"И для них великая песня славы заключалась в словах: "был да сплыл царь Антиох Великий".
Аппиан
Шестой по счету представитель династии Селевкидов и третий с именем Антиох (у них там почти все были либо Селевки, либо Антиохи) получил прозвище "Великий" за подвиги на востоке своего огромного раскинувшегося от Эгейского моря до Индии государства, где он усмирял мидийских, парфянских, бактрийских и прочих сепаратистов. Получилось, хотя ушло на это семь лет. Однако, когда приходило время помериться силами с более-менее равным противником, величие Антиоха Великого внезапно сходило на нет. Так вышло в первой войне с египетскими Птолемеями, когда Антиох потерпел обидное поражение в решающем сражении при Рафии, так случилось и войне с Римом. Битва при Магнезии в сентябре 190 года до нашей эры поставила крест на широких планах и имперских амбициях Селевкида, а Рим сделала ведущей державой и Европы, и Азии. Она превратила его в, простите, гегемона всего Средиземноморья.
Боги благоволят Антиоху
Вообще начинать войну с Римом, только что разгромившим Ганнибала, а затем и его ближайшего союзника - македонского царя Филиппа V, было большой ошибкой. Римские легионы показали, на что способны, а Антиох откровенно переоценил свои силы. Но после победоносного восточного похода ему трудно было остановиться - казалось, боги ему благоволят и великим его прозвали не зря.
В 202 году до нашей эры, желая отомстить за пощечину при Рафии, Антиох начал новую войну с Египтом: отобрал в итоге у семилетнего Птолемея V Епифана спорную Келесирию (нынешнюю Палестину) и практически все территории в Малой Азии, которыми Птолемеи владели чуть ли ни с момента кончины Александра Македонского, то есть больше ста лет. Затем щупальца Антиоха потянулись дальше на запад, и в 196 году воины сирийского царя уже во Фракии - строят укрепленные базы на европейском континенте, чтобы начать из них наступление на Грецию. Опорным пунктом Антиох сделал Лисимахию, за несколько лет до этого разграбленную и разрушенную фракийцами.
Антиох не дурак и прекрасно понимает, что рано или поздно его европейские амбиции столкнутся с римскими интересами, поэтому пытается заручиться поддержкой соседей. Для этого у него есть три козыря - три юные девы, сияющие молодостью и красотой. Старшую дочь - Клеопатру, прозванную позже Сира, - он отдает замуж за юного Птолемея и в качестве приданого великодушно возвращает Египту захваченную ранее Келесирию. Средняя - Антиохида - отправляется на восток, в роскошный гарем царя Каппадокии Ариарата. А младшей уготована судьба стать супругой царя Пергама Эвмена. Но если две партии проходят на ура, то в третьем случае сирийского царя ждет осечка. Эвмен отказывается от царского подарка, справедливо полагая, что усиление Антиоха ничего хорошего Пергаму - маленькому государству на западе Малой Азии - не сулит. Напротив, Эвмен обращается за помощью к Риму.
Советы Ганнибала
В Риме и без Эвмена обеспокоены активностью Антиоха. Сенат отправляет к сирийскому царю послов, которые требуют вернуть Птолемеям то, что он отобрал у них в Малой Азии, и убираться вон из Европы. Мол, не туда тебя понесло, братец. Антиох в корне не согласен с такой постановкой вопроса:
"Я не могу понять, почему римляне считают справедливым вмешиваться в дела Азии, тогда как я не вмешиваюсь в дела Италии"*.
Царь не собирается уступать, тем более, что рядом с ним советник, который настоятельно, с жаром рекомендует как раз заняться вплотную Италией. Имя этого человека - Ганнибал. В 195 году, опасаясь за свою жизнь, великий полководец сбежал из Карфагена и прибился ко двору Антиоха. Сирийский царь принял его с распростертыми объятиями, и они оба начали думать, как им победить Рим. И Ганнибал - мудрый стратег - советовал оставить в покое Грецию, которую Антиох наметил себе целью, а войну развернуть в Италии, чтобы громить противника на его же территории.
- Дай мне 10 тысяч бойцов, переправь в Брундизий или Тарент, и ты увидишь, как вспыхнет вся Италия, римлян там ненавидят. Самниты, лигуры, бойи, - загибал пальцы Ганнибал. - А потом и Карфаген, мое отечество, поднимет голову. О, это будет великая война! И, кажется, я знаю, кто на этот раз в ней победит.
Но Антиох на такую дерзость не решился. То ли из осторожности, то ли не доверял Баркиду, то ли просто не хотел, чтобы слава в будущей войне досталась не ему, а Ганнибалу. Поэтому когда к сирийскому царю обратились посланники от Этолийского союза, одной из главных политических сил в Элладе, и заявили, что готовы поднять антиримское восстание и к ним наверняка присоединятся спартанцы, беотийцы, а, может, и македонский царь Филипп, Антиох понял: вот синица в руках, а Италия - это, как ни крути, журавль в небе.
- Прости Ганнибал, - произнес василевс.
Канал "История и истории" в Telegram. Присоединяйтесь к 9 тысячам подписчиков!
Покорение Фессалии
Осенью 192 года до нашей эры, не дожидаясь, пока с востока подойдет основная армия, Антиох с 10 тысячами пехотинцев, 500 всадниками и шестью слонами высадился в Фессалии и под ликующие вопли этолийцев занял портовую Деметриаду. Позже переправился на Эвбею и, не встречая сопротивления, оккупировал остров. Примерно в это же время в беотийском Делии произошла и вовсе некрасивая история, ставшая для Антиоха его персональным Рубиконом. Небольшой римский отряд укрылся в священной роще, окружавшей храм Аполлона. И несмотря на то, что и храм, и роща считались "убежищем" - священным для греков местом, где убивать запрещено даже последних маньяков, на римлян напал военачальник Антиоха македонянин Менипп: большую часть перебил, оставшихся взял в плен. Когда сведения об этом кровавом святотатстве достигли берегов Тибра, сенат распорядился принести обильные жертвы богам и объявил Антиоху войну.
Легкость, с какой царь овладел Эвбеей, вселила в него уверенность, что и дальше все будет идти, как по маслу, и он решил продолжать войну. Но начал царь с ритуального действа, от которого хотел получить политические дивиденды. Он посетил знаменитые Киноскефалы - место, где в 197 году до нашей эры римский консул Тит Квинкций Фламинин разгромил фаланги македонского царя Филиппа V. Посетил не просто так, а чтобы собрать и захоронить кости погибших в битве македонян: их останки по какой-то причине за пять лет так и не предали земле. Этим поступком Антиох, вероятно, хотел заслужить благодарность подданных царя Филиппа и склонить их на свою сторону в войне с Римом. Однако получил обратное.
"У македонян это не вызвало благодарности, а царя Филиппа привело в бешенство", - пишет Тит Ливий.
Наверное, тогда Филипп окончательно и решил, что будет воевать против Антиоха на стороне Рима.
После ритуала у Киноскефал Антиох овладел Ферами, покорил еще несколько городов и осадил крупную и хорошо укрепленную Ларису - главный город Фессалии. Однако здесь столкнулся с первой неудачей. Стремительным маршем из Македонии в Фессалию спустился римский отряд Аппия Клавдия. Не доходя двадцати миль до Ларисы, римляне разбили лагерь на горном хребте, причем поставили палатки на таком расстоянии друг от друга, что со стороны казалось, будто горную цепь заняло большое войско (на самом же деле отряд Клавдия был невелик). С наступлением сумерек в римском лагере разожгли огни, горы вспыхнули длинной гирляндой. И Антиох испугался: он подумал, что на помощь защитникам Ларисы подошел с войском сам македонский царь Филипп. Сражаться с равным по силе противником не хотелось, тем более и время было уже не военное - наступили холода. На радость жителям Ларисы Антиох приказал сворачиваться. Покинув Фессалию, сирийское войско разместилось в Беотии, а царь вернулся на Эвбею.
Внезапная женитьба
Действительно, зима не самое подходящее время для боевых действий, Антиох зимой и не воевал - забыв про пушки, он отдал дань музам. Точнее, одной музе - дочери Клеоптолема, знатного горожанина эвбейской Халкиды. Девушка годилась в дочери 50-летнему царю, а, может, и во внучки, но Антиох так настойчиво добивался ее любви, что "красивейшая из женщин", как называет ее Полибий, не устояла. Сыграли пышную свадьбу: новобрачные въехали в ворота Халкиды на двух огромных индийских слонах, перед ними бежали мальчики в белоснежных, окаймленных пурпуром туниках и подбрасывали лепестки роз (интересно, откуда они взяли розы в декабре?), замыкали шествие грозные сариссофоры во фракийских шлемах и серебряных масках. Антиох, как истинный азиат, хоть и македонянин по происхождению, обожал восточный пафос и любил красивые жесты: он нарек свою избранницу Эвбеей - в честь прекрасного острова, где получил точно в сердце стрелу Эрота, - осыпал девушку золотом и драгоценностями и поклялся любить ее до конца дней.
- Обещаешь? - оделась в багрянец Эвбея.
- О да! - отвечал царь.
И ведь не соврал!
Гуляли долго - недели, месяцы. Вместе со своим повелителем расслаблялась и его армия.
"Не заботясь более ни о чем, Антиох проводил время в попойках и утехах, сопутствующих вину... Та же изнеженность охватила и всех царских военачальников, стоявших на зимних квартирах повсюду... В конце концов в праздность впали и воины: никто из них не брал в руки оружия, не выходил на заставы или в караулы и вообще не делал ничего, что предписывают воинские обязанности и долг", - пишет Тит Ливий.
И когда наступила весна и пришло время завязывать с пирушками и оргиями, воины Антиоха встретили эту новость с неохотой и раздражением. И воевать принялись с таким же чувством. То есть вообще без чувства, без души. Совершив жертвоприношение в Дельфах, лично заколов белого быка в дар Аполлону, Антиох двинулся в Акарнанию - на самый запад Греции. И застрял здесь на несколько месяцев - местные горцы не очень верили в то, что Антиох принес им свободу и покоряться решительно не желали. А тем временем в Фессалии, которую Антиох формально подчинил в конце прошлого года, появились фаланги царя Филиппа и манипулы его римского товарища Марка Бебия. Совместным усилиями, "идя одной колонной", как подчеркивает Ливий, они один за другим принялись отвоевывать города. Размещенные в них сирийские гарнизоны не сильно-то и сопротивлялись. Антиоха это расстраивало, но когда до царя дошли сведения, что в Эпире высадился консул Маний Ацилий Глабрион с 20 тысячами пехоты (два римских легиона и союзники-латины), 2 тысячами конницы и 15 слонами и двинулся на соединение с Филиппом, настроение царя совсем пало. Он понял, что решающий миг приближается и скоро станет ясно, кому обладать Грецией, кому нести эллинам истинную свободу и демократию.
И шансы Антиоха на это таяли с каждым днем. Ацилию по очереди сдались Лимней, Фарсал, Скотус, Феры, и вскоре Фессалия была полностью очищена от сирийских войск. Царь в это время сидел с молодой женой в ее родной Халкиде, пытался вином залить разочарование и вспоминал мудрые советы Ганнибала.
- И почему же я не отправил его в Италию? - кусал локти царь.
Потом все-таки взял себя в руки и занял Фермопильское ущелье - преградил путь консульской армии в центральную Грецию.
Фермопилы 2.0
В отличие от людей природа крайне консервативна. Обильно политые греческой кровью Фермопилы, как и во времена спартанского царя Леонида, были таким же труднопроходимым бастионом. Ничего не изменилось за 300 лет, ничего. С одной стороны непроходимые топи, с другой - скалы, между ними - не более шестидесяти шагов. Оборонять несложно, атаковать же... Не полагаясь на волю богов, Антиох решил дополнительно усилить оборону и загородил проход где грудами камней, а где возвел двухметровые стены, взгромоздив на них катапульты и баллисты. Перед валом в центре поставил наиболее боеспособную часть своей 10-тысячной армии - фалангу. Слева, в предгорьях, разместил лучников, пращников и застрельщиков, чтобы те не давали поднять голову легионерам, когда те подойдут. Справа, возле кромки болота, - слонов, а за ними конницу. Помня, как царю Ксерксу удалось переиграть Леонида, Антиох отправил союзников-этолийцев занять господствующие вершины и горные тропы - чтобы римляне не смогли обойти сирийское войско и не ударить в тыл в самый неподходящий момент. Казалось, предусмотрел все. Не оборона - глыба! Только бы со стойкостью у бойцов был порядок.
В стойкости Антиохова воинства сомневался и консул Ацилий. Подойдя к Фермопилам и оценив обстановку, он обратился с пламенной речью к своим легионам: дал понять, что Антиох далеко не Леонид, что он трус - хотя бы потому, что поставил своих бойцов не на входе в ущелье, а в его глубине. Столь же трусливо, мол, и его войско.
"Когда мы бились с Филиппом (в ходе 2-й Македонской войны - Авт.), солдатами там были македоняне, фракийцы и иллирийцы - неустрашимейшие племена, - а здесь сирийцы и азиатские греки, ничтожнейшие людишки, прирожденные рабы", - сказал Маний Ацилий**.
На рассвете римские манипулы плотным строем двинулись на укрепления Антиоха. Впереди по традиции гастаты, за ними принципы, замыкали колонны солидные, убеленные сединами и разукрашенные шрамами триарии. Эти шли в бой посмеиваясь, не сомневались, что "ничтожные сирийцы" быстро разбегутся и до них, триариев, дело вообще не дойдет. Но когда ряды римлян начали косить здоровенные булыжники, выпущенные из катапульт, когда со всех сторон на легионеров полетели стрелы и дротики, настроение у опытнейших римских воинов изменилось. Стало понятно, что повоевать в этот летний день придется всем.
Не без труда, не без потерь римляне приблизились к линии фаланги, окатили противников ураганным душем пилумов и с рёвом бросились в ближний бой. Кто-то тут же повис, насквозь пронзенный семиметровой сариссой, орал, истекая кровью, нечеловеческим голосом, умоляя соратников либо снять его с вертела, либо прикончить точным ударом в сердце. Кому-то удалось юркнуть под македонские копья и начать пробивать себе дорогу, резво работая обоюдоострым испанским мечом. В ближнем бою воины Антиоха уступали, в рядах сариссофоров появились проплешины, но фаланга не дрогнула. Выдержала не один и даже не два наскока. А когда римляне отхлынули, чтобы перегруппироваться и броситься в очередной натиск, фалангиты организованно отошли за вал, выстроились за ним в несколько рядов, выставив смертоносные жала своих копий. Этот, новый, способ отражать атаку еще больше усложнил жизнь нападавшим.
"Там, став на валу, они протянули вперед свои копья и образовали нечто вроде дополнительного укрепления, - сообщает Тит Ливий. - Высота вала была такова, что стоявшие на нем могли поражать врага сверху, а благодаря длине копий удерживать его внизу и на расстоянии. Многие очертя голову кидались на вал, но были пронзены".
Легионы Ацилия оказались в патовой ситуации. Они бросались на вал, но всякий раз были вынуждены откатываться назад. Пробить ощетинившуюся злым железом стену фаланги не могли ни гастаты, принципы, ни даже триарии, которые, на минуточку, Ганнибала улепетывающим видели (под Замой). "Все тщетно, брат Гораций, все бесполезно, ждет нас смерть". Маний Ацилий Глабрион, консул Римской республики, растерялся...
Честь консула и всего римского оружия спас Марк Порций Катон - да, да, тот самый злобный старик, который позже будет каждую свою речь в сенате завершать легендарной фразой "Карфаген должен быть разрушен!". Но в 191 году Марк Порций далеко не старик, он пышет силой и здоровьем, он опытный и талантливый трибун под началом консула Ацилия. Благодаря опыту и таланту Катон и получил задание выбить этолийцев с одной из вершин, окружавшей Фермопилы - Каллиндрома, - и ударить Антиоху в тыл. Взяв две тысячи отборных бойцов Катон устремился по тропам вверх и после часового боя обратил греков в бегство. Обходная тропа была свободна!
И когда фаланга готовилась отразить очередной натиск по фронту, кто-то из пельтастов заметил, что слева, на склоне горы, показалось облако пыли.
- Братья, это же этолийцы они спешат нам на помогу! - не сдержал эмоций дальнозоркий воин.
Но это были не этолийцы.
- Нас предали! - пронесся вопль над войском Антиоха.
И у сариссофоров задрожали руки, сжимавшие копья, и слоны стали нервно переступать с ноги на ногу. А потом опытные индийские погонщики развернули своих животных на 180 градусов и, без устали пронзая слоновью кожу острыми клинками, погнали элефантов прочь из этого плохого места, прочь из Фермопильского ущелья. За слонами потекла конница, а там и пехота поддалась общей панике. Легионеры Катона перебили тогда немало испуганных, ошарашенных воинов Антиоха. Не повезло и слонам - их догнали и убили.
Поражение было обескураживающим и полным. И еще - очень обидным для Антиоха, потому что до поры его армия показывала отличную выучку, демонстрировала стойкость и мастерство. Но...
С остатками армии царь погрузился на корабли, добрался вначале до Эвбеи, где забрал рыдающую жену, а затем переправился в малоазийский Эфес. Его греческая авантюра потерпела крах, в Европе у него оставались лишь небольшие территории во Фракии. Прав был старина Ганнибал, по-другому нужно было вести эту войну. Однако задним умом мы все сильны.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧИТАЙТЕ ЗДЕСЬ!
* - цитата по "Римской истории" Аппиана.
** - цитата по "Истории Рима от основания Города" Тита Ливия.
Источники: Тит Ливий, Полибий, Аппиан.
Алексей Денисенков
Подписывайтесь на канал История и истории!
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Резня в священной роще. Что заставило Рим объявить войну Антиоху Великому
«Беотийская труба», «жаровни Павсистрата» — первые в истории огнеметы
