Отрывок из книги Виктории Казариной "Любовь к каждой собаке. До и после приюта".
После смерти нашего первого пуделя я повзрослела. Со вторым Томми мне уже разрешали гулять, я пыталась его дрессировать, кормила, вычесывала. Каждый день он ждал моего возвращения из школы и так радовался, так старательно махал маленьким хвостиком! Казалось, будто кто-то большой и невидимый брал Томку за хвост и раскачивал влево-вправо, от чего все его тело ходило ходуном из стороны в сторону.
Мы часто ездили на природу и брали Томми с собой. Своего загородного дома у нас не было, и когда родственники предложили провести отпуск на их даче, мама с папой согласились.
Это был старый подмосковный поселок: древние сосны на участках, рядом лес, десять минут ходьбы до электрички. Каждое утро мы с папой и Томми ходили за водой. На металлическую тележку грузили бочку и везли ее к ближайшей колонке. Томми я вела на поводке, потому что здесь, на даче, он так и норовил убежать — его манили новые запахи и новые знакомства. Папа наполнял бочку, и к завтраку мы возвращались. Потом я шла гулять с соседскими ребятами.
Однажды мы с друзьями решили строить на краю поселка шалаш. Насобирали веток, палок, кто-то из мальчишек принес веревку, и принялись за работу.
— Вика, смотри! Это не твоя собака? — вдруг воскликнул приятель.
Я пригляделась: по тропинке меж дачных заборов несся Томми! Он перебирал лапами быстрее, чем можно было уследить взглядом, уши подлетали вверх-вниз от каждого прыжка, встречный ветер разгладил шерсть на морде — открыл целеустремленный взгляд. Вот разбойник, все-таки убежал!
— Томми, Томми, ко мне! — скомандовала я.
Пес подбежал к шалашу, все обнюхал и виновато посмотрел на меня. Я взяла у мальчишек веревку, привязала один конец к ошейнику и потянула Томку домой.
Родители его уже искали. Оказалось, он сделал подкоп под забором в зарослях малины. После этого случая Томми целыми днями сидел, привязанный к дереву, посреди газона рядом с надувным бассейном и шезлонгами. За калитку его выводили строго на поводке — утром, когда мы шли за водой, и вечером, когда всей семьей ходили в поле смотреть на закат.
И все-таки за несколько дней до конца отпуска Томми убежал: сорвался с поводка и снова пролез в яму под забором. Вечером родители пошли его искать, но вернулись ни с чем.
— Надо еще искать! — требовала я.
— Незачем, — возразила мама. — Ничего страшного, нагуляется и вернется.
— А если не вернется?
Мама пожала плечами и принялась мыть посуду.
Родители поразили меня своим равнодушием. Скоро ночь, а Томми нет. Я рвалась на поиски, но меня не пускали, говорили, что уже поздно, темно, надо подождать до утра.
— Вот именно! — гневно восклицала я сквозь слезы, — поздно, темно, а Томми где-то там, на улице, один. Возьмем фонари, пойдем искать!
Но никто никуда не пошел. Я взбежала в свою комнатку под самой крышей, яростно хлопнула дверью и, открыв маленькое окошко, стала звать:
— Томми, Томми, Томми!
Но в ответ только тишина и темнота летней ночи.
***
Как и тогда, в раннем детстве, меня разбудил яркий солнечный свет и тяжесть на душе. Я подскочила, оделась, спустилась в кухню.
— Вернулся?
Мама стояла спиной. Она вытерла платком лицо, высморкалась, прерывисто вдохнула и тяжело выдохнула:
— Нет пока.
— Ну так пойдемте искать!
— Ты пойди после завтрака поищи. Хотя, наверное, его уже давно кто-то подобрал. Он у нас такой красивый и общительный.
— Хочешь сказать, его украли?
— Почему украли? Просто нашли, поняли, что потерялся, и забрали себе.
От завтрака я отказалась и, выскочив за калитку, стала бродить по дачным переулкам, звать Томми. На мои крики подтянулись девчонки и ребята из нашей компании. Спрашивали, что случилось, успокаивали, обещали помочь искать. Так собрался целый отряд.
Итак, собака красивая, скорее всего, щенка просто кто-то присвоил. Решено было не только обойти поселок, но и заглянуть в каждый двор. Шли гурьбой, крича на все лады «Томми, Томми!», то вразнобой, то по очереди, то хором по команде, чтобы получилось громче. Томми не откликался.
Мы спрашивали у соседей, не видели ли они серебристого пуделя, заходили в открытые калитки, заглядывали в щели высоких заборов — все безрезультатно. Мальчишки залезали на деревья, чтобы осмотреть дачные участки сверху — Томми нигде не было. Мы совсем отчаялись, как вдруг услышали лай. Это лаяла моя собака! Всей толпой побежали на голос Томми. Он лаял за массивным забором, калитка была закрыта. На наш стук вышел мужчина. Я очень боялась говорить с ним, для меня он был настоящим преступником — похитителем собак. Была бы одна, ни за что бы не осмелилась, но со мной команда.
— У вас на участке лает моя собака! — заявила я твердо.
Все смотрели на мужчину с ненавистью и даже были готовы напасть на него.
— У меня на участке лает моя собака! — жестко ответил он и захлопнул калитку.
Где-то в глубине двора Томми продолжал лаять. Я постучала еще раз.
К нам снова вышел злодей:
— Что вам нужно, дети?
— У меня потерялась собака, она лает на вашей даче. Верните Томми!
Мужчина снова хлопнул калиткой и прогремел засовом. Мы еще долго стучали, кричали, угрожали, звали Томми, но больше никто не вышел. Нужна была помощь родителей.
Я прибежала на нашу дачу и, задыхаясь от волнения и злобы, рассказала все маме и папе. Я была уверена, что они сразу же пойдут вызволять собаку. В крайнем случае вызовут милицию, и Томми снова будет с нами. Но родители выслушали рассказ так, как будто не поверили, и продолжили заниматься своими делами.
Я плакала, топала ногами, обзывала их предателями и живодерами. Они терпели и уверяли, что это ошибка, Томми потерялся, и нет смысла его искать и беспокоить чужих людей.
В слезах выйдя к ребятам, я сказала, что мои мама и папа — самые ужасные родители на свете. Расстроенные, все разошлись по домам.
В этот вечер мы не пошли смотреть на закат. Прогулка без собаки не имела смысла. Потеря Томми расколола нашу семью. Я плакала в маленькой комнатке на чердаке, а родители собирали вещи. На ту дачу мы больше никогда не возвращались.
Я еще долго сердилась на родителей. Томми старалась не вспоминать, но всегда считала, сколько ему сейчас лет. Прошел год с того ужасного лета — ему четыре, вот уже и три года прошло, ему шесть. Десять... Пятнадцать... Только когда поняла, что где бы Томми ни был, он в любом случае уже умер от старости, я перестала сильно грустить.
К тому времени я была взрослой и твердо решила, что никогда в жизни не заведу собаку.
***
Мы с папой пили вино. Разговор стал откровенным, и я спросила:
— Помнишь, мы отдыхали на даче? Помнишь, там Томми потерялся?
— Помню, конечно, — отозвался папа и опустил взгляд в бокал.
— Скажи, почему вы не помогли мне его вернуть? Я же нашла его, я слышала его голос.
— Это лаял не он.
— Откуда ты знаешь?
— Мы нашли Томми в первый же вечер. Он попал под электричку. Он был уже мертвым. Мы с мамой тогда решили тебе не говорить.
От папы я возвращалась на метро. В полупустой вагон вошла молодая пара с дочкой, девочкой лет двенадцати. Она демонстративно села подальше от родителей, принялась всхлипывать и отчаянно вытирать слезы рукавом куртки. Ни мама, ни папа не подошли к ней, не попытались утешить, но и не спускали с нее глаз. Я сидела напротив девочки и читала ее мысли: «Мои мама и папа — самые ужасные родители на свете». Как мне хотелось сказать ей, что она заблуждается...
Книгу Виктории Казариной "Любовь к каждой собаке. До и после приюта" можно купить в крупных книжных магазинах и в интернет-магазинах (Лабиринт, Озон, Book24).