Найти в Дзене

В греческом зале

Первый, самый главный вопрос: «Ну как там, книжка-то хорошая? Читать можно?»

Читать можно даже вывески и надписи на заборах. Другое дело – зачем?

Миллер М. Песнь Ахилла/ Пер. с англ. А. Завозовой. - М. АСТ, Corpus, 2019. - 384 с.

Здесь примерно такая же история. Вроде же был такой сюжет когда-то. Не то Стиви Уандер написал, не то Гомер Симпсон. Вот, «Илиада» называется. Блокбастер последние 3 тысячи лет. И сиквел был, не то «Одиссея», не то «Улисс». А уж сколько потом вариаций и отсылок. Не счесть.

Поэтому недоумение закономерно: доколе можно штурмовать Трою на книжных страницах? Неужто мы так там и застряли, на полях неспешной битвы? Елена стареет за стенами, а мужики с обеих сторон развлекаются убийствами, грабежами и насилием. Фундаментально, может быть, изменилось не так много. Но если Гомер живописал все это дело аутентично, то насколько целесообразно передавать античную трагедию средствами современной беллетристики? Есть ли смысл писать новый роман про Трою и Ахилла, если рискуешь обнаружить в нем лишь современный набор идей, разыгранный на примере гипотетического столкновения ахейцев и троянцев и набор приемов современного литературного мейнстрима?

Нужен талант размера Колма Тойбина, чтобы, не отступая от мифологического содержания, превратить древнюю байку в нечто совершенно иное.

Заспойлерить сюжет «Песни Ахилла» практически невозможно. Он прошел через кишечники тысяч поколений. И вот опять. Нужно ли читать роман с предсказуемой концовкой в духе опер XIX века «умирают все!»?

Говорить о том, как написан роман совершенно не интересно. Миллер свое дело знает и страницами шуршать можно без сожаления. Внешне все ОК и зашибись. Снова: зачем ими шуршать?

В плане идей, насколько можно понять, Миллер не предлагает ничего нового. Также как и во всякой помпезной книжке, замешанной на высоком трагедийном пафосе, идеи здесь самые очевидные, пресловутая повестка (пацифизм, идентичность). Как обычно уже бывает в книжках последних лет идет неукротимая борьба с абстрактными понятиями. Честь, нация, даже бессмертие – все это ожидаемо и последовательно дискредитируется в романе. Их, по мысли Миллер, пустоте, противопоставлена уже привычная правда гуманизма. Чести на войне не бывает (ну это так и не так). Цена бессмертия – смерть, цена жизни – забвение и смерть в переносном смысле еще при биологическом существовании. Новизна, пожалуй, лишь в том, что правда гуманизма присутствует здесь с оговоркой. Гуманизм, проявляющийся в зверских условиях, оборачивается еще большей трагедией. Добро оборачивается во зло. «Хирург» Патрокл ставит медицинские познания на службу простому искусству убивать – теперь он знает, как лучше это делать. Чем не метафора науки, вечно прислуживающей милитаристским интересам? Фигура Хирона в романе потому печальна: он - живая иллюстрация того, что просвещение так и не способствует нравственному улучшению человечества.

Гуманист зарывается (здесь это хорошо показано на примере последних мгновений жизни Патрокла) в своей праведной борьбе (всякая борьба – есть насилие, а потому обесценивает светлую идею). Гуманистические идеи, обрядившись в доспехи Ахилла способны нанести еще больший ущерб и самим их носителям и окружающим, ведут к еще большему всплеску насилия. На смену кровавым героям приходят кровавые ничтожества. Мальчики, люди в мирной жизни, попадая в условия войны, в систему жестких социальных ожиданий, перерождаются, мужают, фактически теряют человеческое в себе.

Сказанное понятно, очевидно, проиллюстрировано не раз, и достоинство Миллер в том, что она повторила все это, компактно уложив в свой ремикс гомеровской истории. Но нам-то нужно что-то новое, какой-то реальный прирост знания к уже известным и мало кем воспринимаемым истинам.

Книга Миллер однако тащит, незаметно для самого автора, в наш век старое.

«Песнь Ахилла» - вновь книжка про барскую жизнь. Герой, жрец – это здесь низшая ступенька художественной иерархии. И тех немного. В основном вокруг одни цари да принцессы. 1186 кораблей одних царей приплыло в Трою. Баре только рядятся в бедные одежды. Но в истории, повторяющей известную забаву какого-нибудь Гаруна-аль-Рашида, скитавшегося инкогнито среди толпы нет ничего нового.

В книге нет народа, приходится констатировать словами советской критики и литературоведения. Поэтому, если вдуматься-вглядеться, перед нами трагедия не общегуманистическая, а чисто сословная, индивидуалистическая. Быдло, конечно, гибнет в бою. Но почувствовать это дано опять же только аристократии.

Конечно, такой сословный душок уловит не всякий читатель. А такое надо бы видеть. XXI век на дворе и демократия настала не вчера. Взгляд Гомера, который интересовался царями (как и все остальные свободные греческие граждане) вполне адекватен своей эпохе. И теперь, когда для современного человека цари – это пустой звук, его тексты прочитываются как тексты о людях, видятся как общечеловеческие трагедии. Но Миллер-то не современница Гомера. Зачем она движется в заданной им логике освещения событий? Подлинная история троянской войны (если уж так хочется), с действительно современной точки зрения может быть описана нынче рабом или простым воином. Но этого нет. В итоге имеем один в один перепев старой поэмы насильно втиснутый в современную повестку. Это делает Миллер в книге шестилетней давности, этим занимается Пэт Баркер в романе прошлого года, который хоть и написан от лица Брисеиды, а не Патрокла как здесь, едва ли не слово в слово совпадает с «Песнью Ахилла».

То есть за всей этой якобы прекрасной прозой и высокими идеалами скрывается глубинный провал, бессознательное современной эпохи, которая все дальше и дальше движется к сословному бытию, к новой форме античной демократии с рабами, незаметной толпой свободных мелких людишек, героями, полубогами и богами и небожителями. На словах критикуя всяческую иерерахию и разделение, автор творит исключительно в их рамках. За старой борьбой скрывается реалии нашего времени. Они вшиты в старую мифологическую картинку и скомбинированы с ней. Это очевидно в мучениях Миллер с концептом рока, судьбы (совершенно нормальное для Гомера мировосприятие), который она и принять в религиозном смысле не может, но построить роман без него не способна (сюжет искусственно очерчен разного рода пророчествами, заменяющими необходимость копаться в психологии и мотивах), а по страницам порхают обычно удаляемые современными авторами боги. Присутствие скомбинированных с мифологической основой модернистских элементов можно показать в осовремененном пересказе происходящего в романе.

Жила-была девушка по имени Патрокла…

Почему девушка? Да потому что при формальном сохранении всех мужских причиндалов, перед читателями по существу женский характер. В свете этого проблематично проводить книгу Миллер по разряду гомосексуальной литературы. Сексуальные отношения, разворачивающиеся между двумя подростками-мужчинами, скорее похожи, на обычную гетеросексуальную связь, чем на что-то другое. Вот это-то в романе Миллер и смущает постоянно: за старым прячется новое, за новым старое, а вот это изображает совсем не то, что написано, не потому что так задумал автор, а потому что так поехало перо. Гомосексуальная линия здесь, как по мне, чистейшая дань моде 2012 года. Неудачная попытка спроецировать современный откат к Античности. Мы в наше советское христианское время и помыслить не могли что между Патроклом и Ахиллом такая «дружба». Но такая ли она вправду, какой изображает ее Миллер, сказать точно не берусь. Да и суть не в этом. Интересно не то спали ли они друг с другом или нет, а то, что Миллер рисует «дружбу-любовь» застенчиво, чистыми девичьими глазами Патрокла. Та же Баркер в «Молчании женщин» смело передает слово женщине. Но возможно, это отражает медийную победу феминизма над ЛГБТ- тематикой шесть лет спустя.

Патроклу отправили в приемную семью, где она влюбилась в мальчика по имени Ахилл. Потом они познакомились с супергероями и внезапно поняли, что они тоже супергерои, а не магглы какие-нибудь. Далее были годы обучения в колледже Лиги Плюща под руководством либерального профессора Хирона (который спокойно воспринимал любые меньшинства). Все бы ничего, да мать у Ахилла оказалась расисткой и гомофобкой. На словах ратуя за державность и патриотизм, она всеми правдами и неправдами пыталась отмазать сына от службы в рядах вооруженных сил. Однако хитроумный работник военкомата по имени Одиссей, как и Хирон считавший, что гомосексуализм солдату не помеха, пробудил в Ахилле и Патрокле сознательность, посулив посмертную славу, бюст на родине героя, медали «Герой Древней Греции» и «За взятие Трои», а также венок за пять тысяч рублей от Министерства обороны. Впереди миротворческая операция по усмирению террористов на Ближнем Востоке, известных своими захватами заложников.

Понятно, что некоторые мифологические структуры остаются неизменными, зашитыми в культурные явления, поскольку они отражают константы бытия. Но как мне кажется, речь идет не столько о них, сколько о запрятанной в гуще античной классики мысли о современности. Почему бы не тревожа тень почивших классиков, прямо о ней не написать? Наверное, потому что публике будет не так красиво. Наверное, потому, что хочется подчеркнуть элитный статус своего сочинения простым и эффектным способом. Рассказ о Бобе и Джоне, ну что это такое? Пивнушка какая-то. А тут греческий зал.

Сергей Морозов