Предыдущая часть истории...
Продолжение:
- Хорошо. Но это другое. Идея такая. Ну, мысль. Столько лет я с ней прожил, вошла она в меня. Забыл на время, а теперь - снова…
- Может, возьмем?
- Нет, Леля, это другое. Ребенок, конечно, не кутенок, но не своего, как кутька, просто растишь. Любишь, конечно, заботишься, а мало мне этого. Хочу знать, какой мой должен быть. Чтобы выискивать: глаза - мои, руки - мои, мысли - мои. Вот, понимаешь, отойти туда. - Федорова рука метнулась к заоконным звездам, - и посмотреть. Род людской, и в нем - моя ниточка. Прадед, дед, отец. Не знал я их, но они же были! А то. на мне все оборвется… Один еще я, ни сестер, ни братьев.
- Отпустить тебя, что ли?
Федор молчал.
- Не смогу я, Федор. Сам уходи, если надо.
…С той ночи Федор стал еще ласковее, только появились в нем какое-то мельтешение, суетливость, так не идущие ему
- Вот тебе, Леля, сок, - доставал он, придя со стройки, закупки, - ты любишь. Томатный. И это для сердца, говорят, хорошо. - Пальцы, такие ловкие в сложной и тонкой работе, сейчас путались в синей авоське, застревали и нервно вырывались из веревочного капкана в каком-то странном несоответствии с заботливыми словами.
- Не торопись, Федя…
То ли и правда Лелька сказала это со вторым смыслом, то ли Федору показалось, только он вдруг сказал зло:
- А ты не лови.
- Да ты что?…
- Не лови…
Это была их первая ссора - на восьмом году семейной жизни. Они даже не поссорились - замолчали. Но это было не прежнее, объединяющее их, понятное молчание, а какое-то новое, таящее в себе угрозу и беду.
По вечерам теперь не гуляли, Федор собирал свои пилы, стамески и уходил. Работал он и по воскресеньям.
Месяцев через пять он дал Лельке большую пачку денег
- Положи на себя.
- Уйдешь?
- Да. Я тебе еще дам.
Но когда он вечером вновь стал собирать инструмент, Лелька заплакала:
- Не надо мне денег, хватит мне. Ты лучше эти последние дни со мной…
Федор взял ее, маленькую, легкую, на руки и носил по комнате, пока она не перестала всхлипывать. Так они помирились.
А в марте Федор подал на развод
…Была среда - повестки принесли на пятницу. Федор еще не пришел, и Лелька, скомкав в кармане две плотные бумажки, вышла на улицу.
Она отвыкла, она не умела гулять одна и шла быстро, сновала в толпе, как челнок, обходя, обгоняя прохожих, будто была у нее спешная цель. У витрины «Детского мира» остановилась, удивилась вдруг, что сама никогда не тосковала по ребенку, как в детстве не скучала по шоколаду. Недоступное - для нас всегда недоступное. Не умела она досадовать на судьбу, даже когда речь шла о таком положенном, женском. Но то, что Федор ушел, было несправедливо!
Лелька зашла в городской садик. Крупчатый, серый снег оседал у лавочки, открывая землю. Ветки стыли в морозном небе, а запахи, запахи весны уже носились вокруг. Лелька проплакала здесь до первой звездочки, сама себя уговаривая:
- Значит, так надо, так надо…
А изнутри поднималось: нет, этого не может быть, так не будет!
Дома она вынула из кармана пальто две смятые бумажки и расправила, разгладила их на столе. Федор так и не спросил, где она, Лелька, гуляла. Перед сном, обняв мужа, сказала:
- Ты не уходи так. Вот когда кого-нибудь присмотришь, тогда и уйди.
- Не могу я от тебя гулять. Это надо сразу рубить, не пилить.
Она хотела верить ему - так надо, а что-то в ней верить не давало. И даже в тот день, намучавшись, она заснула неожиданно легко! День прошел - и все прошло. И утро было хорошее. Она сидела, смотрела, как Федор ел картошку. И казалось: он все выдумал.
…А однажды, случайно, из окна своего Лелька увидела, как во дворе смотрел Федор на пятилетнего мальчика. Пригрело, и мальчонка в смешных, высоких деревенских калошах лыжной палкой долбил канаву для воды, выступившей поверх темного, мартовского снега. Взгляд Федора был мрачным и каким-то застывшим, остановившимся на мальчишеской рваной ушанке. Так на детей не смотрят.
Было это уже после развода и после того, как Федор перевелся в другое управление Лелька сама, опережая его желание, предложила ему разменять квартиру.
- Может, выпить захочется, может, кого привести. Мне-то что, а ты думать будешь.- храбро сказала она.
Лелька вообще стала очень храброй. Как на качелях, которые между небом и землей. В пропасть, к небу, снова в пропасть, и нигде - покоя. От этого качания кружилась голова, болело сердце и где-то вдалеке светилось избавлением от боли заветное "все равно".
Он выменял ей отдельную квартиру в центре и себе маленькую комнату в коммунальной
- Ты зря мне лучшую - ты ж перспективный, - отчаянно шутила Лелька.