только соответствовать не то кодексу, не то категориям, не то техническим параметрам, не то этосу, если говорить высоко. Так заведено в журнале «Наш современник» (я писал об этом в «Дедушкиной литературе»), так теперь и «Знаменах» с «Дружбами».
Молодежь много говорит о том, что они другие. Но вся эта словесная шелуха не должна приниматься во внимание. В так называемой молодежи, лучше сказать, молодых старичках, главное соответствовать базовым требованиям – ничего не менять, сохранять политику изоляционизма и мину снобизма.
Все это можно обобщить в формуле «новизна без новизны». Никакой смены парадигмы, только смена фамилий. Изобрети эликсир долголетия или какой-нибудь искусственный эрзац жизни, никакой молодежи не понадобилось бы. Сидели бы в креслах нынешние стариканы, бывший молодежный призыв перестройки, сотни лет и печатали романы со стишатами до посинения. Но природа бьет культуру. Поэтому весь смысл культуры сводится к поддержанию существующего положения. Культура – это застой. Соответственно в молодую смену, так или иначе, подбираются все те, кто способен обеспечить продолжение застоя. Эволюция, а не революция. Новаторство как атрибут затянувшегося до четвертого десятка творческого пубертатного периода. Чтобы можно было быть уверенным, что поиграются и поведут дело с таким же постным выражением лица (памяти Бродского, памяти Пастернака). Будут держаться за 146-процентную демократию.
Из всего сказанного очевидна ведущая черта навязываемого нам литературного будущего: почти все молодые авторы - назначенцы. Творчество их одобрено цензурою и признано соответствующим корпоративным представлениям. Неважно, что кто-то из них с трудом изъясняется по-русски, что они, как верно заметил в «Дружбе народов» (№ 10, 2019) Сергей Диваков путают пропущенный через себя опыт с грудой разрозненных впечатлений, жизненным материалом, для изложения которого можно и не быть писателем.
Неважно, что они по-русски изъясняются с трудом, как Куприянов или Некрасова, или провозглашающий литературные манифесты Артемий Леонтьев. Они и с мыслью не дружат, и слово у них с делом расходится. Столько разговоров про язык и стиль, а итог нулевой. Вместо языка – треп, как точно заметил тот же Диваков. Читать того же Леонтьева, призывающего вернуться к Платонову, Пильняку, Добычину, и вовсе смешно. Он в свой собственный текст-то заглядывал. Самые «прогрессивные» из молодых, типа Гептинг, Орловой или Некрасовой элементарно попугайничают вслед за американскими товарищами.
Но это ерунда.
Главное, что они свои, проверенные, а не появившиеся где-то там в таежных пампасах и развившиеся в диких и привольных условиях с совершенно иным языком и характером мышления.
Набранные в качестве будущего «молодые люди» имеют правильную по нынешним временам интенцию – «главное любить себя в искусстве, а не искусство в себе». Я - для них главное. Своя рубашка ближе к телу. Свой интерес на первом месте. В недавней конференции книжных блогеров и критиков, проведенной журналами «Вопросы литературы» и «Дружба народов» местоимение «Я» было доминирующим.
- Кто вы такие? С чем вы пришли?
- Да ни с чем, с собой.
- Да на кой ты мне нужен. Я у себя и так есть.
Принципиальный эгоцентризм, принципиальная асоциальность. Общество если и воспринимается, то в категориях новостийной повестки, как проболтался в интервью редактор новой серии прозы в «Эксмо».
Эти ребята, вежливые, политкорректные, они за бесконфликтность. Никаких споров, сшибок, разделений. Напротив выстраивание своей группы. Деление по гендеру застолбили феминистки, надо успеть маркировать реальность по принципу лет. А дальше этих границ ничего нет. Плоская земля кончается, край. Очередное упражнение в делении. Нам себя и так хватает. Мы – новое слово. А вокруг стариканы, да мелочь пузатая.
Отдельно хочется сказать о премии «Фикшн35», в которой, к сожалению, и я принял участие в качестве номинатора, не подозревая о ее абсурдных целях «максимально широкого обсуждения произведений молодых авторов». Я недоволен ни широтой, ни качеством обсуждения. Ни самой идеей, что поводом для разговора о книге становится ее присутствие в каком-то премиальном списке. Поводом для обсуждения книги должна быть ее публикация и наличие в ней сколько-нибудь значимого содержания.
Вместо открытия новых имен премия превратилась в инструмент продвижения отобранных и одобренных. Зачем нужна еще одна «Большая книга» для 35-летних детсадников? Зачем стремится к тому, что отжило? Ребята, я Вас поздравляю, вы сели в тонущий корабль.
Сергей Морозов