Сергей шагнул мордатому навстречу и в одном плавном, стремительном движении всего своего отлично, как механизм, слаженного тела, перехватил на замахе левой рукой правую руку атакующего, одновременно с этим, своей правой рукой крепко ухватил его за ворот и потянул на себя, и в тот же момент, плотно вжав голову в плечи и слегка подсев, боднул его снизу-вверх в лицо, вложившись в удар всем корпусом. Глухой хруст ломающейся челюсти и булькающий крик стеганул его по ушам. Не отпуская оседающего противника и не прекращая своего змеиного движения, он крутанулся вокруг главаря и бросил его под ноги второму, заднему, который с запозданием бросился ему на спину. Тот второй, высокий и пухлый парень, не успел должным образом среагировать на возникшее под ногами препятствие. Он споткнулся о своего товарища, тщетно попытался удержать равновесие, наклонился вперёд и широко взмахнул руками. В этот "золотой миг", Сергей достал его встречным правым прямым в переносицу. Пухлый рухнул не издав ни звука, как бык на бойне, и перекатившись на бок застыл. Третий, прыщавый и тощий, как и положено трусу, был сообразителен и лёгок на ногу. Он сразу отпрянул в сторону и быстро побежал, вертляво оглядываясь и по-заячьи петляя из стороны в сторону. Сергей молча, как демон, погнался за ним. Увидев погоню, "заяц" взвизгнул и попытался оторваться. Они вихрем пронеслись через заснеженный двор, пересекли детскую площадку и выбежали к старому стадиону. Кругом было пустынно и тихо. "Заяц" выдохся. Сергей резко сократил разделявшее их расстояние и короткой подсечкой сбил его с ног. То кувыркнулся, упал, быстро поднялся на четвереньки и тут же оказался распластанным под обрушившимся на него Сергеем.
- Нет, нет!.. Не надо!.. - кричал он, пытаясь вырваться.
Вжав левой рукой его сальную голову в обледенелый асфальт, Сергей коротко ударил его кулаком в почку. "Заяц" заверещал и инстинктивно протянул правую руку назад, к месту, где было больно. Сергей перехватил его кисть, вывернул её почти до затылка и, встав на неё коленом, перевёл дух.
- Тихо, тихо, - говорил он тоном мясника, - не стони... Ещё не началось.
- А-а-а, - выл прижатый к земле и смертельно испуганный парень. - Не надо, не надо!.. Прошу!.. Оставьте меня! нет! нет!.. Я же просто... А-а-а-а!
Сергей сильнее вдавил его лицо вниз.
- Заткнись!
Он быстро залез в его карман и, что-то нащупав, нехорошо улыбнулся.
- Э-ге-ге-е... Вот оно что!
Он покрутил в руке тяжёлый медный кастет.
- Сам делал? А? Не слышу?! - он дёрнул уже и без того почти вывихнутую руку.
- Не-е-е-ееет! Не я-я-я! А-а-а-а!
- Врёшь, падаль! Убью!..
- Я! Я! Простите!.. - захныкал паренёк.
- Сам виноват. Да ты, потерпи, потерпи... - Сергей быстро надел кастет себе на пальцы и крепко сжал руку. - Сейчас...
- Отпусти, а? Отпусти? - вдруг быстро и отчётливо заговорил парень, перестав от страха чувствовать боль в руке. - Пожалуйста, а?! Я не буду!.. А? Я тут недалеко живу...Правда! Я всё... А-А-А-АААААА!!!
Отчаянный крик разрезал темноту на части и эхом отразился от далёких многоэтажек.
- А-А-А-А-А!!! - продолжал орать он, но Сергей был глух. Он размахнулся снова, и второй раз, наотмашь, ударил отобранным кастетом по сломанному ещё от первого удара локтю. Вопль перешёл в пронзительный, животный визг и внезапно на самой высокой ноте оборвался: парень потерял сознание.
Сергей слез с него и перевернув всмотрелся в его лицо. Покачав головой, он встал, отряхнулся и быстрым шагом направился к домам. Проходя мимо мусорных баков, он выбросил тускло блеснувший кастет. Пора было возвращаться домой.
***
Я окончательно потерял Сергея из виду около 5лет назад. Собственно, мы никогда и не были друзьями. Я был трусоват, когда дело доходило до кулаков, и предпочитал держаться особняком, а он, в то время худенький мальчик с мечтательными глазами, был озорником и заводилой среди местных ребят. Мы жили в одном доме, учились в одной школе и бегали одними дворами, но и тогда и сейчас, между нами была пропасть. И всё же, нечто общее связывало нас: это была его старшая сестра.
Ей было 16. Непостижимый возраст для 12 летних мальчишек. Она была высокой, очень стройной и немного меланхоличной девушкой. Её тёмные глаза смотрели печально и строго, и я, со всей мальчишеской пылкостью, был по уши в неё влюблён. У неё был чудесный белый шпиц, Альма, и она часто подолгу гуляла с ней. Мне тоже наконец-то купили долгожданную собаку - крепенького и ладного миттельшнауцера. Я был безмерно счастлив и пропадал с ним на улице часами. Мой питомец рос, матерел и иногда играл с Альмой. Тогда мы невольно шли рядом, и моё сердце замирало и почти останавливалось в груди. Была ли Ольга красивой? Я не знаю. Её русые волосы спокойно спускались на тонкие плечи, а хрупкие ладони бережно несли изящный тонкий поводок или прутик, который она изредка бросала Альме. Летом она носила длинные, светлые платья, и её образ навсегда остался во мне как некий воздушный, прозрачный и почти бестелесный идеал женственности. Впрочем, я могу ошибаться.
Увидев нас вместе, девчонки, мои ровесницы, начинали шептаться и хихикать, заставляя меня безбожно краснеть и проклинать их. Ольга тогда смотрела на меня искоса и слегка улыбалась. Сергей редко ходил с ней: у него было слишком много других дел. Встретив нас вместе, он всегда очень серьёзно жал мне руку и никогда не подшучивал. Я был очень благодарен ему за это.
В то воскресенье, в конце апреля, они пошли гулять с Альмой вместе. Недалеко от нашего дома был старый парк, и собакам там было настоящее раздолье. Нагулявшись, они засветло возвращались по самой дальней, пустынной аллее, которая выходила на улицу, ведущую к нашему дому. В одном месте, они заметили компанию ребят, но не стали сходить с дороги: в лесу была жуткая грязь. Ребят было четверо. Самому старшему было около 18, остальным лет по 15. Когда они проходили мимо, кто-то грубо пошутили в адрес Ольги. Она промолчала и, сдерживая возмущённого Сергея, взяла его под руку и ускорила шаг. Сергей шёл с трясущимися от гнева губами. Оскорбления продолжали нестись им вслед. Заигравшаяся и отставшая Альма, собака очень ласковая и дружелюбная, пробегая мимо ребят, обнюхала одного. И тогда тот, старший, сильно ударил её ногой под брюхо. Ольга обернулась на собачий визг, и Сергей вырвался из её рук. Он кинулся к обидчику и сходу, дважды так ударил его в лицо, что у того пошла носом кровь. Завязалась потасовка. Сергей настолько рассвирепел, что его ни как не могли остановить. Захлёбываясь слезами и кровью, он снова и снова бросался на всех подряд, падая и снова вскакивая. Разозлившись, старший ударил его кулаком в лицо со всей силы. Последнее что помнил Сергей до сотрясения мозга, это крупная аляповатая золотая печатка на пальце того подонка. Она разорвала ему нижнюю губу, оставив ему на память его первый, маленький, белый, ветвящийся шрам.
В пылу драки, Ольга пыталась помочь брату, отталкивая и стегая кого-то поводком по спине и по лицу. Её грубо ударили в грудь и она, неудачно упав сломала себе левую руку, да так, что кость, прорвав мясо и кожу выскочила наружу, сквозь запястье. В тот же миг окончательно рухнул и Сергей, после чего испуганные "молодцы" спешно ретировались...
Невзирая на жгучую боль, Ольга одной рукой дотащила брата за шиворот оставшиеся полкилометра до дороги, а там, их подобрала машина. Сергей очнулся в больнице. Все и особенно Ольга, очень волновались за него, но он быстро пошёл на поправку. С Ольгой, всё обстояло гораздо хуже...
Перелом оказался очень тяжёлым, а рана инфицированной. Рука гноилась и долго не срасталась. Ольге сделали несколько сложных операций и, в общей сложности, она провела в больницах полгода. А когда её выписали, у неё начался рак. Обнаружилось это уже слишком поздно...
Как-то осенью, я прогулял школу и (как оказалось) в последний раз увидел Олю. Она стеснялась теперь гулять со всеми собачниками и выходила с Альмой позже обычного. Она была необычайно худа, почти невесома, а под глазами у неё залегли глубокие, чёрные тени. Оля не заметила меня и прошла совсем близко, словно призрак, той, когда-то знакомой мне, молодой девушки. Она быстро устала и повернула к дому. Больше она во двор не выходила. Спустя два месяца она умерла.
Никого из тех ребят не нашли. Да их и не особенно искали. Только Сергей, разом изменившийся, повзрослевший, молчаливый и собранный, всегда помнил о той трагедии.
Он отчётливо помнил каждое лицо тех подонков, и до боли в глазах искал их в толпе, сжимая в кармане отточенный до состояния опасной бритвы нож. Потом он с родителями переехал. Потом пошёл в армию, а я - в колледж. Мы не виделись много лет, а увидевшись, не знали о чём говорить. Мне думалось, что я многое безвозвратно забыл, но, увидев его глаза, почувствовав исходящую от него грозную силу, сразу вспомнил. Мы немного прошлись и он сдержанно, с недомолвками, рассказал о себе. Его можно было принять за сумасшедшего или одержимого. Он жил странной, немыслимой для обычного человека жизнью, подчиняясь собственному, таинственному и мрачному ритму, держась своего свода законов и правил, нерушимый строй которых он выполнял непреклонно, без раздумий, как машина. Это производило гнетущее и вместе с тем, глубоко задевающее за живое, впечатление.
С тех пор мы больше не виделись. Раз, до меня дошли слухи, что он в больнице и умирает. Ему действительно пробили голову железным уголком, но он снова выкарабкался и быстро встал на ноги. И я понял, что он просто не мог пока умереть. Его время ещё не пришло.
Я не знаю, где он сейчас, но я точно знаю, что он делает в эту минуту. Он ищет их. Ищет долго и без устали. Ночью и днём, в жару и холод, во сне и наяву. Всегда. Ищет, чтобы найти, а не чтобы искать.
Я начинаю забывать его лицо, но отчётливо помню его взгляд. Он смотрит сквозь меня и в кровавой мутной дымке видит лица тех людей. Странная, бросающая в дрожь усмешка витает на его губах. Люди отворачиваются от этого взгляда. Им страшно. Теперь я знаю почему: ведь так улыбается сама смерть.
Конец.