Густо-жёлтые бананы в старой пластиковой ёмкости, состоящей из двух частей: нижняя салатовая, а вмещённая в неё белая; старый, но работающий утюг, замотанный шнуром, китайский высокий термос, с драконом, змеящимся по красному телу предмета, и солонка, маленькая и белая, как соль, с маленькой же мельхиоровой ложечкой (как по церковному звучит – лжица! будто ложка, превращённая в толику лжи), и на ручке – красный световой клочок, маленький обрывок реальности…
Понятно – оптика шутит, используя крупное тело термоса для лёгкой цветовой игры, но блик, тотчас уходящий, если отклониться чуть влево, красив, как крошечный вымпел забытого советского счастья.
Предметы, стоящие на подоконнике, организованы особыми связями вовсе неизвестных сил: имея в виду не желание расставившего их хозяина, но нечто не зримое – всё пронизывающее, очень тонкое; а хозяин, чуть отклонившись и потеряв контакт с бликом, глядит в окно, на двор, тополя, соседний дом.
Картинка сразу ложится в сознание, давая определённое впечатление, и если рассматривать составные части её, не распадётся на сегменты, детали, фрагменты, хотя очевидно, что дом, огромный, как средневековая крепость, не может взаимодействовать с тополями, ростом не уступающими ему.
Или может?
Иногда ощущается тайный баланс, удерживающий мир в равновесие; иногда всё кажется следствием бесконечно бушующего хаоса, предложенного в качестве изначальной жизни.
На площадке играют Катя и Дима – Катя в новой курточке, сразу и не узнать; Дима размахивает пластмассовой лопаткой, изображая саблю; пока родители болтают возле спортивной коробки, где скоро возникнет каток.
…дети любят глядеть, как его заливают, как под напором бьёт, пузырясь, тугая струя, плавно расходятся объёмы воды, и нацмены в оранжевых куртках, следят за правильностью заливки.
Взрослые, играя с детьми, словно спускаются в страну детства – или поднимаются к ней, учитывая чистоту деток?
Процесс деградации может идти параллельно процессу усложнения жизни, и мучительность осознание этого действует на нервы…
Нервы, вибрирующие сложной, насыщенной специфическим током решёткой; нервы поэта, используемые им, как арфа.
Совершенство вселенского механизма, и слетающие с лучей звёзд крохотные серебринки снежинок…
И красный язычок блика, вновь пойманный маленькой, мельхиоровой ложечкой, уткнувшейся в соль.