Глава седьмая. Искра
Часть восьмая
Она стремительно подсела к нему, скрещивая их руки в локтях, блеснув из-под распахнувшегося внизу халатика коленками и бёдрами. Чокнувшись бокалами, выпили каждый своё вино. Ресницы её дрогнули — она прикрыла глаза... Дыханием приоткрылись её губы...
Невольно прикрыл глаза и он, их губы нашли друг друга... От движения, её халатик распахнулся ещё больше, ещё выше открыв ноги, — он замер, как перед пропастью, готовый умереть, но испытать падение туда...
— Так говоришь, — с трудом расставаясь с его губами и отстраняясь, зашептала горячо Лоли, — не произошло ничего, когда там, поднимаясь за мной по лестнице и видя мои ноги?..
Скосил глаза, насильно уводя их от смелой откровенности её тела. А она, отмечая уже знакомое, трепетное шевеление тонких крыльев его носа и туман взора, взяла его руку в свою и поднялась:
— Пойдём со мной... Ты же хотел... этого... Да?
— Да! — тихо и твёрдо произнёс он, в то же время теряя в откровении её слов и глаз подвижность сознания.
Так, держась за руки, вошли в спальную комнату, всё ещё наполненную тихой мелодией блюза и ожиданием... А там, обвив его шею тёплым ароматом рук, попросила:
— Поцелуй меня ещё раз.
Туманясь сознанием, коснулся губами губ её... Но она просила, а близостью глаз уже молила:
— Ещё, ещё... Нет-нет — вот так... А теперь, — кокетливо отстранилась она, — сознавайся, ты для чего, когда я была в душе, брал в руки... это? — Пальчиком коснувшимся щеки, она повернула его голову туда, где на подушках лежала брошенная им впопыхах, чёрная, в полупрозрачных кружевах, её комбинация.
Задыхаясь, блуждая руками под её халатиком, а губами — по открывавшемуся всё ниже атласу её кожи, воспалённый её близостью и доступностью, в стонном шёпоте признался:
— Я... Я целовал... это...
— Я знала... Я так и знала... Я не ошиблась... Ты любишь меня... — шептала и она, покрывая его лицо поцелуями. — Хочешь, я одену это для тебя? Хочешь?
— Да! — выдохнул он.
— Только не спеши, Ванечка... Не торопись... У нас есть время... Я обещаю — нам хватит его... Теперь марш в душ, — насилу отстранилась она, — от тебя пахнет нашим интернатом. Твоё полотенце слева от зеркала.
Почти силком втолкнув его в ванную и прикрыв за ним дверь, небрежно поправила перед зеркалом причёску, подкрасила губки и переоделась в то, в чём он хотел её...
... Когда чуть влажный, обнажённый, лишь с подвёрнутым на бёдрах полотенцем, вошёл к ней, греховной богиней, коварной и дерзкой, в откровенной позе возлежавшей на взбитых подушках средь отброшенных одеял и покрывала, охлаждённая холодной водой пылкость его лишь на несколько мгновений дала жизнь мысли, слабой вспышкой осветившей резерв самообладания: «Что же станет после, когда это произойдёт?» Тут же, потянувшись к нему руками и телом, она мягко повалила его, срывая с бёдер полотенце и сливаясь с ним...
... Среди порывов дыханий, иногда вовсе бессвязно, она шептала какие-то милые глупости, — влажные, горячие губы её искажались в сладостном оскале зубов, — вскрикивала между поцелуями, словно умирающая в последнем, прощальном полёте птица... А ему самому казалось, что лишь для этого мига и дана жизнь, что вот так, в объятиях её страсти, можно, ни о чём не жалея, без всякого страха умереть. Временами это даже не казалось уже, а было действительно так, ибо миг был больше, чем всё прошлое и всё будущее, а значит, мог презреть вечность мироздания... Горячее дыхание бредовых, бесстыдных слов её обжигало мозг сладким ядом распутства, её тело, будто волна, покорная горячему ветру стихий, билось под ним, ища путь в простор любви, где совершенству нет предела...
... Разом обессилевшие в последнем порыве, теперь словно недоумевали, как же случилось то, что случилось? Лежали, притихшие... Голова его покоилась на животе Лоли, пальцы её игрались с его волосами. Было покойно и слегка тревожно от забавной неопределённости случившейся связи...
— Ни о чём не жалеешь? — тихо и настороженно спросила она и засмеялась тем коротким, счастливым смехом, как может смеяться женщина, знающая себе цену и без особых усилий привыкшая достигать всего, о чём повелевает ей либо ангел света, либо ангел тьмы. — Не жалеешь, что не устоял перед соблазном женщины?
Подумал. Ответил вопросом на вопрос:
— Разве об этом жалеют?
— Всё бывает, Ванечка. Под нашим небом всё бывает... Я ведь первая женщина у тебя? Можешь не отвечать — знаю, что первая...
— Откуда?
— От верблюда! Не всё сразу знать тебе... Для первого урока достаточно и того, что уже знаешь... Даже с лишком. Гордись — ты уже не мальчик. Ты — мужчина. Да ещё какой... мужчина — мой мужчина!..
— А я могу надеяться, что и ты теперь — моя женщина?
— Можешь. Я суеверна. Думаю, мы не случайно встретились в этом мире... Теперь не будет дня, когда бы ты не желал меня... Но... та девочка... за одной партой с тобой... Ну-у... некрасивенькая такая... Красильникова Даша... Она ведь тоже не случайно с тобой в этом Мире... Я вижу. Я чувствую. Я знаю. Она любит тебя. Но любит не так, как я, не так, как все... Её любовь без надежды на взаимность, а потому жертвенна. Она любит тебя, как мать, как сестра, как друг и... как мать твоего будущего ребёнка... Да! Я это чувствую! Это странная любовь, но это так!
— Разве может такое быть? — сделался он сразу серьёзным, как от покушения на святое.
— Ох, может, Ванечка... Это жизнь, мой мальчик... А в жизни может быть даже то, чего не может быть. Самое невероятное подсовывает вам жизнь, а не фантазия авторов книг и кинофильмов.
— Обычно, после занятий любовью, по имени отчеству уже не называют. Зови меня Лоли. Меня так все зовут из моего круга. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не назвать меня так на уроке и в школе...
— Ты замужем?
Усмехнулась загадочно, ответила уклончиво:
— Мы не живём вместе... Почти не живём... А знаешь, — неожиданно спросила она, весело опрокидывая его на спину и обвивая уже своим гибким, вновь задышавшим жадностью телом, — как, по большому счёту, называется то, что между нами сейчас происходит? Это, Ванечка, называется гре-хо-па-дением...