Мы с Лёшенькой ходим и ходим в музыкалку на трубу. По мне – у него очень даже неплохо получается. Он издает столько разных звуков! Я бы и пробовать побоялась – всего-то шарик надую, а уже голова кружится. А Лёха совсем не боится, трубит.
Ситуация осложняется тем, что у трубы всего три клапана. У пианино вон сколько клавиш – и каждая выдаёт закреплённый за ней звук. А трубачи делают разные звуки собственными губами. Поди разберись как – а ведь важно ещё и трубу при этом продувать.
Однако Лёха дудит вполне увлечённо. Повезло.
Его седовласый педагог им вроде как доволен, хвалит. Но дольше пятнадцати минут с Лёхой не занимается.
– Пусть, – говорит, – сначала научится хотя бы гамму играть. До мажор. Без сбоев. Тогда нам будет над чем работать. А пока пусть сам тренируется, дома.
С одной стороны, это вроде как логично. С другой – а Лёха точно вот так сам научится играть гамму? А если нет? Может, хм, начать с работы над гаммой?
– А если у него не получится? – спросила я.
– Нет значит нет.
– Что же нам тогда делать?
– То есть вы ждёте от меня, что я дам вам точный прогноз – сможет ли ваш мальчик быть трубачом? – спросил в ответ преподаватель.
Я удивленно захлопала глазами. А что, бывают такие прогнозы?
– Увы, нет, – сказал преподаватель. – Пока я ничего не могу вам сказать. Больше того – иногда, знаете, такой ребёнок, что сразу видно: талант. Только взял трубу – а уже играет. За неделю все звуки освоил. Разбирает сложные пьесы, интонирует – ну чудо! И что? Через месяц потерял интерес, через два перестал заниматься. А бывает, что приведут ну совсем никчемного мальчика. Всё-то он путает, инструмент держит как дохлую лягушку, вместо звуков у него всхлипы и хрипы. И что же? Тот талантливый через пару месяцев всё бросил, а этот никчемный как раз освоился и пошёл, пошёл в гору! Сначала через силу занимался – а тут ему уже интересно стало! И это, знаете, куда лучше чудо. Вот так я вам скажу.
– Ага, – вставила я.
– Так что выйдет ли из вашего ребёнка трубач, мы с вами пока понять не можем.
– Да мы, в целом, и не претендуем, – сказала я.
– Это как?
– Ну мы же только пробуем.
– И что?
– Ну... можно же и для общего развития заниматься. Для расширения кругозора.
– Трубой? – изумился преподаватель. – Хаха! Ну это вы придумали! Нет. Ребёнок или может играть, или не может.
– А если может, но плохо?
– Это значит: не может. И продолжать не нужно, потеря времени.
– А скоро это станет понятно?
– К маю, я думаю. Если будут сомнения – через год я вам точно скажу.
Я была впечатлена.
Я давно привыкла к идее, что все могут всё. Ну, в разумных пределах: не все и не всё – но многие и многое. Вопрос только в усилиях, которые мы готовы потратить. Кто-то легко достигает своей цели. Кому-то это не так легко, но если хочется и надо, то почему бы не поднапрячься. Кому-то уже совсем не легко, но по каким-то причинам оно того стоит. А кому-то настолько трудно, что нет никакого смысла мучиться, только нервы себе мотаешь.
Но обычно отличить возможное от невозможного не так просто. Бывает, что тянешь и тянешь. Вроде, оно не слишком нужно, а ещё и скучно, и трудно, а бросить всё равно жалко, уже стало частью жизни, так или иначе вписалось в пейзаж. Сплошь да рядом.
А тут вдруг такой радикальный подход: полгода-год – и всё понятно.
Старая школа.
В хоккей играют настоящие мужчины! Трус не играет в хоккей.