Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А перед нею разбитое корыто
А.С. Пушкин
Приходя на службу в министерство юстиции с 1849 года, Берви знал и понимал политическую систему Николая Павловича Романова. Ее суть - российская вертикаль власти.
Идеология этой схемы сложилась уже при Павле I, который настаивал на том, что «в России нет прав, никто не имеет прав кроме меня, только тот дворянин, кто со мной говорит, и пока он со мной говорит». Однако только при Николае Павловиче общество было приучено «всякое политическое восхваление и всякое политическое порицание сосредоточивать на лице одного императора»[1].
Вертикаль власти – неотъемлемая черта традиционного общества. Это общество аграрное и малоподвижное, с четкими сословными этажами. Централизация власти в таком обществе естественна и исторически обоснована. Внизу трудящийся народ, выше управленцы, сеньоры, феодалы, еще выше царь, шах, император, но и это не вершина власти. Легитимной власть делает только руководство божества, ибо император является помазанником Божьим. Даже в таком вертикально структурированном государстве, как средневековый Китай, император получал мандат на царство от Неба. Если он нарушал Общий Закон, мандат у него можно и должно было отобрать.
Набольший стимул для развития такие страны получают извне, понимая, что они отстают, а отставание грозит им неизбежными военными проблемами. По мнению культуролога И.Г. Яковенко, Россия и Османская империя реализуют программу «догоняющей модернизации». На первом этапе такой модернизации заимствуются западные технологии и инфраструктура. На завершающем этапе модернизации, страна должна заимствовать уже идеи и институты, сами порождающие технологии и инфраструктуру.
«Исследователи догоняющей модернизации работают с понятием «консервативная модернизация», - пишет Яковенко, - в исследованиях российской реальности эта категория имеет особое значение. Консервативная модернизация и стратегия характеризуются рядом признаков, отличающихся принципиальной неспособностью к завершению модернизации, т.е. к созданию имманентно динамичного общества»[2]. Согласно мнению Яковенко, Россия начала движение к модернизации еще в XVIII веке, но до сих пор не создала институтов, которые являются источником движения: разделение властей, независимый суд, прозрачность государственных институтов и т.д. Все общества, по его мнению, двигаются в направлении модернизации, с этим и связано понятие общественного прогресса. В такой схеме Россия перманентно отстает от западных конкурентов.
Вертикаль власти, выстроенная Николаем Павловичем, не справляется с вызовами времени. Борьба группировок, окружающих власть, ведется за влияние на «властное тело». Здесь не может быть ни консерваторов, ни либералов, ни реакционеров. Все зависит от воли автократора и от необходимости максимально дискредитировать конкурирующую группировку.
Решения царя могут быть случайны, а иногда зависят просто от каприза. Самый верный царю министр, граф Панин, был отстранен от должности, когда настаивал на том, что князь Трубецкой не может быть помещен в смирительный дом, так как он принадлежит к Рюриковичам. Николай Павлович усмотрел в этом намек, что в современных ему Романовых течет чуждая русским аристократам немецкая кровь.
Высокое место в вертикали власти занимают губернаторы, прокуроры и министры. Губернаторы являются полноправными хозяевами провинций. Как происходит управление провинцией, Берви показывает на примере полтавского губернатора Кокошкина.
В результате каких-то манипуляций деньги, которые собирали полтавские купцы на гостиный двор в городе, попали к губернатору и были использованы «нецелевым образом». В ответ на угрозу жалобы со стороны купцов, Кокошкин пообещал их разорить переносом местной ярмарки в другое место. Зная страсть Николая I к военным учебным заведениям, губернатор заявил, что потратил деньги на кадетский корпус.
И все-таки жалоба попала в сенат, который решил, что губернатор превысил свои полномочия, и необходимо объявить ему выговор. Однако министр юстиции сообщил Высочайшую волю об утверждении решения Кокошкина полностью, городской глава же должен был отправиться в ссылку в далекий Белебей.
Поскольку царь понимает, к чему может привести всевластие губернаторов, то он должен держать в провинции прокуроров и чиновников, досматривающих за хозяевами губернии. «Режим этот, - пишет Флеровский, - не может допустить публичное обличение злоупотреблений своих высших чиновников, и в то же время не может оставить их без надзора, иначе они превратятся в турецких пашей и сделаются совершенно независимыми от своего государя. Вот почему русские цари всегда имели в провинции то чиновников, то прокуроров, которые надзирали за высшими начальниками»[3].
В споре между губернаторами и прокурорами, чиновники Петербурга не могли вынести компетентное решение в интересах справедливости. Дело было даже не в том, что они могли быть «заинтересованы». «Теперь вникните в положение министерского чиновника, рассматривающего пререкание. Ни о губернаторе, ни о прокуроре он ровно ничего не знает, он в первый раз слышит их имена; кто из них угнетает губернию, и кто ее спасает, он может узнать только в совершенно исключительных случаях. О подкладке дела, в котором именно и заключается весь интерес для местных жителей, он также не может составить себе никакого понятия. … при канцелярской тайне и отсутствии свободы слова и местной печати и министерство не имеет никаких средств отличить ложь от истины»[4].
О несогласованности действий российских министерств писал в своих Дневниках министр внутренних дел П.А. Валуев: если на Западе в результате партийной борьбы к власти приходит кабинет единомышленников, то в России министры, назначенные царем, действуют как «лебедь, рак и щука», так как само самодержавие заинтересовано в министерских распрях. «Внезапные, непоследовательные, прихотливые, одним словом, вполне самовластные проявления воли встречают менее затруднений при нескольких разъединенных исполнительных орудиях, чем при одном, в разных частях согласованном механизме»[5].
Разбалансированную деятельность министерств Берви иллюстрирует на примере столкновения интересов военного министерства и министерства государственных имуществ по поводу того, кто является собственником башкирских земель. Волоките с разрешением вопроса не помешало даже то, что проблема грозила кровавыми столкновениями башкир с русскими переселенцами. Чтобы избежать принятия решения, вопрос был передан на рассмотрение в надзорный орган – Сенат.
Сенат, по Флеровскому, это просто кормушка-богадельня для старых чиновников. «Тогда считаюсь совершенно излишним, чтобы члены высшего суда, т.е. сенаторы, были знающими юристами; они набирались из губернаторов и других администраторов, достигших больших чинов и сделавшихся вследствие старости неспособными к административной деятельности. Если они по юридическому своему невежеству делали глупости, то министр юстиции призывал их к себе и ругал их, как лакеев»[6].
[1] Три политические системы: Николай I, Александр II, Александр III, В.В. Берви-Флеровский, Саратов, «Оксюморон» 2015 Стр. 93
[2] Яковенко И.Г. Россия и модернизация в 1990-е годы и последующий период: Социально культурное измерение. М. Новое Знание 2014, стр. 75-76
[3] Три политические системы: Николай I, Александр II, Александр III, В.В. Берви-Флеровский, Саратов, «Оксюморон» 2015 Стр. 55
[4] Стр. 56
[5] П.А. Валуев, «Дневник графа П.А. Валуева 1847-1860, 1866-1884», ИП Соловьев И.В: 2015, стр. 735
[6] Три политические системы: Николай I, Александр II, Александр III, В.В. Берви-Флеровский, Саратов, «Оксюморон» 2015 Стр. 57